ГЛАВА I. ИТАЛЬЯНЦЫ

Во время возрождения цивилизации в Европе ни одна страна не находилась в столь особенно благоприятном коммерческом и промышленном положении, как Италия. Варвары не в состоянии были до основания разрушить древнеримскую культуру. Благодатное небо и плодородная почва, даже при безыскусственных способах земледелия, обеспечивали богатые средства для пропитания густого населения. Наиболее необходимые искусства и промыслы настолько же мало поддались разрушению, как и римский муниципалитет. Богатое береговое рыболовство повсюду служило школой для воспитания мореходов, и мореплавание вдоль растянутого морского побережья с избытком вознаграждало недостаток внутренних путей сообщения. Близость Греческого королевства, Малой Азии и Египта, с которыми соединяло Италию море, обеспечивала стране решительные успехи в восточной торговле, которая прежде, хотя и в небольших размерах, велась с северными странами через Россию. Вследствие этих сношений в Италию необходимо должны были перейти те самые науки, искусства и отрасли мануфактурной промышленности, которые были спасены Грецией, как наследие античной цивилизации.

После освобождения итальянских городов Отгоном Великим здесь должна была также подтвердиться истина, для которой история представляет так много доказательств, а именно, что свобода и промышленность идут рука об руку, хотя нередко одна из них прежде вызывается к жизни. Если где-либо зарождается торговля или промышленность, это уже показывает, что недалека и свобода; поднимет ли где свобода свое знамя — это служит уже верным признаком того, что рано или поздно промышленность откроет туда путь. Ибо ничего нет естественнее того, что человек, овладев материальным и умственным богатством, стремится обеспечить его за своим потомством, или что он, обеспечив себе свободу, направляет все свои силы к тому, чтобы улучшить свое физическое и интеллектуальное состояние.

В первый раз со времени гибели свободных государств древности итальянские города предстали перед взором мира в виде свободной и богатой общины. Города и страны постепенно возвышаются и в этом стремлении получают сильную поддержку в крестовых походах. Перевозка крестоносцев и снабжение их провиантом не только способствуют развитию мореплавания этих городов, но дают повод и случай к возникновению обильных последствиями торговых сношений с Востоком, к введению новых отраслей промышленности, новых приемов в акклиматизации новых растений, к знакомству с новыми удовольствиями жизни. С другой стороны, гнетущее феодальное устройство в разнообразных отношениях слабеет, благоприятствуя, таким образом, развитию свободного земледелия и городов.

Рядом с Венецией и Ганзой выделяется особенно Флоренция по своей мануфактурной промышленности и по своей торговле деньгами. Уже в XII и XIII веках ее шелковое и шерстяное производство стоит на высокой степени процветания; корпорации, занимающиеся этими производствами, принимают участие в государственном управлении, под их влиянием создается республика. Одна шерстяная промышленность имеет 200 фабрик; ежегодно вырабатывается 80 тыс. кусков сукна, материал для которого получается из Испании.

Сверх того из Испании, Франции, Бельгии и Германии ежегодно ввозится на 300 тыс. гульденов невыделанного сукна (rohe Tuch), которое после отделки его вывозится затем в Левант. Флоренция является банком всей Италии; здесь насчитывается до 80 банкирских контор5 .

Ежегодный доход государства простирался до 300 тыс. золотых гульденов (15 млн франков), следовательно, был гораздо больше доходов современного Неаполитанского королевства и Аррагонии и больше доходов Великобритании и Ирландии времен королевы Елизаветы6 .

Таким образом, мы видим, что уже в XII и XIII столетиях Италия располагает всеми элементами национально-экономического благосостояния и в коммерческом и в промышленном отношении стоит далеко впереди всех других наций. Ее земледелие и фабрики служат для прочих стран примером и предметом соревнования. Ее дороги и каналы — совершеннейшие в Европе. Ей обязан цивилизованный мир банками, компасом, усовершенствованием постройки кораблей, векселями и множеством торговых порядков и узаконений, равно как большим количеством установлений городских и государственных. Ее флоты, торговый и военный, — без сравнения, значительнейшие в южных морях. В ее руках всемирная торговля: ибо, за исключением незначительных еще сношений с северными морями, вся торговля сосредоточена в морях Средиземном и Черном. Она снабжает все страны предметами мануфактурного производства, предметами роскоши и продуктами жаркого пояса, сама же от них получает сырые материалы. Ей недостает только одного, чтобы быть тем, чем является в настоящее время Англия, и, не имея этого одного, она теряет все: ей недостает национального единства и вытекающего отсюда могущества.

Итальянские города и магнаты не считали себя членами одного организма, но воевали между собой, разграбляли друг друга как независимые силы и государства. Рядом с этой внешней войной каждая община была раздираема взаимной внутренней борьбой демократии, аристократии и единодержавия. Эту гибельную борьбу поддерживали и усиливали чужеземные силы и нашествия, а также туземная духовная иерархия с ее отлучением от церкви, что делило отдельные города еще на два враждебных лагеря.

Как Италия подкапывалась сама под себя, показывает история ее морского могущества. Прежде всего (с VIII по XI век) выдается своим величием и могуществом Амальфи7 . Его корабли покрывают моря, и все обращающиеся в Италии и в Леванте деньги — амальфийские. Амальфи устанавливает самые разнообразные законы о мореплавании, и во всех средиземных гаванях действует амальфийское право. В XII веке это морское могущество сламывается Пизой; но сама Пиза падает под ударами Генуи, а эта последняя в свою очередь после столетней войны должна преклониться перед Венецией.

Гибель Венеции также является непосредственным результатом этой узкой политики. Союзу итальянских морских сил нетрудно было бы не только поддержать преобладающее влияние Италии в Греции, в архипелаге, в Малой Азии и Египте, но даже расширить его и укрепить, противопоставить преграду успехам турок и их пиратам и даже оспорить у португальцев путь к мысу Доброй Надежды. Но при современном положении дела Венеция не только была предоставлена своим собственным силам, но она оказалась парализованной стараниями других итальянских государств и соседних европейских держав.

Хорошо организованный союз итальянских государств без труда мог бы оградить самостоятельность Италии против великих монархий. Опыт организации такого союза был сделан в 1526 году, но лишь в момент опасности и вследствие лишь временной настоятельной нужды. Равнодушие и измена его членов и вождей обусловили Миланское иго и гибель Тосканской республики. С этого времени начинается упадок промышленности и торговли Италии8 .

До этого времени и после Венеция выказывала стремление стать отдельной нацией. Пока она имела дело лишь с раздробленными национальностями или с угасающей Грецией, ей было нетрудно поддерживать свое мануфактурное и торговое верховенство в прибрежных странах Средиземного и Черного морей. Но как только выступили на политическую арену цельные и полные жизни нации, оказалось, что Венеция была лишь городом и что венецианская аристократия не больше, как городская аристократия. Хотя ею было завоевано много островов и обширных провинций, но этими провинциями всегда управляли как завоеванными, и, таким образом, по свидетельству всех историков, каждое завоевание лишь ослабляло ее, вместо того чтобы усиливать.

В то же самое время постепенно вымирал в республике тот дух, которому она обязана была своим величием. Могущество и благосостояние Венеции — плод патриотической и мужественной аристократии, происшедшей от энергической и свободолюбивой демократии, — сохранялись и возрастали до тех пор, пока свобода поддерживала энергию демократии, руководимой патриотизмом, мудростью и геройским духом аристократии; но чем более аристократия вырождалась в деспотическую олигархию, убивавшую всякую свободу и энергию в народе, тем более исчезали корни могущества и благосостояния, хотя ветви и листва их зеленели еще некоторое время9 .

«Нация, впавшая в рабство, — говорит Монтескье, — стремится более сохранять приобретенное, нежели работать для того, чтобы приобретать; свободная же, напротив, стремится более приобретать, чем сохранять»10 . К этому наблюдению, совершенно справедливому, он мог бы добавить: «и так как стремятся лишь сохранять, но не приобретать, то идут по пути к разорению»; ибо каждая нация, не идущая вперед, опускается все ниже и ниже и должна наконец потонуть. Далекие от стремления расширять свою торговлю и делать новые открытия, венецианцы ни разу не пытались извлечь пользы из чужих открытий. Что они могли бы быть отстранены от торговли с Ост-Индией через открытие нового торгового пути, это им ни разу не приходило на мысль прежде, чем этот путь не был открыт. Они не хотели верить в то, что было видно всему миру. И когда они начали ощущать убыточные последствия совершившегося переворота, тогда они старались поддержать значение старого пути, вместо того чтобы воспользоваться выгодами нового, — они прибегали к низким интригам для сохранения и приобретения того, чего можно было добиться лишь умением искусно воспользоваться вновь создавшимися отношениями, предприимчивостью и мужеством. И когда они утратили то, чем владели, и когда сокровища Восточной и Западной Индии потекли вместо их гаваней к Кадиксу и Лиссабону, они, как глупцы или расточители, схватились за алхимию, в которой хотели найти спасение11 .

Во времена развития и расцвета республики занесение в золотую книгу считалось наградой за особенные труды в торговле или промышленности, или за государственные или военные заслуги. Такая почесть оказывалась даже чужеземцам; таковы, например, были знатнейшие из фабрикантов шелка, переселившиеся из Флоренции12 . Но эта книга была закрыта, когда начал устанавливаться взгляд на почетные места и на государственные доходы как на фамильное наследственное имущество патрициев. Позднее, когда почувствовалась необходимость освежить обедневшую и выродившуюся аристократию, эта книга была снова открыта. Но теперь не заслуги государству, как в прежние времена, а богатство, древняя благородная родовитость сочтены были главной заслугой, дававшей право на почетную запись. Между тем значение золотой книги так упало, что она оставалась напрасно открытой в течение целого столетия.

Если вопросить историю о причинах упадка этой республики и ее торговли, то ответ будет таков: они лежат прежде всего в безумии, расслаблении и малодушии выродившейся аристократии и в апатии народа, погруженного в рабство. Торговля и мануфактуры Венеции должны были погибнуть, если бы даже не был открыт путь через мыс Доброй Надежды.

Этот упадок, как и вообще упадок всех прочих итальянских республик, зависит от недостатка национального единства, от чужеземного влияния, от господства туземного духовенства и от возникновения в Европе великих, сильных и объединенных национальностей.

Если в частности рассмотрим венецианскую торговую политику, то с первого взгляда придем к убеждению, что торговая политика новейших торговых и мануфактурных государств представляет не что иное, как копию венецианской в увеличенном, т. е. национальном, масштабе: ограничение мореплавания и ввозные пошлины в интересах туземных мореходцев и внутренних фабрик против чужеземных и рано установившийся обычай ввозить чужеземные сырые материалы по преимуществу и вывозить мануфактурные товары13 .

В новейшее время для подтверждения принципа свободы торговли старались доказать, что причины падения Венеции нужно искать в ограничениях. Но в этом мнении только малая доля правды, а больше ошибочного. Если мы без предубеждения будем исследовать историю Венеции, то найдем, что здесь, как позднее и в великих государствах, свобода и ограничения международных сношений в различное время были или благоприятны, или вредны для могущества и благосостояния нации. Неограниченная свобода торговли была полезна республике в первое время ее развития. Каким образом иначе могла бы она из рыбачьей деревни быстро возвыситься на степень торговой державы? Полезны ей были также и ограничения, когда она достигла уже известной степени могущества и богатства, ибо посредством этих ограничений завоевала она себе мануфактурное и торговое верховенство. Но после того, как ее мануфактурное и торговое могущество сделалось преобладающим, ограничения оказались для нее гибельными; ибо это поставило преграду к соревнованию с другими нациями и явилась беспечность. Таким образом, не введение ограничений, а сохранение их после того, как исчезли причины, их вызвавшие, было вредно для венецианцев.

Затем этот аргумент страдает большим недостатком потому, что упускается из вида возникновение великих национальностей под управлением наследственных династий. Венеция (хотя и обладательница провинций, однако не что иное, как итальянский город) при быстром развитии своего мануфактурного и торгового могущества должна была бороться с другими итальянскими городами, и исключительность ее торговой политики могла иметь значение лишь до тех пор, пока против нее не выступали цельные, объединенные в своих силах нации. Но как скоро это совершилось, Венеция могла поддержать свое верховенство в том только случае, если бы ей удалось стать во главе объединенной Италии и привлечь к своей торговой политике всю итальянскую нацию. Иначе никакая торговая политика, как бы ни была она остроумна, не в состоянии была поддержать торговое преобладание отдельного города среди объединенных наций.

Из примера Венеции, на основании которого в такое время, как наше, хотят извлечь доказательство против торговой политики ограничений, нельзя вывести другого заключения, как только то, что один город, или маленькое государство, среди великих держав не может вводить или поддерживать с успехом эту систему и что государство, достигшее мануфактурного и торгового верховенства при помощи ограничений, раз оно достигло своей цели, возвращается снова с успехом к принципу свободы торговли.

В этом случае, как и во всех спорах о свободе международной торговли, мы встречаемся с употреблением слова «свобода», которое дает повод к смешению понятий, бывшему уже причиной великих заблуждений. О свободе торговли рассуждают как о религиозной или гражданской свободе. Друзья и подвижники свободы вообще считают себя обязанными защищать свободу во всех ее формах, таким образом, и свобода торговли приобрела популярность, причем не обращается внимания на различие, существующее между свободой внутренней торговли и свободой торговли внешней, между тем как та и другая по своей сущности и по результатам совершенно различны. Так, ограничения внутренней торговли только в редких случаях совпадают с индивидуальной свободой граждан, между тем как во внешней торговле высочайшая степень индивидуальной свободы может существовать рядом с очень значительными ограничениями. Возможно даже, что следствием высочайшей степени свободы внешней торговли будет национальное порабощение, как это мы покажем позднее на примере Польши. В этом смысле говорит уже Монтескье: «В странах свободы негоциант встречает бесчисленные стеснения, и нигде он не бывает менее стеснен законами, как в странах порабощенных»14 .








Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх