• Вино дает хороший навар
  • Главное – никакой рационализации
  • Новое поколение выпивает с пепси
  • Александр Кабаков

    (ДЕНЬГИ № 15 (268) от 19.04.2000)

    20 STORY: Ласточкино гнездо

    Во Франции его называли на местный манер – Жан. Но юный приезжий, г-н Мартель, стараясь стать своим среди шарантаских виноградарей и виноделов, в то же время сохранял в душе чисто английское уважение к двум вещам: работе без отдыха, work like a horse, и честной игре, fair play.

    Как оказалось, через 300 лет и то, и другое пошло на пользу семье: на коньячный дом Martell сейчас приходятся 17,5 % продаваемого в мире коньяка. Каждую минуту кто-то на планете открывает новую бутылку Martell... А литр самой доступной мартелевской марки VS стоит в duty-free около $25. Джон Мартелл – Жан Мартель был бы доволен.

    Вино дает хороший навар

    Он родился в 1694 году на британском острове Джерси. Но главный местный бизнес – разведение тонкорунных овец, шерсть которых дала название знаменитому трикотажу – не привлекал его. Чтобы руно стало золотым, надо было иметь земли – большие пастбища, которых он не унаследовал. А работать на другого он не хотел даже в юности.

    Из приличных занятий оставалась торговля. Переплыв пролив, Джон стал Жаном и занялся небольшим экспортом-импортом: вывозил на родину из плодородной Франции все, что можно было продать не избалованным климатом и изысканной едой англичанам.

    Конечно, лучше всего пошло бы знаменитое французское вино. Но к этому времени уже давно стало ясно, что сухие вина плохо переносят путешествие – в море их мутит, и благородное бордо превращается в бурду.

    Впрочем, уже несколько столетий существовал способ возить алкоголь через море: вина делали креплеными, как херес или мадеру, а то и просто перегоняли в спирт, получивший название бренди (brandy – искаженное голландское «вареное вино»). Лучший бренди делали в городке Коньяк, что в провинции Шаранта.

    В 1715 году Жан Мартель поселился в Коньяке и открыл свою фирму. Поначалу он просто скупал продукцию наиболее авторитетных самогонщиков Шаранты и Приморской Шаранты, подолгу выдержанную в бочках, (сами французы не слишком жаловали «вареное вино», предпочитая ему свежеприготовленное, поэтому коньячные спирты здесь были в избытке), – и переправлял на родной Джерси. Бочки грузили на небольшие барки, по рекам они выходили в океан, и уже через неделю в английской таверне имеющий склонность к алкоголю эсквайр с удовольствием запивал баранью отбивную французским пахучим и сильнодействующим напитком.

    Так сложились основы маркетинговой политики Мартеля на столетия вперед: качественный продукт и упор на экспорт.

    То и другое требовало жесткости в ведении дел и не позволяло хозяевам вести роскошную жизнь. Сегодня, стоя на кухне или в гостиной домика Жана Мартеля (окруженный коньячными складами, построенными тогда же, дом сохранен как реликвия), понимаешь, как создавались old money («старые деньги»), заслуженно уважаемые в мире.

    Они не вылетали из земли с нефтяной струей, не прилипали к рукам при «прокручивании» казенных ассигнований – год за годом, столетие за столетием их «выращивали» тяжким трудом и постоянной экономией.

    Простой дубовый стол с кувшином вина, куском сыра и блюдцем орехов – завтрак основателя династии. Бювар, набитый долговыми расписками соседей и подрядчиков, сильно поношенные сапоги и треуголка, в которых хозяин объезжал виноградники и винокурни. И на бюро – письмо на родину, полное достойной гордости: «Могу без пустой похвальбы утверждать, что мое предприятие – одно из самых успешных в здешних краях...» Шел шестой год существования коньячного дома «Мартель».

    Сегодня, почти через 300 лет, дело принадлежит той же семье. Его возглавляет 55-летний Патрик Мартель, загорелый и седовласый любитель рыбалки и лыж, регби и скачек, заслуженный персонаж международного высшего света.

    Но гены славной семьи крепки. Больше всего Патрик оживляется, когда речь заходит о сохранении качества продукции и расширении рынков.

    Главное – никакой рационализации

    В 1728 году Жан Мартель купил земли и здания в коньячном районе Гатебурс. С тех пор здесь и находится «дом основателей», где по сей день расположены главные офисы фирмы. Дела шли все лучше, никто уже не называл продукцию Мартеля просто бренди. На экспорт шел Cognac Martell VS, то есть very special («совершенно особый» по-английски), что свидетельствовало об основной ориентации сбыта. Английское дворянство просто помешалось на прекрасном французском напитке, и даже более или менее зажиточные простолюдины позволяли себе пропустить стаканчик. Так что для поддержки отечественного производителя британские власти стали поощрять собственное самогоноварение, чем способствовали появлению дистиллерий едва ли не в каждом шотландском и ирландском дворе и, соответственно, разнообразию на рынке виски, а также спаиванию пролетариата. Но истинные джентльмены пили Martell, хвалили французское качество, и с каждого глотка благородного напитка капал пенни или сантим в сундук стареющего в довольстве и процветании Жана.

    Он умер, немного не дотянув до шестидесяти, и оставил безутешной вдове Рашель и сыновьям Жану и Фредерику прекрасно налаженное дело и наследственный дар ведения бизнеса.

    Самым главным в науке, которую старик преподал наследникам, было умение сохранять технологическую традицию, ни в коем случае не заменяя ее новшествами, как бы соблазнительны они ни были. Правил было немного, но они были непоколебимыми.

    Во-первых, спирт. В коньячный спирт для Martell перегоняется вино только с виноградников четырех областей: Бордери, Гран-Шампань, Пти-Шампань и Фэн-Буа. Смешивание этих спиртов, причем Бордери дает в основном вкус, а Шампань – крепость, и создает коньяк Martell.

    Во-вторых, бочки, в которых спирт выдерживается до 30, а то и до 50 лет. Их делают полностью вручную из дуба, растущего в областях Тронсе и Лимузен, и только из него: его структура позволяет части коньяка при хранении испаряться, отчего оставшийся коньяк делается золотистым и приобретает именно коньячный запах.

    Каждую бочку от начала до конца – от обстругивания дубовых клепок до стягивания обручами над костром (намоченная древесина легче сгибается над огнем) – делает один бондарь. Бочка стоит около $500, мастер получает за нее около $30. За смену он делает около десятка. Отличная работа, ею гордятся и дорожат.

    В-третьих, смешивание спиртов различного происхождения и возраста. Как смешивать, знает только один человек в компании, мастер купажа, гений обоняния. Занятие это, как и руководство компанией, наследственное. Мартелей во главе фирмы к сегодняшнему дню сменилось восемь поколений, а купажеров – семь, включая нынешнего обладателя драгоценного носа Патрика Рагюно. В хорошем коньяке около 50 компонентов. Патрик может обнаружить по запаху отсутствие или избыток любого.

    В-четвертых, никаких отступлений от предыдущих трех. А чтобы следование канону было гарантированным, надо быть уверенным в каждом этапе. Поэтому виноградники – собственные, 270 га в Шаранте, где Мартель сегодня – крупнейший землевладелец. Плюс 2500 более мелких виноградарей, многие из которых работают на Дом почти 300 лет.

    Поэтому дубовые леса свои, свои лесопильни, бондарные мастерские. Поэтому только собственные винокурни плюс еще 13 заводов под мартелевским контролем технологии. И, конечно, никаких технологических перемен: медные котлы, нагреваемые газовыми форсунками, медные змеевики... Разве что процесс теперь контролирует не дегустатор, еще недавно на вкус определявший крепость выходящего из гигантского самогонного аппарата спирта, а настроенный на точное время перегонки компьютер.

    И свои склады, где коньячный полуфабрикат хранится десятилетиями, обязательно на уровне земли – уходящие в полутьму ряды бочек с меловыми пометками года и сорта. И среди них один, называемый Paradis («райский»), в котором выдерживаются 50-летние драгоценные жидкости. В это хранилище Морис Мартель, глава фирмы в конце XIX – начале XX века, известный тем, что никогда не снимал шляпу, входил, обнажив голову...

    Вот, собственно, и все, что нужно для того, чтобы сделать самый, пожалуй, знаменитый и дорогой алкоголь в мире: три века работы и уважение к обычаям предков. У любого, кто хочет всерьез заняться настоящим семейным бизнесом, 300 лет впереди.

    Chateau de Chanteloup («Дом поющего волка»), семейный замок Мартелей, стоит в ближнем пригороде Коньяка. Прямо напротив ворот, за шоссе, начинаются виноградники. Проснувшись по московскому времени, на два часа раньше, чем следовало бы на новом месте, я спустился на первый этаж.

    В синей библиотеке поблескивали янтарем на курительном столике недорогой Martell VS и гораздо более приличный Martell Medaillon VSOP. В кремово-зеленоватой гостиной на сервировочной тележке сиял золотом роскошный Martell Noblige и уже совершенно заоблачный Martell Cordon Bleu. В кожаной бильярдной кто-то оставил початую бутылку, точнее, хрустальный графин невообразимого Martell XO Supreme... Для семи утра выбор был неплохой, и от греха подальше я вышел на лужайку.

    Пруд сверкал, белые и черные лебеди демонстрировали сходство своих шей со змеевиками, которые так и называются – swan’s neck. В дальнем углу парка жужжали электрические пилы: рабочие ликвидировали последствия зимнего бурелома. Я вдохнул полной грудью свежий воздух и почувствовал, что пьянею отнюдь не от прохлады: в атмосфере явственно чувствовалось присутствие чего-то более существенного. «Доля ангелов»! – вспомнил я и почувствовал себя одним из этих неземных созданий.

    Долей ангелов называют в здешних краях то самое испарение, которое уходит сквозь дуб бочек. Мартель хранит в своих погребах 210 тыс. бочек, то есть примерно 140 млн бутылок.

    Ангелам достаются 2 %. Они неплохо живут – 3 млн бутылок классного коньяка ежегодно. Вряд ли после этого они ищут другое поселение. Во всяком случае, в Коньяке уверены, что уж ласточки-то точно возвращаются сюда год за годом и постепенно приобретают золотой цвет от парящей над провинцией выпивки. Золотую птичку, естественно, Мартель и выбрал своей эмблемой...

    А после ужина подали Martell L’Or в хрустале, отделанном настоящим золотом, и L’Art de Martell, выпущенный в 1997 году в количестве, понятное дело, 1997 пронумерованных бутылок. Каждая стоит примерно $2 тыс.

    Я сделал глоток и понял, что тут действительно мог бы запеть даже волк.

    Новое поколение выпивает с пепси

    Бизнес шел все лучше и лучше. Верные британцы пили исправно, а уже в 1797 году затребовал партию коньячного спирта (eaux-de-vie, «вода жизни») первый потребитель из России. Компания J&F Martell (по именам наследников основателя) неуклонно увеличивала продажи, XIX век прошел неплохо. Благородные русские понемногу начали соперничать в закупках с англичанами. К примеру, Александр III затребовал в 1883 году два ящика по 250 л в каждом. Судя по тому, что мы знаем о привычках балканского героя, большую часть сам и употребил... Были, конечно, и трудности. В 1813 году Наполеон допрыгался до континентальной блокады, но репутация Мартеля сделала свое дело: Дом получил лицензию от Британской короны, и бочки поплыли к противнику, в Англию. В 1881 году на Коньяк обрушилась чума, пришлось почти на год установить карантин, коньяки остались тихо стареть в хранилищах... Но в целом дело двигалось почти без сбоев. Богатые и изысканные люди учились все лучше разбираться в благородном напитке, Мартель делал все более утонченные купажи. Появление Cordon Bleu в 1912 году порадовало коньячную общественность – выше этого достижения, казалось, были только ангелы.

    Однако демократия наступала стремительно. После первой мировой войны народ пристрастился к американской моде – к коктейлям. Аристократическую манеру принять рюмочку XO после обеда начали утрачивать даже аристократы. К тому же Россия перестала заказывать напитки к императорскому двору.

    К середине 80-х годов полностью опростившегося ХХ века ситуация стала невеселой. В Европе и даже в богатой Америке все больше напирали на дешевый VS, дорогие марки продавались так себе.

    Именно в это критическое время молодой наследник и председатель совета директоров Патрик Ф. Мартель, получивший хорошее образование на земле предков (в лондонском колледже экономики) и уже успевший поездить по всему миру для изучения конъюнктуры, проявил генетическое деловое чутье и решительность. Он сделал ставку на азиатские рынки, резонно предположив, что быстро богатеющие сингапурцы, гонконгцы, малайзийцы, тайваньцы и даже просто «новые китайцы» из быстро модернизирующейся коммунистической Поднебесной захотят приобщиться к вершинам европейской алкогольной цивилизации. И он оказался абсолютно прав. Уже к концу 1990-х годов в Азии покупали 70 % Martell VSOP, 29 % еще более дорогих марок и только 1 % дешевого VS, в то время как в Европе и даже в Америке соотношение было обратным.

    Такой современный подход заинтересовал мощнейшего мирового дистрибутора алкоголя Seagram’s. В 1988 году «Мартель» вошел в эту компанию. Говорят, что за 8 млрд. – долларов или франков, узнать невозможно.

    А компания шла все дальше. Американцы, решили в Коньяке, тоже люди, хотя суют лед в любой напиток и норовят все разбавить кока-колой. Они хотят пить VS, доливая в него пепси или даже пиво, набивая высокие стаканы до конца льдом? OK, будет им long drink. Деньги не пахнут, даже если они пахнут испорченным коньяком. И «Мартель» начал новую маркетинговую кампанию. Золотая ласточка рванула через Атлантику и закружилась над Манхэттеном и Лос-Анджелесом, над новым поколением потребителей древнего золотого напитка...

    Я смотрел, как на вечернем приеме в «Доме поющего волка» представители компании демонстрируют удовольствие от аперитива, состоящего из коньяка пополам с колой, и вспоминал скромный стол Жана Мартеля и его почти бедную гостиную. Он был готов отказаться от удовольствий ради дела, и потомки оказались достойны основателя. Что ж, путь к успеху в бизнесе всегда таков – самоограничение и готовность принимать новые решения.

    Ангелы в небесах принюхивались к новому аромату, но деваться от прогресса им было некуда.








    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх