Одна из неотложных обязанностей христианской совести — как можно полнее свидетельствовать о заблуждениях и преступлениях расизма и антисемитизма. Я со своей стороны в меру сил старался выполнить эту задачу. Уже давно у меня родилась идея объединить в одном томе разрозненные тексты из многих книг, в которых я говорил о судьбах Израиля и о преследованиях, выпавших на его долю. Но я все откладывал это дело на будущее.

Многие из моих друзей, в особенности Жак Дешанель, литературный директор издательства «Desclée De Brouwer», советовали мне больше не медлить. Учитывая мой возраст, совет был, безусловно, своевременным. Во время отбора нужных текстов мне было позволено их быстро просмотреть[350] и внести некоторые изменения[351].

По правде сказать, я надеялся, что еще до объединения этих текстов я смогу сказать нечто серьезное о государстве Израиль, так как впредь будет невозможно обсуждать что-либо, связанное с еврейским народом, не касаясь темы государства. Однако состояние моего здоровья, а также предстоящие работы, от которых я не мог устраниться, явились препятствием для исполнения задуманного. Я был вынужден удовлетвориться лишь тем, чтобы в Постскриптуме подготовленного сборника дать необходимые объяснения на этот счет, и прошу извинить за излишнюю краткость в столь важной теме.

Ж.М.

1965

Имя Израиль

Израиль же будет спасен спасением вечным. Ис 45: 17; 54: 8

…Вечною милостию помилую тебя.

Имя крылатое, со всеми отсветами радуги.…

Раскаты грома, дробящегося о камни.

Имя милости и небес —

Израиль! Израиль! Имя истинное,

Эхо слез и плача,

Звучащего с божественной нежностью.

Чаша даров Духа Святого

Знамение Его обетований

«Израиль спасен спасением вечным»

}Израиль! Израиль!

Раиса Маритен Июнь, 1947

Ответ Жану Кокто (Paris, Stock, 1926)

Мы не можем не признавать духовную исключительность народа Девы Марии и Иисуса. В прошлом году «благонамеренные» молодые люди, желая освистать неугодного министра, кричали во все горло: «Абрам! Абрам!», не понимая, что они оскорбляли небеса, черня имя великого святого, отцовство которого обнимает всех верующих. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова…» Вот генеалогия нашего Бога. Приведем одиннадцатую главу Послания к Римлянам: «В отношении к благовестию они [евреи] враги ради вас; а в отношении к избранию возлюбленные Божии ради отцов».

Именно к ним мы привиты. Как же не быть нам внимательными к жизни того самого старого ствола? Нам следует с большой любовью, вниманием и почтением следить за волнениями, будоражащими еврейскую молодежь. Израиль — это народ-иерей. Его пороки — это пороки дурных священников; его достоинства — это достоинства святых священников. Я знаю евреев надменных и развращенных, но куда больше среди этого народа я знал людей благородных, с сердцем наивным и возвышенным, рожденных бедными и умерших еще более бедными, не страдающими ни алчностью, ни расчетливостью, для которых большее счастье — давать, нежели получать. Всегда есть евреи чувственные, но есть также и истинные израильтяне, в которых нет лукавства. Не могли бы они спросить себя, как некогда раввин Самюэль де Фез[352], какое сердце, какие уста восприняли песнопение утратившей власть Синагоги.

Целостный гуманизм (Paris, Aubier, 1936)

Не сказал ли нам ап. Павел по поводу временного отвержения и конечного принятия еврейского народа, что Бог всех заключил в непослушание, чтобы всех помиловать?[353] Если бы мы знали, что новый преходящий порядок в полноте и долговременности возникнет лишь после того, как «непослушание» и «грех», в которые «заключен» христианский мир с начала антропоцентрических времен, даст импульс новому излиянию «милосердия», то мы имели бы, возможно, представление о значимости исторического поворота, с которым связано возникновение нового христианства.

* * *

Эпоху, в которую мы сейчас вступили, можно было бы назвать «новым Средневековьем». Но это понятие может создать некоторые иллюзии. Скорее ее следовало бы назвать третьим возрастом, рассматривая в качестве первого христианскую античность, продолжавшуюся приблизительно восемь веков и характеризующую Средние века как время становления, воспитания и исторического созревания христианской Европы (как в добре, так и во зле). Новое время представляется прежде всего как время явного распада с огромным высвобождением энергии, накопленной за долгую предыдущую эпоху. О третьем этапе нашей цивилизации можно, конечно, сказать, что он уже начался, но в еще большей степени — что мы находимся на длительной подготовительной стадии, возвещающей его наступление. Такое деление церковной истории на три эпохи приводит св. Фома (или же автор, писавший под его именем, если данный комментарий, в противоположность мнению Мандонне, является апокрифом) во втором комментарии на Песнь песней[354]. Церковь тринадцатого века для него уже есть «современная Церковь», и он видит в воссоединении Израиля характерный признак третьей эпохи в истории Церкви и христианства.

Что касается перспектив нашего времени, то можно полагать, что данный, третий этап будет прежде всего содействовать повсеместному преодолению постсредневекового гуманизма, и никто не знает, сколько еще это продлится. Мы ни в коей мере не представляем новую эпоху как золотой век, на манер некоторых мечтаний милленаристов. Человек останется таким же, каков он есть, но он будет существовать при новом временном порядке и новом историческом климате, который также должен окончиться перед лицом новых перспектив, потому что все временное истощает свои силы. Только при этом порядке начнется расцвет целостного гуманизма, гуманизма Воплощения, о котором речь шла в предыдущих работах и который не предполагал бы никакой иной теократии, кроме теократии Божественной любви.

[В начале своей статьи[355], появившейся впервые в 1937 г. под названием «Странный антисемитизм», я решил поместить несколько строк, написанных на 25 лет позже[356]: «Об Израиле никогда не будут говорить достаточно вдумчиво или деликатно, и если бы мне пришлось переиздать мою статью "Странный антисемитизм"[1*], я исправил бы некоторые из моих высказываний, сделав их более точными. Когда весь народ был вознесен на крест, когда шесть миллионов из этого народа были зверски уничтожены, невозможно найти достаточно скорбные и участливые слова, чтобы коснуться вопросов, относящихся к этому событию».

Я хочу привести некоторые предварительные замечания, сделанные мною в 1941 г. для английского перевода той же самой главы[357]:

«Эссе, легшее в основу этой главы, было написано в 1937 г. В это время, несмотря на недостойную кампанию в некоторых расистских изданиях, проведение антисемитских мер, таких, какие вменялись правительству Виши во время немецкой оккупации в побежденной Франции, было неприемлемо. Огромное большинство французов игнорировало и даже презирало антисемитские брожения. В то же время было принято рассматривать проблему евреев на чисто философский манер, с некоторой долей равнодушия, присущего строгой интеллектуальной объективности. Я не знаю, мог ли бы я сейчас поступать подобным образом и позволительно ли после стольких преступлений, совершенных против евреев, говорить об антисемитизме бесстрастно.

Во всяком случае, остается несомненным, что именно великая любовь к еврейскому народу составляет основу независимости суждения, выраженного в моем эссе. Добавлю также, что оно написано не в психологическом, но в философском и религиозном плане. Я стремился охарактеризовать не эмпирический аспект событий, но главным образом их скрытый и сакральный смысл.

Наконец, я хотел бы добавить, что некоторые наиболее поразительные утверждения, относящиеся к духовной сути антисемитизма, можно найти в изданной в 1940 г. книге еврейского автора, который, что любопытно, оказывается сам очень невнимателен к глубочайшему христианскому смыслу, связанному с этой проблемой. Я не знаю, исповедует ли автор, Морис Сэмьюэл, иудаизм; быть может, это душа, ищущая Бога, но лишенная какой-либо определенной веры и рассматривающая себя «свободной» от веры в Божественное откровение, Ветхий или Новый Завет. Между тем свидетельство этого автора необычайно важно:

«Мы никогда не поймем без переосмысления терминов, — пишет Морис Сэмьюэл, — всей безмерности безумия, порожденного антисемитизмом. Именно Христа боятся национал-фашисты, именно в Его всемогущество они верят, именно Его в своем безумии они решили уничтожить. Даже сами слова «Христос» и «христианство» слишком могущественны, и привычка уважать их слишком глубоко укоренилась в сознании за прошедшие века. И нацисты хотят нанести удар по тем, кто ответствен за рождение и распространение христианства. И они решили оплевать евреев, как предавших смерти Христа, при том, что на самом деле их неотступно преследовало желание оплевать евреев за то, что они дали миру Христа, оплевать их, как христородцев»[358].

Сам по себе факт антипатии к евреям или повышенной восприимчивости к их недостаткам, нежели к их достоинствам, не есть антисемитизм. Антисемитизм есть страх, презрение и ненависть по отношению к еврейскому народу и желание подвергнуть его дискриминации. Существует множество форм и степеней антисемитизма. Не говоря о тех чудовищных формах, свидетелями которых мы сейчас являемся, заметим, что он может принять форму гордыни и высокомерного предрассудка, националистического или аристократического, или простого желания освободиться от мешающих конкурентов, или принять форму скверной привычки светского тщеславия, или даже невинного пристрастия к словопрениям. На самом деле никто не виновен. В каждом скрыт более или менее активный зародыш духовной болезни, распространяющейся сегодня по всему миру в виде навязчивой и смертоносной фобии, тайная сердцевина которой — злоба против Евангелия, христофобия».]

1. В свете предвидения апостола Павла

Приступая к исследованию истоков и различных форм антисемитизма, следовало бы вспомнить, что в центре всего стоит проблема рассеяния Израиля. Здесь мы хотели бы показать, что, каковы бы ни были внешние экономические, политические и культурные формы, связанные с этой проблемой, реально существует тайна сакрального порядка, о которой нам говорит ап. Павел в главах 9, 10, 11 Послания к Римлянам: «Что же скажем? Язычники, не искавшие праведности, получили праведность, праведность от веры. А Израиль, искавший закона праведности, не достиг до закона праведности. Почему? потому что искали не в вере, а в делах закона. Ибо преткнулись о камень преткновения, как написано:

Вот, полагаю в Сионе камень преткновения и камень соблазна; но всякий, верующий в Него, не постыдится[359].

Еще спрашиваю: разве Израиль не знал? Но первый Моисей говорит:

Я возбужу в вас ревность не народом, раздражу вас народом несмысленным.

А Исайя смело говорит:

Меня нашли не искавшие Меня;

Я открылся не вопрошавшим о Мне;

Об Израиле же говорит:

Целый день Я простирал руки Мои к народу непослушному и упорному..[360]»

«Итак, спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем пасть? Никак. Но от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность. Если же падение их — богатство миру, и оскудение их — богатство язычникам, то тем более полнота их.

Вам говорю, язычникам. Как Апостол язычников, я прославляю служение мое. Не возбужу ли ревность в сродниках моих по плоти и не спасу ли некоторых из них? Ибо если отвержение их — примирение мира, то что будет принятие, как не жизнь из мертвых? Если начаток свят, то и целое, и если корень свят, то и ветви.

Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их и стал общником корня из сока малины, то не превозносись перед ветвями. Если же превозносишься, то вспомни, что не ты корень держишь, но корень тебя. Скажешь: "Ветви отломились, чтобы мне привиться" <…> не гордись, но бойся. Ибо если Бог не пощадил природных ветвей, то смотри, пощадит ли тебя. Итак, видишь благость и строгость Божию: строгость к отпавшим, а благость к тебе, если пребудешь в благости Божией: иначе и ты будешь отсечен. Но и те, если не пребудут в неверии, привьются, потому что Бог силен опять привить их. Ибо если ты отсечен от дикой по природе маслины и не по природе привился к хорошей маслине, то тем более сии природные привьются к своей маслине.

Ибо не хочу оставить вас, братия, в неведении о тайне сей, чтобы вы не мечтали о себе, — что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников; и так весь Израиль спасется, как написано: "придет от Сиона Избавитель, и отвратит нечестие от Иакова. И сей завет им от Меня, когда сниму с них грехи их".

В отношении к благовестию, они враги ради вас, а в отношении к избранию, возлюбленные Божии ради отцов. Ибо дары и призвание Божие непреложны. Как и вы некогда были непослушны Богу, а ныне помилованы, по непослушанию их, так и они теперь непослушны для помилования вас, чтобы и сами они были помилованы. Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать»[361].

Евреи — это не «раса» в биологическом смысле этого слова; известно, состояние человечества таково в настоящее время, что среди многочисленных групп, находящихся в достаточно благоприятных условиях, нет чистых рас, и евреи не составляют исключения: смешение различных кровей, этнический водоворот в ходе истории был так же значителен, как и для других национальностей. С точки зрения этико-исторической, в соответствии с которой понятие «раса» характеризуется прежде всего общностью ментальных и моральных структур, опытом преемственности, общими воспоминаниями и устремлениями (причем наследственность, родовые особенности, соматический тип играют более или менее важную роль, но это — лишь в плане естественном), с этой точки зрения евреи — это раса, подобная иберийцам или бретонцам. Однако они и нечто гораздо большее. Они не «нация», если под этим словом подразумевать историческую общину, связанную единым происхождением или рождением (расу или соединение рас, связанных с прошлым в этико-историческом смысле слова «раса») и ведущую единую политическую жизнь или стремящуюся к единой политической жизни. Идиш ни в коей мере не носит характера национального языка[362]. Это язык нищеты и рассеяния, арго святого града, разбросанного по частям среди других национальностей и ими попираемого. Небольшая часть евреев (380 тыс. в 1938 г., в год, когда появилась моя статья «Вопросы совести») собралась в Палестине, образовала нацию и сделала национальным языком иврит. Это случай особый, из ряда вон выходящий; речь идет о том, что все остальные (в мире 16 миллионов евреев) не принадлежат к нации.

Евреи же палестинского региона не только нация, они стремятся стать государством во всем политически полноценным и «совершенным». Значительная масса Израиля подчиняется противоположному закону[363]. Она не претендует на право объединиться во временном граде.

Основное призвание Израиля противоречит тому (по крайней мере, пока он не выполнит своей мистической, исторической задачи), чтобы стать единой нацией и тем более образовать единое государство. Жестокий закон Исхода разрушил в евреях диаспоры всякое стремление к политическому воссоединению.

Если придавать слову «народ» смысл простого множества похожих друг на друга людей, населяющих определенный географический регион (Daseinsgemeinschaft), то евреи не есть народ. Если слово «народ» есть синоним слова «нации», они тоже не «народ»; если это — синоним слова «раса» (в смысле этико-историческом), то они — народ, и более, чем народ, они образуют историческую общину, характеризующуюся в отличие от нации не тем, что они ведут (или стремятся вести) общую политическую жизнь, но тем, что их питает одна и та же духовная и моральная традиция, и они отвечают одному призванию. Евреи — народ, и по преимуществу — народ Божий. Они — род освященный; они — дом, дом Израилев. Раса, народ, род — все эти понятия в приложении к евреям должны быть сакрализованы.

* * *

Израиль являет собой тайну, в глубине своей тайну того же порядка, что и тайна мира или тайна Церкви, — это тайна искупления. Философия истории, применяемая к теологии, может пытаться совершить некоторые интеллектуальные усилия для разрешения этой тайны. Но эта тайна будет всегда превосходить всякое разумение, наши идеи и наше знание могут погружаться в эту тайну, не ограничивая ее.

Здесь следует добавить, что если ап. Павел прав, в этом случае то, что называется еврейским вопросом, есть вопрос неразрешимый, по-видимому, до великого воссоединения, о котором говорит ап. Павел и которое будет подобно их воскресению из мертвых. Стремиться найти простое и окончательное решение проблемы Израиля — это значит искать способ остановить мировой процесс.

То, что делает такой слабой либеральную позицию XIX в., несмотря на ее большие исторические заслуги, это как раз то, что она претендовала на разрешение этой проблемы. Практическое ее решение означает прекращение раздоров и конфликтов, преодоление противоречий, установление мира. Заявить, что, строго говоря, не существует решения проблемы Израиля, — это значит вызвать конфликт и даже своего рода войну. Есть два способа это сделать: один, на зверский манер — дать выход насилию и ненависти, открытой или замаскированной, сдержанной или бешеной, развязав физическую войну, направленную на истребление, на лишение евреев имущества или на порабощение их, войну мира и животного человека против Израиля. Это антисемитская позиция. Другой способ — христианский. Он состоит в том, чтобы через соучастие в страданиях Мессии и с помощью милосердного разума включиться в духовную борьбу ради освобождения человеческого рода, в борьбу Церкви и духовного человека за спасение мира и воссоединение Израиля. Это позиция католическая, или позиция ап. Павла, которая, кроме того, стремится вовлечь людей в постоянную конкретную интеллектуальную работу и которая не решает, не устраняет окончательно противоречий, но в каждый момент времени находит, как их преодолевать и смягчать.

2. Народ божий

Трудно не поразиться крайней низостью приемов антисемитской пропаганды. Люди, которые заявляют о международном заговоре Израиля с целью порабощения других народов, о ритуальных убийствах, полной развращенности евреев, следующих Талмуду; или те, которые считают, что еврейская истерия и есть причина всех зол, переносимых длинноголовыми блондинами с голубыми глазами — признаками высших рас (где черные глаза и темные волосы «к несчастью» встречаются гораздо чаще); или те, кто утверждает, что евреи действуют сплоченно, как один человек, намеренно развращая морально и подрывая политически христианство; как и те, кто распространяет такую явную подделку, как Протоколы Сионских мудрецов, короче, всех тех, кто уверен, что евреи — это денежные мешки и что все пошло бы прекрасно на земле, если бы раз и навсегда покончили с этой нечистой расой, — все эти люди, кажется, рождены для того, чтобы свидетельствовать, что невозможно ненавидеть еврейский народ, оставаясь при этом разумными людьми. При более внимательном рассмотрении проблемы это низменное сознание оказывается порожденным тревогой и должно иметь мистический смысл. Нечестивость, зашедшая слишком далеко, граничит с тайной и заслоняет собой пророческий инстинкт из темной сферы иррационального.

Трагедия Израиля — это и трагедия всего человечества, и поэтому нет решения еврейского вопроса. Говоря точнее — это трагедия человека в его борьбе с миром и мира — в его борьбе с Богом. Перед нами — мечтательный, хромой Иаков, страстный обличитель мира, необходимый миру и невыносимый для мира; таков путь и скитающегося еврейства. Гонения на евреев означают моменты обострения этой трагедии, в которой действие рискует застопориться, поскольку всякая фатальность заходит в тупик и для ее возобновления требуются новые ужасы. Существует надчеловеческий план отношений Израиля к миру, как и Церкви к миру. И лишь рассматривая эти три понятия, каким-то загадочным образом можно уяснить некоторые аспекты тайны Израиля. В определенном смысле путеводной нитью, как нам представляется, может служить аналогия, обратная аналогии Церкви. Чтобы попытаться разгадать эту ночную тайну и привести ее к ясности тайны утренней, необходимо было придать новый смысл идеям и словам, принадлежащим совершенно иному предмету.

Чтобы Израиль составлял своего рода мистическое тело, сам еврейский народ должен это осознать[364]. Связь, обеспечивающая единство Израиля, это не только связь плоти и крови или этико-исторической общности, это также не связь общины святых, что создает единство Церкви, объединенной верой в воплощенного Бога и надеждой войти в Его наследие. Это связь сакральная и сверхисторическая, связь обетования, но не обладания, связь ностальгии, но не святости. В глазах христианина, который помнит, что обетование Божие непреложно[365], Израиль продолжает свою священную миссию, но в потемках мира, который он предпочел свету Божьему[366]. С завязанными глазами бредет Синагога путем, предназначенным Богом во вселенной. И тот путь, который она проделывает в истории, она угадывает на ощупь.

Царство Божие находится в состоянии странника и распятого, Церковь — в мире, но не от мира, и чем больше она страдает от мира, тем она свободней от мира, и она уже свободна.

Народ Божий, алчущий Царства Божия, и те, кто не хочет его, весь Израиль — в мире, но вместе с тем не от мира, но он привязан к миру, захвачен миром, он — заложник мира. Однажды он оступился и попал в ловушку; он воспротивился Всевышнему и тому событию, которое не может больше повториться. Он не ведал, что творил, но предводители народа хорошо осознавали, что они сделали выбор против Бога[367].

Одним из действий свободной воли, повлиявших на жизнь общины, был выбор, сделанный священниками израильскими, плохими стражами виноградника, убийцами пророков, выбор мира сего, совершенный с большой политической осмотрительностью, и этим выбором весь народ оказался отныне связан — до момента, пока в нем не произойдет внутренней перемены. Преступление, вызванное нарушением своего долга духовенством, несравнимо ни с каким другим преступлением подобного рода.

3. Ошибка Израиля

[Сделаем несколько пояснений. В книге Левит мы читаем (4: 1–3): «И сказал Господь Моисею, говоря: скажи сынам Израилевым, если какая душа согрешит по ошибке против каких-либо заповедей Господних и сделает что-нибудь, чего не должно делать; «если священник помазанный согрешит и сделает виновным народ: то за грех свой, которым согрешил, пусть представит… Господу…». Так грех священника делает виновным народ. Выразим эту мысль проще, языком менее грозным, чем сакральный язык: в силу непреложной солидарной ответственности грех предводителей народа, временных или духовных вождей, заставивших народ совершить что-либо неправедное (например, вести несправедливую войну), втягивает этот народ в соучастие во зле, даже если все люди этого народа по отдельности были бы невиновны в том, что совершил весь народ (например, если все искренне верят в справедливость этой войны, потому что они обмануты их вождями). Причем для описания этого факта понятие «коллективная ошибка» никуда не годится, так как оно двусмысленно и намекает на то, что сами индивидуумы оказываются коллективно виновными, — что неверно. Ошибка, о которой идет речь, есть ошибка «национальная», ошибка социального организма, зависящая от ошибки вождей, как тело зависит от головы. Эти связи действуют, без сомнения, и на самих индивидуумов, но постольку, поскольку они часть общины и часть целого (а не отдельные личности), которое и совершило ошибку, и потому каждый из них в той или иной степени будет виновен (некоторые могут быть подлинно виновными, но это другой вопрос).

Если глава государства из алчности завоевывает другое государство, убивает его жителей, он этим призывает историческое возмездие, которое однажды обрушится на его народ из-за преступления, им совершенного, к которому этот народ причастен как социальное целое; отдельные личности, составляющие этот народ, могут быть все (или почти все) совершенно невиновны как индивидуумы.

Историческое возмездие, о котором идет речь, есть дело Провидения. Можно и должно говорить о Божественном возмездии. Еврейский народ как ни один другой народ знал при каждом своем испытании, что он был наказан за грех, совершенный против Бога в лице всей общины (либо отдельного человека, либо того или другого из его вождей). Эта тема постоянно появляется в Ветхом Завете.

Однако «кара» применительно к данной ситуации (я поясню это ниже) есть опасное слово, которое необходимо очистить от множества антропоморфных коннотаций. Для тех, кто стремится постичь глубину вещей, «постигшая нас кара есть следствие нашего выбора», и поистине каждый получает по своим хотениям.

Это верно в двух смыслах. Во-первых, «то, чего мы хотели», может привести к какой-то катастрофе или бедствию, которого мы, безусловно, не ждали, но которое вдруг обнаружит, осветит в один прекрасный день, каков действительно результат нашего выбора[368], истинное лицо, истинное значение того, чего мы хотели. Эта кара-событие, наступающее, как и любое другое событие, но из-за которого Бог (нам известны слова Ягве) может покарать до, третьего и четвертого поколения, но не сверх того. Именно в этом смысле падение Иерусалима и разрушение Храма являются карой за преступление первосвященников (при том, что они не имели намерения «богоубийства»[369], так как они не знали, что Иисус — Бог, но, строго говоря, они должны были это знать; их преступление — преступление против Израиля и против Спасителя и, значит, против Бога, прежде всего состояло в том, что они не узнали Мессии, а затем, после Воскресения, они продолжали упорствовать в своей слепоте и отвращали народ от Благой Вести).

Во-вторых, «то, чего мы хотели», быть может, и есть то самое положение, в которое мы себя поставили, не зная, к чему приведет наш выбор, а совершив его, мы понесли непоправимую утрату. Кара — состояние, само по себе долговременное, может длиться веками: так как оно не есть непосредственный наш выбор, оно является не чем иным, как последствием нашего выбора, сделанного однажды при обстоятельствах, которые не могут повториться. Именно в этом смысле, когда Израиль из-за вины своих предводителей отказался от того, кем он должен был стать, Бог предложил ему быть стержнем, центром Царства Божия, странствующим и страдающим на земле; Израиль и есть мистическое тело Христа-Искупителя. Но Израиль, как я и упоминал выше, предпочел мир сей, он надеялся всегда быть любимым из-за заслуг своих отцов и при этом следовать своим путем в потемках мира. Это то состояние, которое будет продолжаться до объединения народа Израиля.

Поговорим теперь о страданиях и скорбях, возможность которых через исторические случайности, ведущие к бесконечности, восходит к ошибке, совершенной в прошлом во времена, когда жили тридцать или шестьдесят предшествующих поколений; это, конечно, не кара за прошлую ошибку, это кара-событие, достигшее тридцатого или шестидесятого поколения[370].

Absit![1*] Бог дал нам уверенность, что ни при каких обстоятельствах Он не мог бы быть таким. Было бы тупым богохульством представить себе, что все преследования, унижения, бесчестия, которые вынесли евреи со времени разрушения Храма, и погромы, и концентрационные лагеря есть кара, которую Бог в гневе не преминул послать из мести за смерть Своего Сына! Все это результат злобы и жестокости людей, причем людей, которые часто выдавали себя за христиан и верили в это; эти действия становились возможными во множестве случайных событий в таких исторических обстоятельствах, в которых Израиль оказывался после своего падения. И без сомнения, любые события, как и проявляющееся в них зло, Бог попускает из-за Своих непостижимых для нас планов милосердия, перед которыми мы преклоняемся в трепете, но это не планы гнева и мести. И в продолжении всей страшной человеческой истории проявлялся не гнев Божий, но Его жалость и любовь, сопровождавшая Его народ, «охраняющая его», как говорил Леон Блуа, «хранящая, как зеницу ока»[371], при всех горестях, крови и слезах, являющихся выкупом за призвание и миссию этого народа в мире.

Так как Ягве, тот, Кто Сущий, Бог Авраама, Исаака и Иакова, есть Тот Самый Бог, который послал Сына Своего на Голгофу ради спасения мира, «Бог ревнитель», «наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода.» Но Он также «Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий [правду и являющий] милость в тысячи родов, прощающий вину и преступление и грех, но не оставляющий без наказания» (Исх 34: 14, 6–7) и «творящий милость до тысячи родов любящим Его»[372]. Эти священные слова из книги «Исхода» относятся к незыблемым законам, действительным во все времена до скончания мира.]

* * *

Если идея кармы грешит тем, что кара из области морали переводится в чисто физический план, то западное понятие наказания, напротив, слишком часто перегружено юридическим антропоморфизмом. Боль или наказание — это не беззаконное изобретение, наложенное извне на неповрежденное существо в целях возмездия по закону; это — в плане моральном — результат кары, которой подвергает себя само существо, использовавшее дарованную ему свободу во вред, и этот естественный результат и есть возмездие закона. Страдание есть результат падения; наше наказание — это наш выбор. Евреи избрали мир сей, они возлюбили этот мир[373], и их несчастье[374] состоит в том, что они остаются верными своему выбору. Они остаются жертвами и пленниками этого мира, который они полюбили и к которому они не принадлежат и никогда не будут принадлежать, они не могут быть от мира сего.

Церковь — универсальна, она существует во всех цивилизациях и нациях как единое целое, как трансцендентная община, в которой при всей глубине временных различий каждый человек может быть принят в члены народа Божьего через животворящую кровь Сына Божьего. Мистическое тело Израиля есть тело отдельного народа, его основание — временно и включает общину из плоти и крови; чтобы распространиться в мире, ему необходимо разъединиться в себе самом, преломиться и рассеяться. Диаспора — начавшись еще в дохристианское время — есть земное и смертное соответствие кафоличности Церкви.

Мистическое тело Израиля есть Церковь низверженная. Это не анти-Церковь; таковой не существует, как не существует анти-Бога или анти-Жены. Это Церковь неверная[375]. Мистическое тело Израиля есть Церковь неверная и отверженная (вот почему Моисей принял символическое libellum repudii[2*] — отверженных в смысле Церкви, но не в качестве народа), все еще ожидающая Супруга, который не перестал ее любить.

4. Миссия Израиля

Ожидая Супруга, страна Израиля знает Его, но знает плохо.

Общность этого мистического тела — не единение святых, а единение в земной надежде. Израиль страстно надеется, ждет, жаждет прихода Бога в мир, Царства Божия здесь. Он хочет (его стремление направлено к вечному, сверхъестественному и сверхразумному) истины во временном, в природном мире и во граде. Греческая мудрость ничто для него: ни мера, ни красота форм. Красота, которую он ищет, невыразима, но Израиль жаждет ее в этой плотской жизни, сегодня.

Вера, которая противится всем последствиям греха Адама, чтобы сегодня ощутимо дать мне лучшее, чаемое мною, и исполнить желание, которое Бог вложил в мое сердце, исполнить всю полноту обетования — вот вера Израиля, вера, которую он страстно желает иметь и вместе с тем сомневается, имеет ли он такую веру (так как если бы он ее имел, он победил бы зло). Именно такое понятие веры, несомненно преувеличенное по отношению к раввинистическому учению, но вместе с тем глубоко еврейское, раскрывает нам философия Шестова, это несравненное в своем роде свидетельство. Лишь в том случае, когда его жажда истины была бы утолена на земле и было бы явлено ему чудо, лишь тогда Израиль был бы убежден, что он имеет или имел веру. До этого его тоска и сомнение будут обитать в глубине иудейской веры.

И иудейская любовь есть также низвергнутая добродетель; я не говорю о ложной любви, ни в коем случае! Божественная любовь при этом может как существовать, так и отсутствовать. Но это не лютеранская, не славянская жалость. Это любовь активная, а иногда и жестокая к творению как таковому, к которому он страстно привязан, которое он мучает и больше не отпускает из своих рук, чтобы заставить его осознать его зло и освободиться от него.

Что касается земной надежды, то ее иудеи имеют в избытке, в отличие от немалого числа христиан, которым ее недостает. Основной дефект иудейского мистического единства — это непонимание креста, отказ от креста и, стало быть, от преображения. Отказ от креста — есть основа иудаизма, это то духовное состояние, из-за которого Израиль отделил себя от своего Мессии. Но во всех иудеях, в которых живет благодать, как и в любой душе, имеющей искреннюю веру и добрую волю, крест совершает свою работу, хотя скрыто и непризнанно, и оказывает влияние независимо от этих душ. Вопреки своей воле и в полном неведении, добрый иудей, иудей по духу, тихо несет свой крест, изменяя этим иудаизму, но не подозревая этого. Когда он начинает осознавать тайну прощения через Кровь Агнца, — он — на пути к христианству.

Во Христе и в Его мистическом теле как таковом дьявол не имеет своей части. Он имеет свою часть в Израиле, как и в мире, но Израиль борется против него. Драма Израиля в том, что он борется против князя мира сего, любя этот мир, и будучи привязанным к миру, и зная лучше, чем кто бы то ни было, истинную цену миру.

Израиль играет двойную роль в мировой истории и в спасении мира. Что непосредственно касается спасения, то он является свидетелем, — и каким свидетелем! Он хранит сокровища Священного Писания (не следует забывать, что Церковь включила труд раввинов и массоретов при установлении текстов Священного Писания, как и труды философов и Аристотеля, в свою теологию), и именно Израиль на протяжении всей истории его существования является живым и нерушимым хранилищем обетований Божиих.

Что касается спасения мира не непосредственно, то Израиль следует призванию, которого, как мне кажется, он должен придерживаться прежде всего и которое дает разгадку тайны. В то время как Церковь предназначена для сверхъестественного и сверхвременного дела искупления мира, на Израиль возложена задача временной истории и сосредоточенности на своих собственных целях, на земной человеческой деятельности. И в этом он, призванный быть не от мира, оказался в самой глубине плотского мира, чтобы раздражать, ожесточать, приводить его в движение. Как инородное тело, как фермент, введенный в массы, он не оставляет мир в покое, мешает ему спать, учит мир быть недовольным и неуемным, и так как у мира нет Бога, Израиль стимулирует движение истории.

Страдания Израиля не являются, подобно страданию Церкви, страданием искупления, и он доходит до пренебрежения страданиями Спасителя[376]. Страдания евреев — для стимулирования и освобождения жизни мира сего, это страдания «козла отпущения» в земной судьбе и на путях греха, на которого ложатся болезни падшего мира, когда мир мстит за язвы своей истории тому, кто делает эту историю. Израиль выдерживает, таким образом, удар в ответ на возбуждение этого мира, и этот мир давит на него, вынуждая проявлять себя.

Ап. Павел убеждает нас, что Бог всех заключил в непослушание, чтобы всех помиловать. Иудеи и христиане играют в этом смысле противоположную роль. Израиль пал в плане духовном и сверхприродном, и когда через эту брешь войдут в полноте другие народы, Церковь войдет в свой третий возраст[377] и, ликуя о возвращении народа Божьего, узнает полноту своего земного бытия и своего героического странствия.

Вина христианских народов ограничивается мирским порядком. Я не говорю здесь, это и так ясно, о деяниях святых, я говорю о коллективной исторической ответственности всех христиан; я не говорю о «благородстве христианства», я говорю о «неблагородстве христиан». Из-за определенной мистической индифферентности к требованиям Евангелия по отношению к граду сему и временной истории большая масса людей, именующих себя христианами, в силу согласия на несправедливость, накапливающуюся из века в век, вывели социальные и политические структуры этого мира из сферы действия животворящего закона Иисуса Христа, одного лишь способного спасти справедливость и человеческое достоинство.

И когда этот исторический процесс будет завершен и стремление человека своими силами спасти себя и этот мир иссякнет, можно предположить, что другое восстановление временного порядка, относящееся ко множеству людей, ищущих истинную жизнь вдали от Христа, сольется с той жизнью, о которой мы только что говорили, — это будет для цивилизации земной — Воскресение из мертвых. А Израиль, примиренный Израиль, составит в этом единении преобладающую часть. Не говорим ли мы, что на него возложена миссия активизировать мировую историю? И не остается ли вверенной ему постоянная миссия (с тех пор, как из-за своей ошибки он оставил другим заботу о Царстве Небесном)? В противоречивом мире, где перемешано добро и зло, его миссия — ускорение движения во времени, развитие деловой жизни мира сего при сознании, что эта деятельность управляется Богом.

Постараемся понять, каково символическое значение пресловутой привязанности евреев к деловой жизни; тема эта часто смакуется; дело в том, что в течение веков коммерция была их главным занятием, в котором они не только превосходили другие восточные народы, но в котором также они находили стимуляцию умственной деятельности (а в ней они нуждались) и в каком-то роде — духовное удовлетворение[378].

Обратим внимание на странную перекрестную симметрию, проявляющуюся здесь. Что касается христиан, то Церковь следует своему божественному призванию, и пало (временно) не христианство, а пали христианские народы, христианский мир, так как он не желал слышать слово Церкви, которая, ведя людей к жизни вечной, призывает их и земную жизнь сделать соответствующей Евангельскому духу. Что касается иудеев, сам Израиль есть Церковь, и именно иудаизм претерпел падение (духовное); именно Израиль есть народ навсегда избранный, последователи же иудаизма следуют в истории сверхъестественному призванию (хотя и двусмысленно).

* * *

Как и мир, и мировая история, мистическое тело Израиля и его деятельность в мире являются амбивалентнтной реальностью, и предыдущие замечания позволяют, быть может, понять, что в случае Израиля эта двойственность доведена до предела; он, таким образом, идет ко всем посвященным, способность которых к добру и ко злу сверхъестественно увеличивается.

Стремление к абсолюту в мире может принимать любые формы. При концентрированности на человеческом и случайном или при установке на атеизм или, по крайней мере, на прагматизм оно может вызывать гипертрофию активности в стяжании земных благ и в обогащении, что находит в капиталистической цивилизации подходящую среду[379]; или оно может порождать революционное нетерпение и неистовое возбуждение, о котором писали Бернар Лазар и многие другие иудеи. Разгораясь от возбуждения чувств или зависти, оно вырабатывает ядовитый пессимизм, когда горечь или гнев становятся инструментом исключительной мощи, и сам детекторный прибор оказывается выбитым из сети ложью или иллюзией прекраснодушя, совершенного порядка и чистой совести. Это стремление к абсолюту, когда оно исходит от плотского в человеке, может породить фарисейство, расовую ненависть, слепые суждения, безжалостно-ригористичный культ буквы и пурризм законничества.

Но когда оно идет от Духа, то дает зародиться истинной чистоте души и нравов, и многие еврейские семьи хранят традиции; оно порождает аскетизм и жалость, любовь к Слову Божьему, глубокое проникновение в это Слово, прямоту и чистоту сердца, ревностную духовность, выдающимся примером которой служат хасидские мистики, и они-то и показывают нам, что происходит, «когда Израиль любит Бога», каково истинное лицо Израиля; его стремление прежде всего выражается в ревности к истине и в любви к правде, что является наибольшим знаком избрания этого народа. Ессе vere Israelita, in quo dolus non est[4*], — так Сам Господь Иисус свидетельствовал об истинном Израиле. Истинные сыны Сиона всегда думают, как и в эпоху Псалмов и Исайи: «Как прекрасны они, на гоpax, ноги тех, кто возвещает мир… Не удалю никогда от уст Моих слово истины».

«Приди утолить жажду Твоей чистой истины и жажду Тебя Самого, Господи! О, мой исток, о, моя цель!»[380]

Любовь к истине до смерти, стремление к истине чистой, абсолютной, недостижимой, так как она есть, Имя которой невыразимо, — вот то, что лучшие иудеи получили от Израиля и от Святого Духа, то, что рождает гимны ликования даже в огненной печи.

Подводя итог, следует сказать, что двойственность Израиля, двусмысленность его судьбы особенно ярко выражается в наличии двух противоположных центров притяжения: в одном — иллюзорном, в другом — реальном, между которыми он и находится. И поскольку он оставил некогда реальность ради внешнего, сейчас он оставляет своего Бога ради идолов, деньги имеют для него мистическое притяжение (притяжение, разумеется, не намного большее, чем для бесчисленного количества людей «благородного» происхождения, явно менее низменное, чем у последних, но которое проще распознать, каково оно в самой своей глубине). Не являются ли деньги в глубине мрака этого мира по сути наиболее призрачным и иллюзорным отображением Сына Божьего? Деньги — это кровь бедных, как говорил Леон Блуа, кровь бедных, преобразованная в символ; в этом символе и через этот символ и через символы данного символа человек служит инертному всемогуществу, которое творит все, что пожелает, что приводит к своего рода циничной теократии, искушение которой расшатывает в человеке религиозный инстинкт, обманывает и сбивает его с пути.

Но то, что Израиль был всегда любим и всегда безраздельно доверял обетам и, несмотря на свои падения определенным образом продолжает осуществлять свое призвание в мире, в этом заключается Справедливость Божия, о чем я только что говорил. Справедливость Божия, проявляемая в земной жизни, и именно Бог — истинный центр притяжения, реальный, а не иллюзорный; там, где другие говорят о мудрости или о святости, евреи говорят о «справедливости». Она — земная надежда бедности, ни один другой народ не знает лучше, чем евреи, что значит быть бедным и радоваться в бедности, как и в изобилии[381]. Она — их плач на реках Вавилонских об Иерусалиме правды, это — глас пророков, ожидание и непреодолимая жажда страшной славы Божией.

Поэтому сложность, вызванная таким страшным несоответствием между типичным характером и его влечениями, всегда будет давать повод восхищаться Израилем и видеть его падение. Те, у кого есть желание ненавидеть какой-либо народ, всегда найдут для этого поводы, и тем более ничтожные, чем исключительнее призвание народа и чем сильнее его психологическое отличие. Развязность, кичливость, переменчивость, самодовольство, особое чутье, когда дело касается выгоды, скандальность, когда задеваются личные интересы, и многие другие серьезные дефекты проявляются в жестоковыйном народе Израиля и вызывают раздражение. Евреи в массе интеллектуальнее и расторопнее, чем язычники. Евреи извлекают выгоду из этих качеств, они занимают лучшие места, и им не могут этого простить. В качестве заимодавцев и ростовщиков, они проявляют искусность в различных торговых и посреднических сделках, чем, безусловно, занимаются не они одни, но именно их вынудили принять подобное занятие как привычное наследственное дело[382], — в этом они непревзойденны. Они не созданы для того, чтобы привлекать благосклонность людей, которые в такой же мере склонны к наживе, но менее искусны в этом. Их нрав больше портится, когда они объединяются вместе, чтобы на высоком поприще культуры служить национальным идолам. Подобным образом, как и в других духовных семьях, редко лучшие из их представителей занимают политическую сцену или выбирают поприще общественной деятельности.

Вот каковы поводы неприятия евреев, но если люди пытаются узаконить ненависть и исключительные меры по отношению к ним, такого рода предубеждение всегда несправедливо. Если бы люди не смогли быть терпимы друг к другу, как только при условии отсутствия какой-либо претензии, то все области любой страны находились бы в состоянии постоянной войны.

У евреев гораздо больше великих достоинств, чем великих недостатков. Те, кто довольно много общается с евреями, чтобы постичь их жизнь, знают несравненную доброту евреев; когда еврей добр, то качество и глубина этой доброты таковы, что трудно встретить что-либо подобное у народов, которые не были подвержены столь сильным испытаниям. Известно, на какое великодушие, на какую привязанность способна еврейская душа. Ш. Пеги прославлял своих еврейских друзей: именно в среде «жадных» евреев можно встретить наиболее безрассудные примеры естественной склонности давать, которая исходит не столько из желания быть милосердными, сколько от их широты и беззащитности. Высокое понятие чистоты семейных уз и других семейных добродетелей в течение многих веков отличало нравы евреев. И еще у них есть основная человеческая добродетель — терпеливое трудолюбие; у них есть неискоренимое стремление к независимости и свободе, постоянное горение древнего пророческого инстинкта, горение разума, живость интуиции и абстрактного мышления, способность загораться идеями и быть преданными им.

Если верно, что сказал Псишари, что Бог гораздо больше любит грех, чем глупость, то понятно почему Он имеет склонность к евреям (и к французам). С евреем никогда не скучно. Их ностальгия, их динамизм, наивность их остроумия дают редкостную поддержку духу. С какой радостью я вспоминаю, как в большом городе в США после университетских конференций и переговоров я, инаковерующий, шел к моим еврейским друзьям и погружался в среду непрестанного внутреннего подъема, постоянного бурления идей и жестикуляций, который вызывали в памяти века мучительного очищения души и разума.

Но важно прежде всего отметить, что различные частные причины, которыми исследователь может объяснить существование антисемитизма[383], начиная с чувства ненависти к чужому, свойственного какой-либо социальной группе, до социальных неудобств, вызванных притоком переселенцев, или различные недовольства, о которых говорилось выше, все это скрывает за собой более глубокую причину ненависти. Если мир ненавидит евреев, то это потому, что он хорошо понимает, что евреи для него всегда будут сверхъестественно чужеродными; мир ненавидит их стремление к абсолюту и невыносимую по напряжению стимуляцию внутренней жизни, которой они обременяют мир. Таково призвание Израиля, которое мир проклинает, — это так называемое расовое проклятие на самом деле относится к его призванию. Odium generis Humani — ненависть мира — это их слава, как и слава христиан, живущих верой, но христиане победили мир[384], евреи же его не победили (вот почему стать христианином для еврея — двойная победа, его народ торжествует в нем). Несчастье тому еврею (впрочем, как и христианину), который нравится этому миру. И приходит время (для некоторых народов оно уже пришло), когда свидетельства и еврея, и христианина оказываются невыносимыми для мира, и они будут ненавидимы и гонимы вместе, и, объединенные в этом гонении, будут приведены к их истокам.

Еврей теряет себя, если он себя утверждает, я говорю о самоутверждении как о духовном феномене, как о потере стимулирующего беспокойства и отказе от своего призвания. Что касается ассимиляции, то это совсем другая проблема, принадлежащая социальному и политическому, но не духовному порядку. «Ассимилировавшийся» еврей может не быть «утвердившим себя». Ассимиляция, как и идишизм или сионизм, не есть решение проблемы Израиля, но ассимиляция, как и автономия, как и сионизм, есть частичное приспособление к стране проживания, решение осмотрительное, доброе и желательное в той мере, в какой оно возможно. Оно и раньше в широких масштабах бытовало в эллинистический или испано-арабский периоды. Тем не менее в подобном решении есть риск; и сионизм (как государственность[385]) тоже содержит риск для иудеев утвердить себя, стать как другие в духовном плане, риск утратить призвание дома Израилева. Когда успех достигается неправедными средствами, Бог евреев сейчас же наказывает их. Никогда евреи не были в большей степени ассимилированы, чем немецкие евреи; чем больше они привязывались к немецкой культуре, тем больше они становились ее созданием. Германизированные до мозга костей, они не сделались ни более скромными, ни более смиренными; они не только ассимилировались, но утвердились, захотели нравиться и этим связали себя с князем мира сего. Евреи, которые становятся, подобными другим, оказываются хуже других. (Когда еврей получает Христову благодать, он меньше, чем когда-либо, походит на других: он обретает своего Мессию.)

5. Ненависть мира сего

Мы указали на чрезвычайную нелепость антисемитских мифов и утверждали, что дело не дошло бы до такой stultitia[5*], если бы сама эта глупость не имела скрытого смысла. Ненависть к евреям и ненависть к христианам исходит из одного и того же источника, из одного и того же отвержения их миром, который не хочет быть задетым, не хочет иметь ни ран Адама, ни ран Мессии, ни терний Израиля при своем движении в истории, ни креста Христова для жизни вечной. Как есть, так и есть, для мира нет нужды в благодати преображения, прославление произойдет в его собственной природе. Это не христианская надежда на Бога-Помощника, это не еврейская надежда на Бога на земле, это надежда мира сего на животную жизнь и на ее внутреннюю силу, в каком-то смысле сакральную, — ибо демоническую, которая овладевает человеческим существом, когда оно считает себя обманутым провозвестником абсолюта.

Расистский теллуризм есть антисемитизм и антихрисшанство. Коммунистический атеизм не является семитским, ему достаточно быть богоборческим[386]. И в том и в другом случае им присущи натурализм и равное отвращение ко всему: и к абсолютному и к трансцендентному. Достаточно заменить принуждение Божие принуждением человеческим, чтобы понять, насколько первое мягче. В большой степени это мораль рабов — слабых, страдающих, бессильных, изображающих из себя милосердных. Мы увидим, является ли мораль крови или мораль пота моралью свободных людей. Эта мистическая жизнь мира сего, которая собирается героически распространяться; всякое corpus mysticum[6*], образованное вне мира, должно быть при этом отброшено как таковое.

Но что происходит? История так отравила расистов и коммунистов иудеохристианством, что они не могут не желать спасения мира таким образом. И расисты остаются «распространителями» Ветхого Завета, как коммунисты — Нового. Именно из Священного Писания евреев была вырвана и в извращенном виде утверждена идея расовой предопределенности народа Божьего. Коммунисты же из Евангелия взяли, исказив ее, идею всемирного освобождения и братства человечества.

* * *

Так же ненавидимый миром и выбитый из колеи в мире, как и еврей, но привитый на свое место на маслине иудейской, член мистического тела, которое есть Тело Мессии Израиля, победившего мир, — христианин один только может охватить всю глубину еврейской трагедии: его взгляд — взгляд братский, не лишенный трепета за самого себя, как и должно смотрящий на тех, кто вовлечен в эту трагедию. Еврей и христианин ведут диалог, переходя из одной крайности в другую. Если они подлинно благочестивые и добрые, они познают друг друга, они рады встретить друг друга на земле князя мира сего и на путях Яхве. Размышления, содержащиеся в этой статье, имели целью в какой-то мере объяснить патетику положения еврейского народа. Может быть, они помогут нам понять, как часто, принимая противоречивые формы материалистического мессианства, которое является оборотной стороной его призвания к абсолютному, но тем не менее сохраняя ум, блестящую живость, народ этот свидетельствует о сверхъестественном в недрах человеческой истории. Поэтому между Израилем и другими народами не могут не существовать конфликты и разного рода напряжения.

Считать, что это напряжение может исчезнуть (по крайней мере, до исполнения пророчеств), — это заблуждение. Низость человеческой души свойственна животной природе в человеке (будь то араб, сам происходящий из семитов, или славянин, или латинянин, или германец), от которой избавляет лишь христианство, когда оно истинно живое; христианство избавляет народы от желания покончить с этой проблемой с помощью антисемитского насилия, открытого или смягченного политического преследования. Единственный путь — принять это состояние напряжения, быть готовым при всех конкретных обстоятельствах не в духе ненависти, но в разумном духе, что милосердие требует от каждого из нас, чтобы он примирился со своим противником, пока он еще на пути с ним, и чтобы он осознал, «что все мы согрешили и имеем нужду в милости Божией», omnes quidem peccaverunt et egent gloria Dei. «История евреев, — как говорил Леон Блуа, — противодействует человеческой истории, как плотина на реке, служащая для повышения ее уровня»[387].

Неустранимое напряжение, о котором идет здесь речь, проявляется в двух различных планах: в плане духовном и в плане временном.

В духовном плане драма Любви Израиля и его Бога, которая делает другие народы участниками спасения и которая есть не что иное, как часть вселенской тайны искупления, разрешится лишь в примирении Синагоги и Церкви. В большом отрывке, цитируемом в начале этой статьи, ап. Павел говорит: «Итак, видишь благость и строгость Божию: строгость к отпавшим, а благость к тебе, если пребудешь в благости Божией: иначе и ты будешь отсечен».

Видя состояние мира и то, как народы свидетельствуют об их пребывании в благодати, люди спрашивают себя, не будет ли конец мира в ближайшее время. Ничто не дает оснований думать, что конец человеческой истории будет раньше, чем начало новой эпохи для Церкви и мира.

В плане временном до осуществления пророчеств совершенно нет никакого ясного и простого решения, нет кардинального решения проблемы Израиля, но есть, однако, решения частичные и временные, ответы частичные, поиски которых, связанные с политической мудростью, предпринимались в различные века человеческой истории.

В Средние века была сделана попытка сакрального решения проблемы в соответствии с устоями цивилизации того времени. Это решение, страшно исказившее значение и смысл призвания Израиля, было направлено к осознанию Божиего наказания, которому подвергся Израиль. Вследствие этого евреи получили статус чужаков в христианском граде, в то время как сами евреи нашли героическое средство сохранить свою самобытность. Решение в виде гетто[388] было в действительности жестоким само по себе и часто беззаконным и диким, и хотя оно и не выросло из высокой идеи, но во всяком случае оно было выше варварского материализма расистского законничества, возникшего в наши дни в Германии. Только на основе религиозных представлений, ни в коем случае не расовых, была признана ценность человеческой души, и крещеные евреи вошли по праву в полноту жизни христианского града. Средневековое решение проблемы осталось позади, чтобы уже больше никогда не возвращаться, как и сам тип цивилизации, которой оно было порождено.

Эмансипация евреев, осуществленная Французской революцией, свидетельствует о том факте, что цивилизованные народы, если они хотят остаться таковыми, должны следовать в этом вопросе ее опыту. И если сама по себе эта эмансипация и была задумана как нечто справедливое (и отвечавшее стремлениям действительно христианским), однако надежды, что рационалистическая и оптимистическая буржуазная идеология, забывшая о тайне Израиля как о сверхиндивидуалъной реальности (узурпировавшая название «либерализм», очень благородное само по себе, и решившая утвердиться в революции), сможет приглушить еврейскую проблему, — эти надежды быстро оказались тщетными.

Этим объясняются непреодолимое влечение большого числа евреев к сионизму и его провиденциальное значение. Здесь не место исследовать проблему сионизма, к которой никакая душа, чуткая к осуществлению пророчеств в истории, не может быть безразлична. Призванный, быть может, стать однажды центром единения всех рассеянных евреев, сионизм, на наш взгляд, имеет первостепенную историческую значимость. Но это не избавление от изгнания; возвращение в Палестину есть только прелюдия к этому освобождению. Как и индивидуалистический либерализм, сионистское государство не может отменить законов пустыни и Голгофы, которые не являются единосущными еврейскому народу, нет! Освобождение будет, но лишь для тех, кто принадлежит к мистическому телу и призванию Израиля в рассеянии.

6. Антисемитизм — это оскорбление сына Божиего

Христиане становятся антисемитами, когда они послушны духу мира сего, а не христианскому духу. Много исторической путаницы у невнимательных или пристрастных авторов порождено фактом вмешательства в средневековую цивилизацию как церковных элементов, так и элементов временного града, построенного на сакральном основании, где земные интересы, все добро и все зло социальной человеческой жизни погружены в религию. Если исходить из этого, то можно понять, что во временной цивилизации, в которой режим гетто (не говоря о драме евреев-марранов и об испанской инквизиции) способствовал проявлению наихудших страстей и антисемитских эксцессов, Церковь как таковая, являющая собой мистическое тело Христа sine macola, sine ruga[7*], свободна от ошибок своих членов, не ответственна за эти эксцессы. Христианам же, мирянам и клиру, необходимо знать об огромной ответственности языческого мира в средневековый и постсредневековый периоды за распространение антисемитизма; достаточно известно, что папы неоднократно защищали евреев, в частности против абсурдных обвинений в ритуальных преступлениях, и в целом евреи бывали менее несчастны и унижены в государствах, подчиненных папе, чем в каких-либо других странах.

Таким образом, выйдя из эпохи Священной Римской империи и Средневековья, западная цивилизация, находясь в ситуации опасных соблазнов, в то же время, как мы знаем, освобождалась от нечистоты, которую привносил имперский режим, и было бы странным заблуждением считать, что христиане хотели бы вернуться к этой эпохе в момент, когда она потеряла историческую возможность существовать. Антисемитизм сегодня не что иное, как один из изъянов секуляризованного христианства, в котором перемешаны добро и зло; он заражает христианство, действуя как заблуждение и порок разума[389] С точки зрения католической морали, когда антисемитизм распространяется среди тех, кто называет себя учениками Христовыми, он проявляется как патологический феномен, изобличающий искажение христианского сознания, уже неспособного принять ответственность за историю и остаться на деле преданным высоким требованиям христианской правды. Так, вместо того, чтобы узнать в испытаниях и ужасных событиях истории руку Божию и воспринять уроки правосудия и милосердия, к которым мы призваны, это сознание совершает падение к призрачным предметам, относящимся к целой расе, и все это при незначительности предлогов, служащих подобной позиции. При этом дается воля чувству ненависти, которую они надеются узаконить с помощью религии; это сознание в себе самом ищет алиби.

По правде говоря, здесь идет речь о дурном коллективном действии, о заменителе темной страсти или звериной злобы, поднимающихся из тьмы подсознания против Бога Евангелия и против Иисуса, Сына Давидова.

Несмотря ни на что, народ Израиля остается народом-священником, плохой еврей — своего рода плохой священник; Бог не хочет, чтобы к нему прикасались. Прежде чем познать Христа, истинный израильтянин, в котором нет лукавства, в силу нерушимого обетования принимает на себя одеяние Христово.

Совсем немаловажно для христианина, если он ненавидит, или презирает, или стремится унизить расу, которая дала его Бога и непорочную Богоматерь. Вот почему рвение к антисемитизму оборачивается ненавистью к самому христианству.

«Представьте себе, — писал Леон Блуа, — что окружающие вас люди непрестанно с бесконечным презрением высказывались бы о вашем отце и матери и не находили бы для них других слов кроме ругательств и оскорблений. Каковы были бы ваши чувства? Так вот! Именно это происходит и с Господом нашим Иисусом Христом. Забывают или чаще всего не хотят знать, что наш Бог, ставший человеком — еврей, еврей по природе, Лев Иуды; и Его Мать — еврейка, цвет еврейской нации; и апостолы были евреи, как и все пророки; и в конце концов вся наша литургия целиком почерпнута из еврейских книг. И можно ли выказать болшее богохульство, чем оскорбление и унижение еврейского народа?»[390]

Доклад, прочитанный на конференции, состоявшейся в Париже в Посольском Театре (Théâtre des Ambassadeurs) 5 февраля 1938 г.; опубликован в виде брошюры в «Éditions du Cerf» (Paris, 1938); переиздан в «Le Philosophe dans la Cité» (Paris, Alsatia, 1960)

Сегодня я намерен говорить о евреях среди других народов[391]. Я затрагиваю эту огромную и печальную тему хотя и с чувством собственной несостоятельности, но по крайней мере с убеждением, что мой разум и моя вера могут пролить свет на все то, что мы здесь решились защищать и что для нас является наивысшей ценностью.

Прежде всего я буду говорить об особых трудностях в связи с ситуацией в отдельных странах, где антисемитизм извлекает для себя выгоду; далее — о рассеянии Израиля с богословской точки зрения, а также о духовной сущности антисемитизма. В третьей части я кратко скажу о самых насущных вопросах; я имею в виду трагедию, переживаемую сейчас евреями в некоторых регионах Европы.

1. Частные аспекты проблемы

Рассмотрим как можно более кратко конкретные проблемы, придающие еврейскому вопросу особую остроту. Без сомнения, речь идет не о нашей стране, а о некоторых странах, которые я бы разделил на две категории: страны, где еврейское национальное меньшинство значительно по численности, и страны, такие, как Германия, где катастрофа войны отразилась прежде всего на евреях.

Страны со значительным еврейским населением

В странах со значительным еврейским населением очевидно, что присутствие этнической массы, имеющей свои традиции, свои школы, свой собственный язык, создает особую гражданскую проблему и проблему благосостояния государства. Подобная проблема существует в такой стране, как Польша, которая некогда с почетом приняла евреев, привлекла их в различные сферы деятельности, чтобы они образовали средний класс ремесленников и коммерсантов; их участие было значительным и в национальной культуре Польши. В большей или меньшей степени ситуация осложняется, когда еврейское население, уже длительное время живущее в стране, увеличивается за счет притока новых иммигрантов. Но цифры, которые польские и румынские антисемиты приводят относительно недавней иммиграции, кажутся сильно завышенными. Как бы то ни было, эта проблема существует; она является не чем иным, как частным случаем проблемы национальных меньшинств, решение которой в современной Европе часто оказывается слишком жестоким. В некоторых ситуациях, особенно когда евреи противятся условиям политического convivium[8*], эта проблема может вызвать сильное раздражение.

Но я полагаю, что антисемитизм делает невозможным какое бы то ни было преодоление конкретных затруднений. При этом не только искажаются фактические данные, но и уничтожаются условия для решения проблем, поскольку эти особые решения возможны лишь в атмосфере взаимопонимания и сотрудничества. Антисемитский пафос разрушает предварительные нравственные условия с двух сторон: с одной стороны, — сам по себе, с другой — злобой и протестом, возникающими в качестве ответной реакции, так что ожесточение и непонимание, как и взаимные нападки, беспрепятственно нарастают с той и с другой стороны.

Антисемитизм, даже так называемый политический антисемитизм, о котором мы в данный момент говорили, вместо политических решений политических проблем не дает ничего, кроме иллюзорных решений этих проблем, иллюзорных самих по себе. Это — чрезвычайные законы и меры преследования, вынуждающие или стремящиеся вынудить евреев к массовой эмиграции, в других обстоятельствах невозможной. Государство не только признает свою жизненную слабость, прибегая к обструкции определенных слоев населения, которые оно не в состоянии включить в общественную деятельность, но при этом оно подготавливает трудности завтрашнего дня, так как снижается внутренняя энергия, положительная работа которой должна была бы преодолеть кризисы. Применяемая в подобных кризисных ситуациях хирургия не только не асептична, но, зараженная ненавистью и несправедливостью, лишь создает видимость помощи.

Так называемый политический антисемитизм оправдывает эти иллюзорные решения аргументами, которые лишены разумного основания, но оказывают огромное эмоциональное воздействие, само собой переходящее в расовый антисемитизм. Действительно, если в начале нападки были лишь против евреев, иммигрировавших недавно, то затем они стали распространяться и на евреев, давно живущих в стране, и на ассимилированных евреев, даже на обратившихся евреев, короче говоря, на евреев как таковых, против которых и был в конце концов использован расистский миф. Скажем несколько слов о тех доводах, которые антисемитская пропаганда пытается распространить повсюду.

Утверждается, что евреи захватывают ряд доходных профессий, в частности так называемые свободные профессии. Значит надо их изгнать! Это составит существенный процент подлежащих устранению конкурентов. Следует, однако, опасаться, как бы на их месте не оказались другие конкуренты, появившиеся из отвратительного кишения самой нееврейской части человечества, и как бы они не создали угрозу своим плачевным существованием вашему честно заработанному куску хлеба, вашему внутреннему чувству справедливости и бескорыстия, духовным и западным гуманистическим ценностям. Впрочем, совершенно ясно, что евреям, если не иметь в виду, что все они должны умереть с голоду, приходится как-то зарабатывать себе на жизнь, и само собой разумеется, что их особенно много в тех профессиях, которые им больше всего подходят. Всякий извинит естественное раздражение против удачливых конкурентов, если оно остается в пределах разумного, но когда возникает ненависть — это уже ненависть к клану, который возвысился. Повсюду, где будут евреи, кому-то покажется, что их слишком много. На самом же деле то, в чем им отказывают, это — право на жизнь.

Оставим в стороне свободные соглашения, которые при истинно органичном, плюралистическом режиме могли быть заключены с еврейской общиной. Если вы хотите освободить от скопления евреев профессии, о которых идет речь, лучше всего было бы предпринять усилия, чтобы преградить им путь, проявив больший ум и упорство в работе, чем евреи, борясь с их злоупотреблениями, какими бы они ни были, с помощью справедливой профессиональной организации свободной конкуренции.

Так, соревнование между евреями и неевреями спровоцировало бы повышение уровня культуры, в то время как средство, куда более унизительное для неевреев, нежели для евреев, призывающее к грубой практике nutnerus clausus — ограниченного числа (если не numerus nullus — числа нулевого), само по себе приводит к снижению этого уровня.

Кроме того, как утверждают, евреи занимаются ростовщичеством, скупкой, торговлей женщинами, порнографической литературой, а также являются злостными совратителями местного населения, в то время, как доморощенные романисты, отделы происшествий крупных ежедневных газет и судебный журнал рассказывают нам о христианском рвении и всевозможных добродетелях. Евреи ответственны за аморальность, выплескивающуюся на людей через печать и прессу. Евреи занимаются преступной политической деятельностью (естественно, коммунистической; присутствие большого числа евреев в рядах правоэкстремистских террористических организаций еще не было разоблачено).

Сказать: «Это все евреи», — очень естественно для человека, особенно для писателя или бизнесмена, с которыми один или два еврея сыграли злую шутку, или для человека, который заметил на своем пути среди плохо ассимилировавшихся личностей несколько персонажей с семитским профилем. Часто человеку проще сказать не один еврей, или три еврея, или десять евреев, с которыми я имел дело, оказались такими или иными, но сказать евреи (в мире 16 млн. евреев) — тот ли, другой — все равно — евреи. Это очень просто, но очень неразумно.

Подобная манера обобщать приводит к самым худшим софизмам. «Евреи», утверждают антисемиты, совершают такие-то и такие-то преступные деяния. Какой смысл приписывать всей общине индивидуальные ошибки некоторых ее членов? Однако если такие социальные бедствия, как ростовщичество в некоторых аграрных странах, в силу исторических условий этих стран, можно поставить в вину в основном евреям, то в других социальных бедах, в которых антисемитская пропаганда обвиняет «евреев», неевреи оказываются их сильными соперниками, не говоря уже о таких категориях социальных бедствий, как алкоголизм, вооруженные нападения и т. д., в которых они решительно затмевают евреев. Это не евреи, это — некоторые евреи, так же, как и некоторые неевреи, творящие зло. Для чего обременять свою совесть, нарушая в отношении евреев элементарные требования законов и цивилизованной жизни? Социальный организм должен энергично защищать себя от болезней, которые делаются привычным состоянием, таких, как клеветническая и продажная пресса или оглупляющие публикации, способствующие одичанию людей! Единственный эффективный метод — обуздывать, при необходимости даже драконовскими законами, преступления и злоупотребления, кем бы виновный ни был, но не карать массу невинных людей за преступления и злоупотребления, совершенные некоторыми из их братьев или даже вовсе не их братьями. Желающие совершить преступления найдутся всегда, даже если бы истребили всех евреев.

И наконец, что касается пропаганды ложных идей и ложных нравственных правил, то так ли «очевидно», что за это ответственны одни «евреи» (некоторые евреи). Хорошо известно, что это не так и что в абсолютном значении неевреи вносят гораздо больший вклад в подобную деятельность, нежели евреи. Господин Юлиус Штрайхер и проповедники погромов не евреи, и они являют собой мощное опровержение своих же собственных положений, вменяющих в вину еврейской расе все бедствия рода человеческого. Господа Розенберг и Гитлер, господа Гога и Куза не евреи. Ленин, как и Сталин, не был евреем. Сам господин Селин не еврей, хотя и кажется, что он совершил путешествие на край ночи только затем, чтобы обнаружить «Протоколы Сионских мудрецов», помещенные в грязный мрак царской охранкой.

Приписать евреям грехи большевизма, отождествить иудаизм с коммунизмом, вот классическая тема гитлеровской пропаганды, которая иногда приписывается, так же и католицизму; вот тема, развиваемая со строгой последовательностью антисемитами всех стран. Я совершенно не верю, что еврейский дух, который сильные мира сего упрекают в анархической горячке свободы, мог бы легко принять коммунистический конформизм. Что действительно верно, так это то, что часть еврейской молодежи в некоторых странах была принуждена к революционному экстремизму угрозой преследований. В этом случае главные виновники — те, кто сделал их жизнь невыносимой. Как правило, главная ответственность за основные беспорядки лежит на лживых стражах порядка, евреях и неевреях, которые, систематически предпочитая несправедливость беспорядку, основывают порядок на фундаментальном беспорядке, который вначале невидим, но при котором сам принцип порядка и Творец природы отвергаются.

В той же степени и даже больше, чем антисемиты (гнев которых обрушивается как раз на бедных евреев), мы ненавидим всевластие банков и финансов, принадлежат ли они евреям или неевреям, так же как и всевластие денег. В этом проявляется материалистическое устройство и дух современного мира, вызывающие в нас ужас. И кто бы ни были эти люди, евреи или неевреи, причем неевреев намного больше, они оказываются безвинно вовлеченными в эти бесчеловечные структуры. Более того, мы знаем, что значительная масса евреев не сделалась ни банкирами, ни финансистами, но гражданами, которые борются со всеми формами городской нищеты.

Мы не склонны недооценивать всей тяжести огромных экономических трудностей нашего времени и общего экономического кризиса нашей цивилизации. Но мы говорим, что не изгнание евреев, а преобразование экономических и социальных структур, являющихся реальной причиной этих трудностей и этого кризиса, сможет уврачевать их. Антисемитизм, к несчастью, отвлекает людей от реальных усилий, которые от них требуются, отвлекает от истинных причин бедствий, коренящихся как в нашем эгоистическом и лживом сердце, так в социальных структурах, основой которых является низменная мораль. Антисемитизм уводит людей от истинных причин бедствий, чтобы настроить их против других людей, против невинной толпы, подобно тому, как терпящий бедствие экипаж вместо того, чтобы сражаться со стихией, решил бы выбросить за борт часть команды, опасаясь, что они вцепятся друг другу в глотку и подожгут корабль, на который рассеянное человечество совершает посадку.

Немецкая трагедия

Я говорил о так называемом политическом антисемитизме и той почве, на которой он произрастает в некоторых странах с сильным еврейским национальным меньшинством. На самом деле, именно заразительный пример немецкого расизма в течение многих лет видоизменял, усиливал и демонизировал конфликт в этих странах.

Немецкий народ, патетический и несчастный, тоскующий по единодушию, тоже был вовлечен в историческую драму, к которой любой, кто способен сочувствовать другому, не может остаться равнодушным. Зачем он позволил увлечь себя одной из тех магических мелодий, против которых оказался беззащитным, и сегодня, попирая евреев и христиан, отправляется на поиски самого себя и своей судьбы? Но здесь не место говорить в подробностях об этой драме. Я буду говорить лишь о том, что относится к евреям: верно ли, как пишет Артур Руппин и как об этом более резко говорил Карл Маркс, что есть своего рода близость между еврейским и капиталистическим авантюризмом и что еврейство не устраивается нигде лучше, как именно в капиталистической цивилизации?[392] Если, с другой стороны, верно, что Германия, особенно послевоенная Германия, является европейской страной, которая лучше других узнала пагубную эйфорию и помутнение разума, выбитого из колеи капитализма, то становится менее удивительным тот парадокс, что не там, где евреи были отделены, а там, где они ассимилировались, сущностно ассимилировались в немецкую общину, вплоть до того, что стали играть главную роль в немецкой культуре и литературе, иногда забывая о еврейском народе и горестях Израиля, именно там неслыханная буря ненависти неожиданно поднялась против них, как если бы это было неким разочарованием в себе самой, которое современная Германия стремилась наказать в них — изумленном козле отпущения, кричавшем напрасно: но я жил лишь для немецкой мощи и для немецкого духа, я не любил никого, кроме вас, немецкого величия и немецкой силы, служащих цивилизации, брошенной целиком на завоевание власти!

Когда цивилизация отличается мощной и вместе с тем нездоровой промышленностью и все проникнуто духом современного капитализма, после ужасного военного поражения происходит общее нравственное падение и страшное материальное обнищание беднейших классов, и это происходит в народе, в котором были развиты и концентрировались все яды унижений; и когда перед лицом революционной коммунистической катастрофы, к которой вела внутренняя логика данной цивилизации, не найдя и даже не пытаясь искать внутренние движущие силы существенно нового порядка, она предпочла другую революционную катастрофу, которая хотя и спасла государство, но потеряла при этом все остальное, неудивительно, что, приняв отныне основной образ правления, при котором иллюзия, миф и престиж подменяют и затем уничтожают, как при воздействии черной магии, истинное лицо и истинные причины событий, данная цивилизация инстинктивно избирает антиеврейский миф, дающий возможность столь нелепым образом объяснить все беды истории и свалить на виновных во всем бремя своей тревоги и дурных воспоминаний.

Если те замечания, которые я только что сделал, верны, следует задуматься о том, что отношение Германии к евреям в стране более сложное, чем кажется. Так как ни те, ни другая не изменились, я говорю о существенном и о реально существующем. Преследуемые, униженные, страшно угнетенные, немецкие евреи все же в большинстве своем продолжают дорожить Германией, по крайней мере Германией XIX в. И когда они плачут на реках Вавилонских, то они вспоминают не Сион, но Берлин до фюрера, Берлин великой капиталистической авантюры и великолепные беседы с князем мира сего, который еще не надел коричневую рубашку расистской жестокости. С другой стороны, гитлеровская Германия, стремясь избавиться от Израиля, вместила все худшее, что было в Израиле, я имею в виду то чувство расовой гордости, которое присуще некоторым недуховным евреям и является натуралистическим извращением сверхъестественной идеи Божественного избранничества. Расисты остаются распространителями Ветхого Завета, как коммунисты — Нового. Именно из Священного Писания евреев расистами была взята и искажена идея расовой предопределенности народа Божьего; коммунисты же почерпнули из Евангелия, извратив ее, идею всеобщей человеческой свободы и братства.

Поймите правильно то, что я сейчас сказал. Я не упрекаю немецких евреев (как кое-кто делал совершенно некстати), что они не воспользовались нацистским преследованием, чтобы обратиться в христианство. Я лишь отмечаю, что они не подражали своим предкам времен пророков, не расслышали крика их страданий, чтобы обратиться к своему Богу и вспомнить о своих истоках — Аврааме, Исааке и Иакове. В ответ на ужасное бедствие, которое обрушил на евреев немецкий расизм, ничего иного, кроме справедливых жалоб и возмущений, сопровождаемых призывом к американцам бойкотировать немецкие товары, и обращения к международной гуманистической литературе не последовало ни в Германии, ни за ее пределами. Но то движение сердца, которое позволяет проникнуть в тайные глубины истории, то возрождение духовных сил, перед которыми преследователи не могут устоять и всегда заканчивают тем, что обнаруживают свое подлинное лицо: немного соломы и кровавое месиво… Израиль, удивленный и словно парализованный своим рационализмом, осмелится ли и впредь доверять этой силе?

И евреи, и христиане при этом оказываются странным образом связанными. Размышляя о состоянии дел в Германии перед 1933 г., как не задаться вопросом, не было ли в этой стране, как и в других странах, но с гораздо более быстрыми трагическими последствиями, не было ли в ней недостатка в простом человеческом сострадании, в том элементарном сострадании, о катастрофической нехватке которого в наше время недавно говорилось.

Имея своего рода привилегию Божественного усыновления, не продолжали ли и евреи, и христиане слишком спокойно заниматься своими делами, земными и небесными, не видя при этом рядом с собой искаженные болью лица людей и мира и держась подальше от нищеты этих людей и мира?

В итоге обнажилось новое лицо, мрачное лицо в человеке, пылающее языческой нощью. Я не хочу говорить обо всем этом, не выразив чувства восхищения и братской любви христианам Германии, католикам и протестантам, которые, как и евреи, страдают от преследований, но смело противостоят всем опасностям, чтобы защитить одновременно и Евангелие, и Ветхий Завет от богохульного неистовства. Общинность приводит и христиан, и евреев к осознанию глубинной связи, действующей между ними, объединяющей всех людей, за рамками доктрины и образа жизни, как это имело место по крайней мере в ранней общине, созидавшей всех своих членов по образу Божию. Будущее покажет, что человеческая история сможет извлечь из такого опыта.

Но на этой конфереиции темой обсуждения являются евреи. Именно на них прежде всего расистские неоязычники испытали силу своих ударов. Их горячее желание, без сомнения, по возможности изгнать всех евреев за пределы границ. Но так как достичь этого им не удается, они решили лишить евреев политического существования, заключив их в гораздо более жестокое гетто, нежели средневековое, так как сейчас разница не в вере и религии, к чему человеческая свобода и благодать Божия уже «привыкли», но это — непоправимое различие крови, разделяюще людей. И вот мы оказываемся лицом к лицу с расистским антисемитизмом. Для его самооправдания недостаточно, чтобы евреи были народом или расой в этико-историческом смысле, необходимо, чтобы они были расой в биологическом и антропологическом смысле слова, и в то же самое время необходимо, чтобы расизм стал мировой концепцией, наукой и религией.

По правде говоря, евреи не есть раса в биологическом смысле слова. Известно, что при современном состоянии человечества в нем не существует чистых рас в смысле каких-то значительных групп, и даже тех, кто с этой точки зрения наиболее предпочтителен; евреи тем более не составляют исключения: в ходе истории смешение крови в них было столь же ощутимым, как и в других народах. Выдающиеся ученые утверждали, что для современного человечества расовая идея не отвечает какой-либо анатомо-физиологической реальности, какой-либо общности «крови», но соответствует лишь типовой «ментальности», определяемой историческими и социальными условиями; ее значимость базируется в гораздо большей степени на чрезвычайно сложных исторических (психо-этико-социологических) задачах, которые прояснялись по ходу дела, чем на врожденных наследственных чертах.

Это не значит, что следует отрицать существование характеров или важность такой науки, как генетика, но сами характеры сильно перемешались в этническом водовороте в течение многих веков; они образуют лишь материальный элемент, совершенно непригодный для обоснования ценностной дискриминации людей и для того, чтобы разрушить видовое единство человечества.

С научной точки зрения расизм представляет собой своего рода политическое отклонение антропологии, служащее для создания практического критерия немецкой национальной общины.

В философском и религиозном смысле трудно не увидеть в расизме одну из наихудших материалистических шуток человека. Заявить, как это было в Нюрнберге в 1933 г., что существует «гораздо большая дистанция между наиболее низкими формами, еще называемыми человеческими, и нашими высшими расами, нежели между самым низшим человеком и самыми развитыми обезьянами»; заявить подобное не есть лишь философский абсурд, это также оскорбление христианской религии, которая, утверждая духовное начало и бессмертие человеческой души и проповедуя братскую любовь между людьми любой расы и любого состояния и уча, что Христос умер ради спасения всех, утверждает вместе с тем природное единство рода человеческого, его существенную разницу с животными и равенство всех людей в праве называться детьми Божиими.

Иногда говорят, да и я только что упоминал это слово, что расизм — это неоязычество, и оно оскорбляет тех язычников, которые не впали в столь жестокий материализм. Культ крови, так называемое предопределение (в реальности — проводник первородного греха и всех разделений, основанием которых он является), — это то, что противоположно в своей основе христианскому культу искупительной и животворящей Крови воплощенного Слова, посредством которой все люди, не отвергшие милость Божью, приведены к сверхъестественному единству «народа» Божьего и к сыновству Богу.

С социальной и культурной точек зрения расизм низводит и унижает до невероятной степени разум, мысль, науку и искусство, отныне подчиненные плоти и крови, и уводит от их естественной «вселенскости». Среди всех форм варварства, сегодня угрожающих людям, расизм приносит наиболее бесчеловечную и безнадежную в самой себе форму, и, как я только что отметил, он делит людей на категории и обрекает на биологическую фатальность, от которой не позволяют убежать никакие действия по освобождению от нее.

2. Богословское значение рассеяния Израиля

Пора перейти ко второй части данного доклада и прежде всего к вопросу о рассеянии Израиля, рассматриваемом в его богословском значении. Как я писал в недавнем обзоре[393], из которого я приведу здесь несколько страниц[394], каковы бы ни были экономические, политические, культурные формы, внешне прикрывающие проблему рассеяния Израиля среди других народов всегда существует и остается реальностью тайна сакрального порядка, об основных положениях которой an. Павел говорит нам кратко и возвышенно в своем Послании к Римлянам.

Если в этой аудитории есть евреи, они поймут, что я в рамках христианских представлений пытаюсь что-то понять в истории их народа. Они знают, что, согласно ап. Павлу, мы, христиане из язычников, были привиты к маслине, предназначенной для Израиля, на место тех ветвей, которые не узнали Мессию, провозглашенного пророками. Таким образом, мы стали людьми, обратившимися к Богу Израилеву, к истинному Богу, Которого знал Израиль, и к Сыну, Которого он не признал. Так, христианство есть полнота и сверхъестественное осуществление иудаизма.

Призвание Израиля

Ап. Павел говорил, что желал бы сам быть отлученным за своих братьев по плоти, так велика его любовь к ним, за «израильтян, которым принадлежит усыновление, и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования, и их отцы, и от них Христос по плоти»[395], — «ибо если отвержение их — примирение мира, то что будет принятие, как не жизнь из мертвых?»[396]«ибо не хочу оставить вас, братия, — продолжает апостол, — в неведении о тайне сей, — чтобы вы не мечтали о себе, — что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников; и так весь Израиль спасется… В отношении к благовестию, они враги ради вас; а в отношении к избранию, возлюбленные Божии ради отцов. Ибо дары и призвание Божие непреложны. Как и вы некогда были непослушны Богу, а ныне помилованы, так и они теперь непослушны для помилования вас, чтобы и сами они были помилованы. Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать»[397].

От начала Израиль являет собой тайну: тайну того же порядка, что и тайна мира, и тайна Церкви, и в сердцевине — тайна Искупления. Следует сказать, что, если ап. Павел прав, в этом случае то, что называют еврейской проблемой, не имеет подлинного решения. Я понимаю это так, что прежде будет великое объединение, провозглашенное апостолом, которое будет подобно воскресению из мертвых.

Есть сверхчеловеческие отношения между Израилем и миром, как и между Церковью и миром. Только с учетом этих трех понятий, хотя они и загадочны, я могу выразить некоторые идеи относительно тайны Израиля. Такая своего рода обратная аналогия с Церковью здесь мне кажется единственной путеводной нитью. Церковь, как вы знаете, не обычное религиозное учреждение. Согласно учению Церкви о ней самой, она есть таинственное тело, в котором для выполнения Божественного задания живые связи соединяют людей между собой и с Богом; Церковь — это мистическое тело Христа. Израиль, хотя и в другом смысле, своего рода corpus mysticum, мистическое тело; еврейская мысль сама осознает это. Эрих Калер в своей работе «Israël unter den Vôlkern» энергично настаивает на этой точке зрения. Связующая сила, обеспечивающая единство Израиля, это не связь плоти и крови или этико-историческая общность; это сакральная и сверхисторическая связующая сила, сила обетования и ностальгии, но не обладания. В глазах христианина, который помнит, что обетования Божии непреложны, Израиль продолжает свою священную миссию, но в потемках мира сего, по какой-то глубинной причине, предпочитая ее миссии Бога. Израиль, как и Церковь, в мире, но не от мира сего; со дня его падения, когда предводители Израиля выбрали мир сей, он оказался связанным с миром, оказался пленником и жертвой этого мира, который он любит, но которому не принадлежит, никогда не будет принадлежать и не может быть его частью. Вот так в христианской перспективе нам открывается тайна Израиля.

Причастность к мистическому телу есть причастность к земной Надежде. Израиль страстно надеется, и взыскует, и жаждет пришествия Бога в мир, Царства Божия на земле. Он жаждет справедливости во времени, в природном мире, в городе, и эта жажда вечна, сверхъестественна и нерациональна.

Так же как и мир, и история мира, Израиль и его действие в мире являют собой двойственную реальность. И желание обладать абсолютом в этом мире может принимать любые формы, одни из которых — благие, другие же — дурные. Отсюда следует, что при удивительной сложности типических характеров, существующих в Израиле, причем в избытке как в хороших, так и в дурных проявления, всегда найдутся поводы как возвеличить, так и унизить Израиль. Пеги говорил: «Антисемиты рассуждают о евреях. Я предупреждаю, что собираюсь высказаться грубовато, но антисемиты совсем не знают евреев… Они снова утверждают, что хорошо знают этот народ. В то время как на его коже нет ни единой клеточки, которая бы не страдала, где не было бы застарелого ушиба или давней контузии, ноющей боли или воспоминания о ноющей боли, шрама, раны, следа от удара с Востока или с Запада».

Проблема не в том, чтобы осознать, симпатичны вам евреи или нет (это вопрос темперамента), но в том, чтобы понять, имеют ли они право на всеобщую справедливость и на общее человеческое братство. Если бы люди могли переносить друг друга лишь при условии отсутствия взаимных претензий, все провинции любой страны непрестанно бы воевали. Впрочем, самое забавное, что заявления антисемитов об их прекрасном отношении к тем евреям, с которыми они лично знакомы, и чувство ненависти ко всем евреям, которое они считают своим священным долгом, так или иначе являются признанием тайны Израиля — предмета нашего размышления.

Но каково же это призвание Израиля, длящееся во тьме, о котором мы только что говорили? Прежде всего, это — призвание свидетельствовать о Священном Писании. Но более того, в то время как Церковь предназначена для дела сверхъестественного и сверхвременного искупления мира, Израилю же, как нам кажется, определено в рамках временной истории и своих собственных конечных целей дело земной активации людской массы мира. И здесь Израиль, который не от мира, оказывается в самой глубине основ мира, чтобы его раздражать, ожесточать, приводить в движение. Как инородное тело, как активизирующий фермент, введенный в массу, Израиль не оставляет мир в покое, он мешает ему спать, он учит мир быть недовольным собой и беспокойным. Так как мир безбожен, Израиль стимулирует ход истории.

Духовная сущность антисемитизма

Высказанные соображения объясняют, как мне кажется, кое-что в духовной сущности антисемитизма.

Можно назвать различные частные причины антисемитизма, начиная с чувства ненависти к иностранцу, естественному для какой-либо социальной группы, до религиозной ненависти, увы! И эти две причины могут объединяться. Кроме того, многочисленные неудобства, доставляемые некоторыми из прибывших иммигрантов, камуфлируют более глубокие корни ненависти. Если мир ненавидит евреев, то это потому, что он явно ощущает, что евреи всегда останутся для него сверхъестественными чужаками; мир ненавидит их любовь к Абсолюту и для мира невыносимо побуждение к духовному действию, вызываемое евреями. Таково призвание Израиля, которое мир ненавидит. Ненависть мира — это слава Израиля, как и слава христиан, живущих верою. Но что касается христиан, то они знают, что Мессия уже победил мир.

Так, ненависть к евреям и ненависть к христианам имеет одно и то же основание, она вызвана их отказом от мира, который не хочет быть раненым ни ранами Адама, ни ранами Мессии, ни шипами Израиля в его движении в истории, ни крестом Иисуса ради жизни вечной. Все хорошо так, как есть, нет нужды ни в благодати, ни в преображении, можно получить блаженство в своей собственной природе. Это не христианская надежда на Бога-Помощника, не еврейское упование на земле, это — лишь надежда на животную жизнь и ее глубинную силу, своего рода сакральную, демоническую, когда она овладевает человеческим существом, считающим себя обманутым посланниками Абсолюта.

Расистский теллуризм является антисемитским и антихристианским. Коммунистический атеизм не есть антисемитский, ему достаточно быть универсально богоборческим. Как в первом, так и во втором прорывается наружу тот же самый абсолютный натурализм, то же самое отвращение ко всякой аскетичности и трансцендентальности; мистическая жизнь мира, готовая героически раскрыться, любое мистическое тело, существующее вне мира сего, должны быть отвергнуты как таковые.

Низкопоклонство перед миром не привлекает французов. Когда они теряют голову, они все-таки продолжают поклоняться богине Разума. По этой причине, как мне кажется, они никогда не были убежденными антисемитами. Они высмеивают евреев, как и священников, но настоящая антисемитская мания редко переходит у нас рамки экзальтированной мелкобуржуазной идеологии. Я не принимаю во внимание пропаганду, имеющую место в определенных кругах в настоящее время, мне она кажется искусственной. Кто хорошо знает французскую молодежь, и в частности, ту французскую католическую молодежь, которая готова с таким рвением служить общему благу, и тех представителей J. О. С.[9*], которым вы аплодировали здесь в прошлую субботу, эти люди верят, что молодежь никогда не встанет ни на какой другой путь, кроме пути свободы, великодушия и разума.

Евреи и христиане

Удалось ли нам отразить некую патетику положения, в котором находится еврейский народ? Удалось ли нам объяснить, каким образом Израиль, который, зачастую вопреки своему желанию и нередко в противоречивых формах проявляет материалистический мессианизм, отражающий темную сторону призвания к абсолюту, все же с рвением, с умом и с удивительным динамизмом свидетельствует о сверхъестественном в глубинах человеческой истории? Отсюда — конфликты и напряжения, которые под всякого рода личинами не могут не существовать между Израилем и другими народами.

Наивно думать, что это напряжение может полностью исчезнуть. Причина тому — низменное чувство — одно из тех низменных чувств, которые естественны животной природе человека (будь он араб, сам происшедший от Сима, или славянин, или латинянин, или германец). Лишь одно христианство, если оно поистине живое, может избавить людей от желания покончить с этой проблемой путем антисемитского насилия: открытого или политически смягченного преследования. Единственный путь — принять это состояние напряжения и разрешать его в каждом конкретном случае, но не в ненависти, а в согласии с тем, что любовь требует от каждого, чтобы он быстро примирился со своим соперником, пока он на пути с ним, и в осознании того, что «все согрешили и имеют нужду в милости Божьей», omnes quidem peccaverunt et egent gloria Dei. «История евреев, — говорил Леон Блуа, — это преграда в истории человечества, вроде плотины на реке для повышения ее уровня».

В духовном плане драма любви между Израилем и его Богом разрешится (если мы верим ап. Павлу) лишь примирением Синагоги и Церкви. Во временном плане, несмотря на то, что до сих пор нет полноценного решения проблемы Израиля, существуют, однако, частичные или предварительные решения и частичные ответы, поиск которых присущ политической мудрости. Эти поиски продолжались в течение многих веков испытаний.

Наш период истории для еврейского народа — век возрастающих трудностей. В экономической сфере утрата свободного соревнования, приход к власти режимов автаркии и государственного капитализма наносят страшный удар по трудовой деятельности евреев. Опубликованные недавно исследования об экономическом положении евреев в мире сообщают о возрастающей пауперизации масс еврейского населения.

В плане политическом и нравственном, развитие различных видов тоталитаризма, рассматривающих нонконформиста как биологического противника временного сообщества, угрожает естественному стремлению евреев к независимости и свободе.

В духовном плане появление новых небывалой жестокости форм язычества означает неизбежный конфликт (уже чудовищным образом начавшийся) с народом, который издавна в среде язычников героически свидетельствовал о святости личного и трансцендентного Бога.

Я склонен верить, что, если время одержит верх над заблуждениями и злом, угнетающими его сегодня, и достигнет того, что учреди/Г порядок новой, в большей степени соответствующей достоинству человека, цивилизации, в этом случае плюралистические и вместе с тем персоналистские решения, которые по необходимости возобладают при таком порядке, будут характеризоваться также попытками урегулировать еврейский вопрос в соответствии с данной исторической обстановкой.

Как бы то ни было, нам кажется, что если сейчас мы обратимся к христианам, которые сами были привиты к маслине Израиля, то именно они должны по-братски смотреть (и, как говорит ап. Павел, не без трепета за самих себя) на людей, втянутых в еврейскую трагедию. Христиане вполне могут оказаться антисемитами, такое случается довольно часто. Но для них это возможно только в качестве подчинения духу мира сего, но не христианскому духу.

Много исторических ошибок у невнимательных или пылких авторов возникает из-за смешения в средневековой цивилизации церковных понятий и понятий сакрально организованного временного града, в котором земные интересы и все добро и зло социальной жизни человека погружены в религию. Если мы вернемся к истокам, то увидим, что в секулярной цивилизации режим гетто (не будем говорить о драме марранов или об испанской инквизиции) дал повод проявиться худшим страстям и антисемитским эксцессам, но Церковь как таковая, если не считать отдельных священников, не ответственна за эти эксцессы. Достаточно хорошо известно, что папы неоднократно принимали меры для защиты евреев, в частности — против абсурдного обвинения в ритуальных преступлениях; и в общем, в областях понтификата евреи были, как правило, менее несчастны и с ними обращались не столь жестоко, как в других странах.

К тому же западная цивилизация, выйдя из Священной Империи и средневекового режима и, как мы знаем, оказавшись в полном упадке, освободилась от той порочности, в которую ее фактически вовлек этот режим. И было бы странной аберрацией, если бы христиане захотели к ней вернуться ценой утраты исторического существования. Антисемитизм сегодня — это не один из случайных пороков обмирщенного христианства, смешавшего добро со злом, а духовное заблуждение, которое поражает христиан. Я хотел бы напомнить, что в документе Святого Престола от 25 сентября 1928 г. католическая церковь строго осудила это заблуждение[398].

С точки зрения нравственной нормы, взятой в католической перспективе, антисемитизм, распространяясь среди тех, кто называет себя учениками Иисуса Христа, проявляется как патология, изобличающая повреждение христианского сознания, когда оно становится неспособным взять на себя историческую ответственность и остаться верным высоким требованиям христианской правды в реальности. Вместо того, чтобы увидеть в испытаниях и ужасах истории посещение Божие и взяться за дела справедливости и милосердия, которые надлежит творить в любых обстоятельствах, это поврежденное сознание довольствуется фантомами в отношении целой расы, приводя в доказательство обоснованные и необоснованные доводы. Это сознание ищет для себя своего рода алиби, давая волю чувству ненависти, которое надеется оправдать религиозными соображениями.

Однако для христианина далеко немаловажно, когда ненавидят, презирают или хотят унизить народ, из которого вышли воплотившийся Бог и Его Пречистая Мать. Вот почему желчное рвение антисемитизма в конце концов всегда оборачивается против самого христианства.

«Представьте себе, — писал Леон Блуа, — что окружающие вас люди непрестанно с бесконечным презрением высказывались бы о вашем отце и матери и не находили бы для них других слов кроме ругательств и оскорблений. Каковы были бы ваши чувства? Так вот! Именно это происходит и с Господом нашим Иисусом Христом. Забывают или чаще всего не хотят знать, что наш Бог, ставший человеком — еврей, еврей по природе, Лев Иуды; и Его Мать — еврейка, цвет еврейской нации; и апостолы были евреи, как и все пророки; и в конце концов вся наша литургия целиком почерпнута из еврейских книг. И можно ли выказать болшее богохульство, чем оскорбление и унижение еврейского народа?»[399]

3. Трагедия еврейского народа в настоящее время (1938)

Всем известно, что евреи не упускают случая пожаловаться. Если они умеют так горько плакать, то это от извечной привычки к страданию и от беззащитности. Сегодня, как бы то ни было, можно сказать, что фактически преследования им изрядно послужили.

В третьей части этого доклада я буду предельно кратко говорить о проблеме, относящейся к положению евреев в различных странах. Если бы пришлось в деталях перечислять различного рода притеснения, о которых идет речь, им не было бы конца.

В России

Возможно, некоторые удивятся: разве СССР не стяжал себе славу, и по праву, тем, что официально запретил антисемитизм? Разве он не предоставил евреям, как и членам других этнических групп, равенство в правах и свободный доступ в школы и университеты? Да, это так. И однако, Россия — одна из стран, где угроза Израилю — наибольшая. Я не останавливаюсь здесь на экономической разрухе, в которую советский режим вовлек массу евреев. 90 % евреев в России жили торговлей, промышленностью и мелкими ремеслами. Они оказались ущемленными в собственных средствах существования в большей степени, чем крестьянские массы, так как новый режим не терпел ни торговцев, ни свободных ремесленников. Экономический крах был для них полным.

Прежде всего я хотел бы отметить, что хотя евреи и могли существовать — пусть даже и в нищете — в России, но еврейскостъ и иудаизм там были поражены насмерть: ассимиляция (насильственная!) удалась слишком хорошо.

Борьба велась не против еврейского народа, а против еврейской религии, как и против всех других религий. На религиозных евреев обрушились неистовые гонения, проводимые некоторыми евреями-атеистами. «Здесь, — пишет один еврейский автор, — именно еврей — наихудший враг еврея». И в конце концов, огромная масса еврейской молодежи отдалилась от религии, лишь старое поколение еще держалось, «но из-за враждебности правящих классов оно не решалось действовать, и религия была запрещена».

«В стране, — пишет тот же автор, — где евреи двадцать лет назад являли собой еще очень крепкий оплот иудаизма, еврейская религия оказалась почти уничтоженной»[400].

Тем же самым ударом была уничтожена и еврейская культура. Раввинистические школы и почти все синагоги были закрыты. Обучение еврейскому языку, народные традиции, религиозные праздники, обрезание, обряды Моисеева закона — все это практически было запрещено. Очень сильное государственное давление оказывалось, с другой стороны, для поддержки смешанных браков, в результате чего этническая и культурная целостность еврейства быстро исчезла[401].

Также и сионизм, рассматриваемый как «империалистическое» движение, сурово подавлялся, любая попытка сионистской пропаганды приводила к немедленному аресту и изгнанию[402].

О поэзии на языке идиш недавно было сказано, что ее сила и оригинальность «исходит из ее неспособности быть нерелигиозной»[403]. Вообще говоря, не существует еврейской культуры, как не существует еврейского народа, без Бога Священного Писания, пусть хоть в мертвых останках традиции, лишенной веры, которую сионизм, по крайней мере, уважает и собирает.

Единственно значимым феноменом, который подтверждает настоящие рассуждения, является то, что все происходит так, будто глубокая ненависть к Священному Писанию, в котором Бог дает Свое свидетельство, обрушивается на сам Израиль, как на мистическое тело. И Израиль-мистическое тело невозможно попрать без того, чтобы вместе с тем не попрать и Израиль как народ.

В Германии

Мы говорили о немецком расизме, останавливаясь главным образом на его принципах. Надо ли напоминать сейчас, каков он на практике?

В соответствии с законом от 7 апреля 1933 г. (известный арийский параграф), дополненным другими законоположениями того же года, все неарийцы, иначе говоря, все человеческие существа, в которых есть 100 %, 50 % и, если у них дед или бабушка были евреи, 25 % еврейской крови, исключаются из публичной деятельности, и таким образом, прямо или косвенно, с помощью различных придирок, их лишают свободных и «культурных» профессий.

Евреям запрещено заниматься театром, прессой, литературой, музыкой, все это предназначено для арийцев. Евреев нельзя принимать в немецкие университеты как в качестве профессоров, так и в качестве студентов. Им придан особый статус для того, чтобы отделиться от них как от низшей расы и переносчиков заразы, а не для того, чтобы включить их особым образом в общественную жизнь города[404]. Пусть они развивают культуру гетто! Может быть, это даже их воодушевит, как рабов, певших друг другу перед смертью песни. Хотя они занимаются экономической деятельностью. Хотя некоторые из них даже достигают высокого положения, но в то же время их вытесняют из большинства отраслей экономической жизни, предпочитая арийцев. Магазинчики евреев бойкотируют, а тех арийцев, которые решаются покупать у них, подвергают оскорблениям и угрозам. Еврейское происхождение какого-нибудь служащего — законная причина для его увольнения.

Происхождение главенствует над всем: над интеллектом и добропорядочностью, над благодатью и над крещением; крещеные еврейские дети должны учиться в еврейской, а не в христианской школе.

Вы знаете, что Нюрнбергскими законами (это «законы по защите немецкой крови и чести») в сентябре 1935 г. у евреев отняли звание граждан и политические права. Вы знаете, что те же законы запрещают брак и внебрачные отношения между евреями и неевреями под угрозой тюремного заключения. Да что я говорю? Так как эти меры кажутся малоэффективными, теперь некоторые антисемиты собираются требовать смертной казни за расовые преступления или, как они говорят, расовую нечистоту.

Воображение может охватить лишь небольшую часть всех этих законных предписаний и незаконных эксцессов, которые следуют за ними отвратительной вереницей — жалких распространителей гнусных надписей, оскверняющих еврейские кладбища, всякого рода насилия и унижения, конфискацию имущества, доносы, отказы в правосудии — все, что влечет за собой страдание, горе, нищету и бесчестие для несчастного человеческого существа. При этом естественно возрастают самоубийства. Через деятельность учителей и пропагандистов отравляется ненавистью и презрением к евреям сознание именно простых людей, детей, бедняков. Да что там! Самое худшее — это то, что исчезает человеческое достоинство в самих преследуемых. Ужасны даже не желтые скамейки для евреев, поставленные в некоторых скверах Берлина, а то, что можно было увидеть евреев, печальных усталых евреев, сидящих на этих скамейках. В семьях, где отец — еврей, а мать — арийка, можно было также наблюдать, как дети вырывали у матерей признание в адюльтере, чтобы доказать, что они рождены с чисто арийской кровью и имеют право гражданства.

Я знаю, что Германия и расизм не одно и то же. И хотя это «само собой разумеется», мне хотелось бы здесь отметить, что ненависть к какому-либо народу есть великое безумие и, несмотря на расизм и антихристианство, разрушающие сердца, гуманистические и культурные резервы немцев не исчерпаны. Но если нравственные потрясения, происходящие в какой-либо стране, не могут помешать всеми силами стремиться к международному политическому соглашению с этой страной тем, кто надеется таким способом достичь всеобщего мира, то само это стремление, в свою очередь, не может помешать высказать правду. Вот пример немецкого антисемитизма, который подали и продолжают с неистовством пропагандировать руководители национал-социализма и который они в то же время стремятся определенным образом узаконить, превращая антисемитизм в оружие, а именно — в один из способов своего влияния за границей. Пример такого антисемитизма и его пропаганды, действующий повсюду, как в Америке, так и в Европе, — угрожающий жест тому, что у нас еще осталось от цивилизации. И вот уже из политических соображений Италия начинает (что ново для нее) культивировать антисемитские чувства. Весьма суровый антисемитизм, хотя и скрытый под нравственными и культурными формами, без внешней жестокости и без явного узаконивают, существует и в Австрии. Затронуты также и другие страны: Польша, о которой я сейчас скажу, в меньшей степени Литва, Югославия, Аргентина. В Румынии же сегодня бушует волна террора.

В Румынии

В течение долгого времени с евреями в Румынии легально обращались как с людьми второго сорта. Несмотря на обещания, данные на Конгрессе в Берлине в 1878 г., лишь на основе договора 1919 г., явившегося результатом мировой войны, и конституции увеличившегося Румынского государства было провозглашено равенство перед законом всех румынских граждан «без различия расы, языка или религии». Присоединив Бессарабию, Буковину, Трансильванию, Бонат, Марамуреш с 9 млн. жителей, Румыния обязалась признать в качестве румынских подданных около 6 млн. евреев, обитавших на этих территориях, что соответствовало не требующему объяснений положению международного гражданского права.

Я не очень доверяю статистике, особенно демографической, в странах, подверженных конфликтам и межнациональным спорам. Однако, основываясь на официальных данных румынской статистической службы и принимая верхнюю, а не нижнюю границу поправки, вот те выводы, которых разумно было бы придерживаться. В старой Румынии насчитывалось 250 тыс. евреев, ассимилированных в течение длительного времени. Сложив эти цифры с теми, которые я только что привел для вновь аннексированных территорий, которые перед войной входили в территорию современного Королевства Румынии, получим 850 тыс. евреев. Сегодня их или чуть меньше, или чуть больше, но, вероятно[405], немного меньше 4,5 % от общего населения. По этой цифре можно вычислить, что около 10 тыс. человек — это евреи, бежавшие из России и незаконно поселившиеся в Румынии[406].

Так вот! 500 тыс. евреев (король Кароль удовлетворяется в своих декларациях половиной этих данных) обвиняются Гогой в том, что они незаконно оказались в стране, хотят теперь присвоить румынское гражданство, право на жительство и пребывание в королевстве. Это направлено не против 10 тыс. евреев, но против 500 тыс., которые вопиют к нам с возмущением.

Ясно, что даже лучшим мистификаторам в статистике будет трудно произвести подтасовки, согласующиеся с обязательствами, единогласно принятыми договором от 9 декабря 1919 г. О чем же в таком случае речь? Правда состоит в том, что расизм, для которого верность договорам ничего не значит, превращается в Румынии в ураган, стремящийся покончить наиболее быстрыми и наиболее жестокими методами не только с 10 тыс., или с 250 тыс., или с 500 тыс. евреев, но со всем еврейским населением страны.

Все граждане еврейского происхождения уже отстранены от гражданского управления. Уже решено запретить евреям некоторые профессии и некоторые виды торговли, экспроприировать у них сельскохозяйственные предприятия, отстранить их от деятельности в театре, в кино, лишить огромное число еврейских врачей, инженеров, архитекторов, адвокатов права заниматься своей профессией. А то, что в провинции катастрофически не хватает врачей, для них совершенно неважно. Прежде всего — война врачам-евреям. Три ежедневные еврейские газеты в Бухаресте были закрыты. «Железная Охрана» организует террор против еврейских студентов высшей школы и против евреев — членов Коллегии адвокатов. «Голубые рубахи» возбуждают ненависть уличной толпы против евреев, преследуют сотни еврейских крестьян и вынуждают их бежать со своих земель. И это только начало. Существует более страшная угроза: смертельная тоска охватывает сотни тысяч людей.

«Так вот! — заявил недавно Октавиан Гога братьям Традо. — Нельзя ли отослать их подальше… куда-нибудь… на остров, откуда они не могли бы вернуться… А вокруг курсировали бы военные корабли всех наций…»[407]

Похоже на то, что при этом новом образе правления румынская Церковь и государство сотрудничают друг с другом. Сошлемся на заявления патриарха Румынской Православной церкви, опубликованные в одной бухарестской газете[408], где он высказал мнение, что евреи «пустили по миру» румынский народ и вскоре вынудят румын «оставить свои дома и свои очаги и скитаться по свету» и что необходимо выделить где-нибудь на земле «в Африке, в Австралии, на островах и тому подобное» какие-то свободные земли, где евреев можно было бы собрать вместе. «Я недостаточно хорошо знаю географию, чтобы сказать вам, где находится такая земля,» — добавил этот пастырь, благовестник Евангелия.

Напомним о декларации, принятой в 1931 г. Католическим Союзом международных исследований: «Члены национальных групп, так называемые национальные меньшинства, имеют по отношению к государству, подданными которого являются, обязанности и обязательства, возложенные христианской моралью и политикой на совесть граждан. Они пользуются всеми правами, которые христианская мораль и политика признают за человеком и гражданином». Недавно монсеньор Бопен писал: «Вовсе не является вмешательством во внутреннюю политику отдельного государства напоминание тех принципов, которые представляют ценность для всех стран во все времена».

В Польше

В Германии антисемитизм принял антихристианские формы. В Румынии, где антисемитизмом сильно окрашено православие, на конгрессе «Румынского православного братства», состоявшемся в прошлом ноябре, докладчики поставили католицизм на одну доску с коммунизмом. Конгресс потребовал расторгнуть Конкордат и обличить «агрессивный и антинациональный прозелитизм» Ватикана. Румынские католики жалуются на то, что они становятся объектом клеветы и кампании ненависти, угрожающие конфессиональной войной.

В Польше, хотя иерархи Католической Церкви, в частности кардинал Хлонд, непричастны к «постоянной и явной враждебности к евреям», антисемитизм все же принял католическую форму, так как в социальном плане естественно — слишком естественно, когда речь идет, пусть о самой ошибочной, рекламе страстей, связанной с национальными интересами — это не может не коснуться и традиционной религии данной страны.

Я не игнорирую того факта, что в основном Польша отказывается от теории языческого расизма и что ее правительство хотело бы ограничить конфликт лишь экономической сферой. Я не игнорирую того, что в Польше насчитывается от 3 млн. до 3,5 млн. евреев, это несколько больше 10 % от общего числа населения, из чего следует, что проблемы, о которых шла речь в начале данной конференции и которые касались стран с гораздо меньшим еврейским населением, для Польши гораздо более реальны, чем для любого другого государства. Остается фактом то, что там свирепствует сильный антисемитизм, к тому же разжигаемый немецким влиянием и тяжелой экономической ситуацией в стране. Антисемитизм, вызывая, с одной стороны, подозрительную национальную обидчивость, с другой — страдания и отчаянный протест, рискует привести к неразрешимым трудностям. В последние годы, особенно в прошлом году, польские евреи столкнулись с преследованием, хотя и не организованным законодательно, как в Германии, но ведущим к тому, что их жизнь делается совершенно невыносимой. Я отмечу, к сожалению, вскользь, все те же события: массовый бойкот еврейских торговцев и ремесленников (это то, что называется «сухим антисемитизмом»[409]), резкое увеличение бурных стычек, грабежей, погромов с убитыми и ранеными, систематический отказ в правосудии, трагический всплеск насилия и слепая народная ненависть. Неужели крестьяне, умирающие с голода, надеются путем расправы с евреями решить аграрную проблему и проблему обнищания деревни? То, чего никакой ценой не хотят богатые (и что осуществили некоторые государства, чтобы избежать худшего), — это справедливо перераспределить земельные владения; и потому они стремятся гнев бедных обратить на евреев. Самые отвратительные события — те, которые происходили в среде, относящейся, как полагают, к области науки и культуры, и которые стали проводниками расистских влияний и возбудителями страстей. В январе 1937 г. произошли университетские волнения, о которых ради доброй репутации варшавских студентов я предпочту не распространяться. Вы знаете, что в конце концов, уступая антисемитскому давлению, польские университетские власти поставили отдельные скамьи для студентов-евреев, создав своего рода гетто в аудиториях. Многие польские профессора протестовали против подобной меры, и некоторые из них, как и еврейские студенты, не садившиеся на эти скамьи, чтобы слушать курс, предпочитали читать лекции также стоя.

Я хотел бы добавить (не скрою ни единой удручающей меня черты), что из-за социологических причин, о которых я только что вскользь упомянул, антисемитизм в Польше, видимо, в наибольшей степени затронул католические слои населения. Здесь проявляется прискорбное подстрекательство. Слишком часто к нему оказывается причастна католическая пресса. Также нередко встречается такое состояние духа, которое, не одобряя эксцессы против евреев, безропотно смиряется, и, не исповедуя антисемитизм публично, рассматривает еврейскую драму с безразличием разумного и хладнокровного человека, идущего своей дорогой. Однако, это же наш ближний — этот израненный, полумертвый еврей, распростертый на дороге из Иерусалима в Иерихон…

Что касается тех верующих, которые хотят служить христианству, связывая свою деятельность с деятельностью политических партий, прибегающих к насилию и несправедливостям, мы знаем, что на самом деле они наносят глубокий вред тому, чему хотели бы служить.

Чтобы закончить эту главу, я напомню, что в соответствии с договором от 29 июня 1919 г. польское правительство обязалось «обеспечить всем жителям полную и всеобъемлющую защиту их жизни и свободы независимо от происхождения, национальности, расы и религии». В статье 7 точно определено, что «все польские граждане равны перед законом, пользуются одинаковыми гражданскими и политическими правами без различия расы, языка и религии; различие религии, веры или конфессии не должно наносить вред никому из польских граждан в том, что касается пользования гражданскими и политическими правами, в частности, доступа к государственным должностям, различным видам деятельности и почестям, либо занятия различными профессиями или участия в различных промышленных предприятиях». Все это довольно плохо согласуется (и это следует знать) с numerus clausus, со скамейками гетто, со снисходительным отношением, чтобы не сказать больше, слишком часто оказываемым погромщикам судебными властями[410].

4. Что же теперь делать?

Мы только что видели, до каких бесчинств дошел во многих странах антисемитизм, изобличающий себя как один из чудовищных симптомов всеобщего падения нашей цивилизации, и, к сожалению, настраивающий одних несчастных и страдающих людей против других несчастных и страдающих.

Можно ли оставаться безразличным и инертным при виде таких событий? Как можно не поставить перед собой с беспокойством вопрос: что необходимо делать? Я знаю, что сегодня люди повторяют этот вопрос по поводу других бесчисленных ужасных событий в мире. Для нас это не повод уходить от ответа. Необходимо сделать все возможное, прибегнуть ко всем доступным лечебным средствам, столь недостаточным, как может показаться, когда они взяты в отдельности.

Генерал Складковский, президент Польского сейма, сказал недавно: «От имени польского правительства я заявляю, что мы всеми силами будем противодействовать любому погрому и любой кампании ненависти против евреев, подобных тем, которые произошли в прошлом году. В нашей стране нет места расовой борьбе. Существует лишь проблема перенаселенности, связанная с экономической сферой». В то же время докладчик по бюджету Министерства внутренних дел сделал запрос колониальным властям с просьбой «помочь Польше материально и финансово решить проблему еврейской эмиграции при содействии самих евреев»[411].

Эмиграция — вот одно из предложенных лекарств. По правде говоря, оно смогло бы действовать лишь как полумера. Это принесло бы некоторое облегчение экономического кризиса в Восточной Европе, компенсируя по крайней мере превышение рождаемости и, вероятно, даже незначительное снижение абсолютной численности еврейского населения в этих регионах. Об идее массовой эмиграции не может быть и речи, это совершенно невозможно.

Но трагедия в том, что даже при незначительном числе эмигрантов и предоставлении этой возможности лишь относительно малой части еврейского населения эмиграция в настоящее время сталкивается с серьезными препятствиями. Повсюду страны закрывают свои границы для эмигрантов. Мы находимся перед лицом общего и весьма пагубного явления в цивилизации — замыкания народов в самих себе. Что касается евреев, то профессор Иерусалимского университета доктор Руппин констатировал, что уже несколько лет назад «период массовой миграции, преобразившей жизнь евреев в последние пятьдесят лет, следует рассматривать как уже завершившийся. Эмиграция из Восточной Европы может быть не больше, чем 30–40 тыс. евреев в год, что составляет лишь треть естественного прироста населения (для всех стран Восточной Европы). Следует знать, что при этих условиях экономическое положение евреев в Восточной Европе, в частности в Польше, не угрожало настоящей катастрофой только потому, что в последние пятьдесят лет именно эмиграция делала его сносным». Мы встречаем то же самое утверждение как со стороны евреев, так и со стороны поляков.

По всей видимости, цивилизованная община должна принимать людей в интересах всех сторон. Нужно приложить особые усилия, чтобы, несмотря ни на что, сделать возможным прием некоторого, как можно большего, числа еврейских эмигрантов, свободно согласившихся на это. Как это сделать? С одной стороны, с помощью сионизма, которому, кроме того, польское правительство в течение долгого времени выказывало расположение (правда, всем известны сегодняшние трудности палестинского очага и то, что он сегодня может принимать лишь небольшой континент иммигрантов). С другой стороны, добиться, чтобы не только народы Атлантики с малонаселенными территориями, но и некоторые великие народы, приняли переселенцев при помощи соответствующей международной организации и при необходимости соответственного эмиграционного статуса и более открытой иммиграционной политики[412], и, наконец, если потребуется, прибегнуть к заселению некоторых колониальных территорий.

Я не знаю, насколько благосклонно относится сейчас французское правительство к проектам открытия Мадагаскара или иной колониальной территории для приема некоторого числа еврейских эмигрантов из Польши. Полагаю, что по этому вопросу оно ожидает решительных и хорошо проработанных предложений. И если бы эти предложения его устроили — а они, без сомнения, могли бы быть рекомендованы в интересах как местного населения, так и нашей страны, — было бы желательно, чтобы правительство хорошо их восприняло. Такое же пожелание адресуется и другим властям, имеющим обширные территории для колонизации.

Здесь не следует рассматривать еврейскую демографическую проблему саму по себе, здесь следует говорить о той ужасной угрозе, которую усугубляют антисемитские страсти, безрассудно поддерживаемые некоторыми правительствами. Если бы сейчас мог быть рассмотрен и решен вопрос о приеме какой-то части еврейского населения группами в течение нескольких декад, то для еврейского и нееврейского населения Восточной Европы наступило бы хотя и неполное, но реальное облегчение, возможно также, что политически и психологически появился бы шанс погасить антисемитские страсти в странах, где в настоящее время они бушуют особенно сильно.

Добавлю еще, что поразительным образом безумие антисемитизма проявляется в том, что, с одной стороны, евреев преследуют, чтобы заставить их эмигрировать, хотя евреи и так всегда обеспечивали высокий процент эмиграции, чему сейчас препятствуют вполне материальные обстоятельства: повсеместное закрытие границ; с другой стороны, в подтверждение замечания, которое мы сделали в начале доклада, антисемитизм сам создает препятствия в эмиграции, которой жаждет, как и в каких бы то ни было реальных начинаниях, связанных с еврейской проблемой. На самом деле, очевидно, что эмиграция, как и любое организационное действие, требует содействия самих евреев и, следовательно, — атмосферы понимания и сотрудничества. Более того, при теперешнем экономическом положении различных государств кажется невозможным, что трудности, вызываемые эмиграцией, в частности на территории колоний, можно было бы разрешить, если бы международные организации помощи евреям согласились частично финансировать устройство эмигрантов, не имеющих средств.

Но увы! С точки зрения антисемитских преследований такое средство, как эмиграция, о котором мы только что говорили, не есть лучшее решение, но — лишь полумера. Есть ли другой способ? Дело в том, что большая масса евреев в любом случае вынуждена оставаться там, где она живет. Невозможно изгнать миллионы людей, сделать их скитальцами, не имеющими родины. Не собираются ли их всех обречь на голодную смерть? Не собираются ли убить их всех? Чем больше общественное мнение будет повсюду информировано и встревожено, тем больше надежд на то, что преследования прекратятся. В правовом отношении еврейское население сможет при этом призывать к соблюдению конституционных и международных гарантий, которые были за ними признаны. Это в особенности относится к правительствам тех стран, для которых слово «правосудие» все еще сохраняет значение действия, опирающегося на общественное мнение, с целью заставить уважать договоры, скрепленные их подписями. Лига Наций (проявившая себя столь слабой в случае Данцига, не говоря о других) уже была уведомлена о положении евреев в Румынии. США много сделали и еще могут много сделать для защиты еврейского населения.

А что дальше? Дальше можно надеяться, что, если удастся избежать общей катастрофы или, возможно, после нее, весь цивилизованный мир придет к более справедливому и существенно новому порядку. Часто кажется, что эти проблемы невозможно разрешить, пока все не изменится. Но это утверждение не особенно помогает тем, кто мучается сегодня.

Так вот! Нам остается повернуться друг к другу — евреям и христианам, повернуться к тем невидимым силам, которые обитают в сердце человека, к источникам истории, которые — в нас, чтобы очистить эти источники.

Если бы мы знали, в какой степени внешние события и форма вещей зависят от невидимых образов, которые рождает в нас наша свобода, мы бы испытывали гораздо больше доверия к возможностям духа.

Одновременно мы отказались бы бороться с ненавистью при помощи ненависти. Мы бы поняли то, что так часто утверждал Ганди: даже по отношению к политической и социальной жизни любовь и истина — это реальная сила.

Если бы мы имели возможность обратиться с особым призывом к нашим друзьям в Польше! Они знают, что я старался не произнести того, что сегодня могло бы их ранить. Если б, собрав все свои лучшие силы, Польше удалось преодолеть те конфликты, которые кажутся неразрешимыми и среди них — еврейский вопрос, она подала бы Европе великий пример.

По словам президента Польского сейма, которые я только что приводил, полякам абсолютно не нужна расовая борьба. Важно принять во внимание, что для процветания их страны в большей степени, чем где бы то ни было, необходимо объединение всех слоев населения.

Вспоминается заявление маршала Пилсудского на открытии Варшавского университета, утверждавшего, что после более чем векового гнета и преследований поляки не должны мириться с ненавистью между различными национальными и этническими группами у себя в стране. В Польше существует реальная проблема, но эта проблема носит прежде всего экономический и социальный характер. Правильные решения — в поиске прогресса в социальном законодательстве и экономической базе, и на этом пути нельзя пренебрегать сотрудничеством с представителями еврейского населения.

Если бы поляки начали созидать и изобретать с тем же рвением, с каким они противостоят друг другу, то нашлись бы средства жить на одной земле и евреям и неевреям, пусть в общей бедности, но помогая друг другу в братском созидании. «Евреи и поляки, — как было сказано, — должны волей-неволей прийти к соглашению, чтобы жить вместе; судьба вынуждает их к этому». Для страны будет полезнее их согласие по доброй воле. Но что касается экономических трудностей, то это, в первую очередь, проблема нравственного порядка.

Войдя в суть доводов Католической Церкви — которые вслед за папой подтвердили епископы, — осуждающих шовинизм, языческий расизм, антисемитизм и коммунизм, польские католики могли бы понять, что недостаточно в духовном плане воздерживаться от ненависти к евреям, а с другой стороны, — полностью разделять с их врагами легенды, предрассудки, предвзятые аргументы, на основании которых евреев преследуют до сего дня; что необходимо в соответствии с общим христианским и человеческим призванием снизойти в милосердии и справедливости Божией в самую глубину земных горестей и конфликтов как тех, так и других! Так они бы способствовали справедливости, и сверх того удалось бы многое другое.

Что же до нас с вами, то где бы мы ни находились, мы все несем ответственность постольку, поскольку (как я только что говорил) драма человеческой истории — это зримая проекция того, что совершается в нас самих. Нет ничего более неотложного, чем скрытая работа, которая повышает уровень духовной энергии в тех, в ком мало веры (прежде всего в них самих), но и во всем человечестве. Эта работа эффективна и приносит ощутимые плоды гораздо быстрее, чем думают.

Сегодня в Европе есть люди, стремящиеся разжечь страшный огонь, пожирающий народы. Это те, кто хочет истребления и смерти и прежде всего — истребления евреев (так как именно об этом в конце концов идет речь, не так ли?). Это те, кто под тупой системой расистской «учености» или сфабрикованных документов скрывают от других людей, а иногда и от самих себя, безумную надежду полностью уничтожить народ Моисея и Иисуса. Это убийство остается в мечтах, и семена ненависти, которыми наполняется атмосфера, — это реальность. Необходимы великая любовь, дух справедливости и милосердия, чтобы очистить эту атмосферу. И в наши дни в политических целях происходит странное злоупотребление именами, которые нам дороги и на которые угнетенный человек еще надеется. В некоторых странах покупают христианские товары, чтобы бойкотировать еврейскую торговлю. При глубокой ненависти к Евангелию доминирующие направления немецкого национал-социализма объявляют себя христианскими, но выступающими против папы и против церквей. Партия Гоги называет себя, если я не ошибаюсь, национал-христианской; партия Кузы — «лигой христианской обороны». В один прекрасный день, возможно, появится христианский расизм, Торы и Одины христианской цивилизации, как христианский иприт или христианские бомбардировки незащищенных городов. При богохульстве одних и профанации других куда изгонят с этой несчастной планеты святость Божию? Отчаяние, в которое многие души при этом рискуют быть ввергнуты, несет тяжесть проклятия. Это не значит, что христианская цивилизация нуждается в защите. Я не хочу поддаваться чувству национального себялюбия, говоря, что католики Франции горячо восприняли то, что недавно сказал епископам папа Пий XI: «Проповедь истины не принесла много побед Христу: истина привела на Крест. Лишь Своим милосердием Он завоевал души и увел их за собой». Нет иного способа завоевать нашу душу, души всех и немного покоя для мира.

Эти страницы взяты из доклада с тем же названием, состоявшегося в Париже в театре Маринъи (Conférence des Ambassadeurs) 8 февраля 1939 г. Опубликован в виде брошюры в Éditions des Nouvelles Lettres (Paris, 1939). Переиздан в Éditions de l'Arbre (Montréal, 1941)

В небольшой книжке, опубликованной несколько лет назад[413], я предупреждал об ошибке, состоящей в том, что духовную общину Царства Божия считают временной общиной или градом земным. Пойдем дальше. Если задуматься о противоположности между языческой империей и Евангелием, о которой я только что напомнил, то следует отметить, что каждый раз, когда христианин думает и действует так, будто ненависть главенствует над любовью и будто христианская община основана на ненависти, на ненависти к врагу, к враждебной группе, к злому, он уступает духу языческой империи, духу мира сего. Было бы наивно удивляться тому, что мы чаще следуем духу мира сего, нежели Христову Духу. Гораздо опаснее не признаваться себе в том, что, когда мы предаем таким образом Дух Христов, мы раним в самое сердце и христианство, и саму цивилизацию.

Следовательно, если мы верим, что истинное католичество — это католичество двух апостолов, которые хотели низвести на злых людей огонь с неба (как будто Пятидесятница еще не произошла), то наше католичество — не Христово, но от мира сего. «Не знаете, какого вы духа» (Лк 9: 55) ответил Христос тем, кто просил Его таким образом испепелить неверных.

Я утверждаю, что если мы считаем истинным доказательством веры в Бога и любви к Богу не только готовность умереть за Него, но и убить за Него (как говорят некоторые), то при этом мы следуем духу мира сего, а не Христову Духу и хулим веру в Бога. Так, убить ради империи — высшее доказательство веры в языческую империю, но высшее доказательство веры в Бога — отдать за Бога свою жизнь, но не жизнь другого. «Нет большей любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15: 13. — См.: Sum. theol., II–II, 124, 3).

Но существуют и другие психозы. Я утверждаю, что если мы полагаем расовую ненависть в основу христианской идеи и общины, которая собой ее воплощает, то мы извращаем понятие о такой общине и принимаем само христианство и временную христианскую общину в духе языческой империи. На прошлогодней конференции я говорил в том же ключе: «Конечно, возможно, что христиане могут быть антисемитами, и это встречается довольно часто. Но это для них возможно не иначе, как при послушании духу мира сего, а не христианскому духу». Те, кому не понравились истины, о которых я напомнил на конференции, быть может, согласятся послушать то, что несколько месяцев назад сказал папа группе бельгийских паломников. Комментируя слова Канона мессы «Sacrifïcium Patriarchae nostri Abrahae» («Жертва нашего Патриарха Авраама»), папа воскликнул: «Заметьте, что Авраам называется нашим патриархом, нашим предком. Антисемитизм несовместим с возвышенной мыслью и реальностью, выраженными в этом тексте. Это то движение, в котором мы, христиане, не можем принимать никакого участия. Духовно мы являемся семитами»[414]. Духовно мы — семиты: никакое другое слово, произнесенное христианином против антисемитизма, не звучало столь сильно, как слово этого христианина — преемника ап. Петра.

Если бы люди поняли, какой триумф мира сего над Христом в глубине человеческой души представляет собой расизм, если бы они присмотрелись к видимым результатам, если бы они знали, до какой грани дошли люди в странах, где свирепствует это бедствие: с одной стороны, — злоба, презрение к человеческой личности, садистская жестокость, дикая глупость, с другой стороны, — горе и тоска. Но удивительнее всего не то, что профессионалы подлости и ненависти предлагают на этом пиршестве свое веселое сотрудничество, а тот факт, что государство расистского толка может найти какое-то сочувствие в душах, которые полагают, что служат Богу, — все это открывается в своей истинной перспективе, которая есть агония Иисуса Христа, продолжающаяся до скончания мира.

Наша эпоха готовит демонам убийства неслыханное пиршество. Сталин отдал им кулаков, Гитлер отдает евреев. И тот и другой отдают им также и христиан. Страшный крик, который поднимается из концентрационных лагерей, не доступен для нашего слуха, но он проникает в тайные фибры жизни мира и невидимыми вибрациями раздирает его.

В день, когда президент Соединенных Штатов просил всех людей доброй воли молиться «за обездоленных в других странах, находящихся в страшной беде»[415], в день, когда, перед ужасным бессилием цивилизованного мира помочь огромной массе преследуемых невинных людей, глава государства обратился за помощью к небу, он тем самым показал, каково реальное измерение проблемы, потрясающей сегодня сознание людей. Никогда еще в мировой истории евреев так не преследовали, и никогда преследования не обрушивались сразу и на евреев, и на христиан, как сегодня. Это один из признаков глубокого потрясения нашей цивилизации. Но не будем бояться, хотя побеждающее беззаконие и творит все, что хочет: его приверженцы осознают, что это время коротко. Вот почему они проявляют столь ужасную ненависть.

Ответ человеку, имя которого я забыл[416]Напечатано в «Raison et Raisons» (Paris, LUF, 1947)

Несмотря на то что формальная тема нашего эссе «Невозможный антисемитизм» относится к тайне Израиля, как говорит о ней ап. Павел, и, следовательно, касается сакральных вещей, тем не менее мы неоднократно стремились затронуть социологические аспекты проблемы. Тому, кто будет читать эту главу без существенных предубеждений, искажающих взгляд на данный вопрос, покажется лишенным всякого основания обвинение в том, что, предлагая «исключительно сверхъестественную интерпретацию еврейской проблемы» и достижение «одной лишь святости», мы предлагаем абстракцию, превратившую знания, компетентность, добродетели и методы естественного порядка в «решение мучительных вопросов нашей эпохи».

Как бы то ни было, но центральной темой нашего исследования остается сакральный план, и для нас еврейский вопрос — прежде всего (я не говорю — исключительно) — это тайна теологического порядка. Тем не менее мы утверждаем, что ни спекулятивно, ни практически христианин не может решить еврейский вопрос (равно как и никакой другой из сложных этико-социальных вопросов, возникающих в человеческой истории и в цивилизации), как только с точки зрения христианской доктрины и христианского духа. По правде говоря, именно здесь мы сталкиваемся с основным заблуждением, о котором я только что говорил, — со стремлением отделить христианство от жизни, особенно от жизни политической. Если и есть заблуждения, которые отравляют нашу эпоху, ослепляют рассудок, развращают народы, то это именно предубеждения. Полагаю, что г-н Унтель вполне осознает это, поскольку ему хорошо известны нравственные законы. Но что касается его философии истории и города и ее конкретного применения, то ему следует спросить себя, не оказался ли он подвержен предрассудкам. Ему стоит остерегаться аверроизма, ему стоит трижды подумать, прежде чем писать, что «экономические, политические и культурные аспекты вопроса относятся всего-навсего к категории природы и наблюдению фактов» и «как таковые независимы от религии, несмотря на религиозные влияния, которые они могут испытывать».

Это — моррасиенская формулировка, а не политическая. Уместное введение слов «как таковые» ничего не меняет. Экономические и культурные аспекты вопроса относятся к категории природы и наблюдения конкретных фактов, а совсем не «всего-навсего» к категории природы и наблюдения конкретных фактов; иначе эти аспекты акцентируют принципы всего-навсего природные и сами по себе являются независимыми от религии.

Человеческая природа обладает своей собственной реальностью, своим достоинством, своими собственными конечными целями: она не является абсолютом; отличаясь от благодати, она не отделена от нее, но независима. Благодать даруется не как шапочка, надеваемая на голову доктора, но как Божественная прививка, сразу предназначающая человека к сверхъестественной жизни и возводящая саму естественную жизнь в подобающий ей чин. Тому, кто не понимает этого, следует перечитать «Сумму теологии» и папские энциклики, которые, говоря об экономических, политических и культурных реальностях, рассматривают их не только с позиции естественного права, которое Церковь обязана хранить неповрежденным, но и с точки зрения Евангелия, которому по Божественному повелению надлежало прежде всего сохранить дар Божий, чтобы реальности естественного порядка были бы пронизаны евангельскими добродетелями и евангельским милосердием, являющимся сверхъестественной добродетелью по преимуществу. Все это возможно лишь в том случае, если экономические, политические и культурные реальности смогут быть проведены на более высокий уровень в присущем им естественном порядке через евангельские энергии. Если бы люди дали себе труд перечитать работы современных томистов, подробно объясняющих те истины, о которых идет речь!

Для нас как история, так и культура, при том состоянии, в котором находится человечество, имеет свои собственные цели, возвышающиеся над естественным порядком и косвенным образом подчиняющиеся целям вечной жизни (finis ultimus simpliciter) и приготовлению Царства Божия, которое находится выше истории. Томисты заходят так далеко в этом понятии, что они смотрят на цель vita civilis (цивилизации), как на «конечную цель в заданном порядке», finis ultimus secundum quid. Как только в самом порядке природы и временных реальностей допускается внутренне обусловленное изменение сверхъестественным посвящением, то Унтель, по-видимому, считает, что принижают природу и не учитывают ее законы, что ее отрицают или ненавидят. Или же лишь рассматривают человеческую природу в конкретных условиях существования, в которых она в действительности и находится.

* * *

Как же философу, лишенному «сепаратистских» предрассудков, не прийти к столкновению с еврейским вопросом, как бы специально возникшим, чтобы спровоцировать его на скандал? Ибо с самого начала благодаря уникальной привилегии, прежде чем Израиль преткнулся, произошло его сверхъестественное избрание, коснувшееся народа с его историей во времени, расы с ее этико-социальной судьбой. Мы видим кодекс социальной жизни, национальную традицию, конечную историю, расу, народ, выделенный Богом, народ-священник. Если некоторые евреи взращивают в себе расовую гордость, вызывающую немалое раздражение (гордость в какой-то степени извинительную из-за чудовищной череды преследований, через которую прошли их предки), то это — следствие натуралистического искажения Божественного избранничества. Хитроумные антисемиты, обличающие «еврейский расизм», забывают, что ответственность за первоначальную концепцию избранного народа (конечно, воспринимаемую в ее чистых источниках) ложится на Бога Авраама, Исаака и Иакова, Бога Израиля, вашего Бога, дорогие христиане, обратившего вас к избранной маслине, к которой вы были привиты. Во всяком случае, именно Библии и Моисею Унтель должен приписывать сверхъестественность, которую он измыслил. Слишком явно, что он утратил основание из-за удивительного смешения природного и сакрального, сверхприродного и временного, присутствующего в уникальном примере Израиля.

Он возмущается тем, что мы считаем сделанный Богом выбор непреходящим и призвание Израиля — продолжающимся, хотя и особым образом, даже после его отступничества. Пусть он нападает на ап. Павла и на апостольское утверждение, что призвание и дары Божии непреложны. (Унтель упрекает ап. Павла, тщетно пытаясь ослабить силу его слов.) Ап. Павел открывает нам — и мы дальше коснемся этого, — что даже ослепленный и лишенный своего удела Израиль всегда любим Богом как избранный народ. Вот почему его отвержение лишь временно. Еще следует заметить, что, если еврейский народ оступился, он должен нести до своего конечного воссоединения последствия своего отступничества, но было бы, однако, заблуждением считать, что этот народ находится в «состоянии смертного греха», так как у народа нет личной души, и в качестве жертвы, невиновной в ошибке, совершенной когда-то кем-то, Израиль несет бремя священников, нарушивших свой долг. Мы говорили, что Израиль — это отверженная церковь и что его призвание, ставшее фактически двойственным, продолжается в ночи мира. И мы делали оговорку, что этот предмет следует толковать путем аналогии: «Мы считаем, что в этом случае своего рода обратная аналогия с Церковью — единственная путеводная нить. Чтобы попытаться увидеть ночную тайну в свете тайны утренней, было решено использовать в несвойственном им значении идеи и термины, предназначенные для совсем иных предметов».

Г-н Унтель не является первым философом, который принял перспективы, открытые процессом мышления по принципу аналогий за нагромождение противоречий. Это печальный факт, и не нам дано его устранить. Без допущения «обратной аналогии», о которой мы ясно говорили, невозможно понять утверждений, подобных этому: «Если мир ненавидит евреев, это потому, что он ясно чувствует, что они будут для него сверхъестественно чуждыми… Евреи — пленники и жертвы мира, который они любят, но они — не от мира сего и никогда не будут — от мира, не могут быть от мира… Ненависть мира — это их слава, как и слава христиан, живущих верою».

Текст, однако, совершенно ясен. Израиль сверхъестественно чужд миру, но не таким же образом, как Церковь: она есть Царство Божие в состоянии странствования и распинания, он — народ Божий, который Бог постоянно призывает и который Его не слушает, но при этом сохраняет упование на Бога на земле и ностальгию по абсолюту, сохраняет Священное Писание, пророков, обетования, веру в Божественную святость и чаяние Мессии. Евреи ненавистны миру иным образом, нежели христиане, последние претерпевают ненависть мира из-за Иисуса Христа и по причине креста, евреи же — из-за Моисея и патриархов и из-за той земной активации, которую испытывает мир от них как от возбудителей, и потому, что Иисус Христос по плоти — от них. Евреи — не от мира и никогда не будут от мира не потому, что им поручено, как Церкви, продолжать искупительный труд Христа, но потому, что они должники Христу; потому что выделенные для служения Богу своим мессианским призванием, они остаются даже после своего отступничества отделенными от мира своим страстным стремлением к Истине, которую мир отвергает.

2

Но Унтель, как я только что говорил, предлагает свою экзегезу 9-11 глав «Послания к Римлянам». Последуем же за ним.

Прежде всего он напоминает (и совершенно верно), что обетования Божии не пропали, так как они реализуются в Церкви. Но по причине своих основных допущений он не видит в еврейском народе «природной реальности», сходной с другими социологическими общностями. Унтель с удивительной убежденностью доказывает, что «в Послании нет отрывка, который мог бы намекнуть на идею какого-либо исключительного права Израиля как народа Божиего со времени установления Нового Закона». Как же он читает ап. Павла?

Когда ап. Павел пишет, что предпочел бы быть проклятым за своих братьев по плоти, «которые — израильтяне и которым принадлежит и окончательное усыновление, и слава, и единение, и Закон, и богослужение, и обетования, и патриархи; от них — по плоти Христос», — о каких евреях говорит ап. Павел, если не о тех, которые жили в его время и из которых лишь часть «сохранившихся по благодатному избранию» признала Спасителя? Масса «ослепленных» людей не потеряла право на перечисленные апостолом привилегии (в настоящее время утратившие для них свое значение в провиденциальном плане). Они давят на эту массу грузом мертвой буквы, они ей «принадлежат» всегда особым образом, на основании изначального дара, но их действие вследствие отступничества Израиля оказалось временно приостановленным. Именно Церковь — Израиль по духу, наследовала ему и при этом еще получила божественную энергию, исходящую от страданий Христовых и относящуюся к Закону Благодати. Но когда еврейский народ как таковой обратится и придет под закон Нового Завета, то со своими древними привилегиями, умноженными во всех других народах универсальностью самой Церкви и преображенными в Духе истины, он вновь воссоединится, соединяясь с язычниками в едином лоне Церкви.

И что сказать об известном отрывке: «Если же падение их — богатство миру, и оскудение их — богатство язычникам, то тем более полнота их» (Рим 11: 12). Эрик Петерсон замечает: «Невозможно выразить преимущество Израиля с большей силой, нежели в этом стихе Послания, адресованного (не будем забывать) римлянам. И это — до падения избранного народа, который раскрывает свое богатство, богатство для космоса, для языческого мира… Его обращение будет иметь гораздо большее значение, чем его падение, и для космоса, и для язычников»[417].

Но Унтель говорит: «Эрик Петерсон заблуждается». И в связи с этим приводит довод: «Это не совсем так, потому что евреи отвергли благодать, так что она была дарована другим людям! Предположим, что евреи приняли бы Божественный дар, вправе ли мы утверждать, что язычники не имели бы и малой части в этом даре, так что духовным Израилем был бы лишь один Израиль по плоти?» Это возражение, которое сразу обращается к разуму, на самом деле очень естественно, слишком естественно, вот почему ап. Павел, который видел Божественный план таким, каким он был фактически установлен, не занимался футурологией и не очень заботился об этом. Возможность решения он оставил своим экзегетам. Падение евреев, как пишет отец Лагранж в своем Комментарии к Посланию к Римлянам, произошло как основание спасения для язычников: «Это констатация факта. Павел, будучи отвергнутым евреями, обратился к язычникам (Деян 12: 45–48), которые раньше были поставлены на путь спасения». И более того, следует сказать, что неверие евреев было условием, благодаря которому Церковь смогла от своего рождения возникнуть, как независимая от Израиля по плоти, от его временных посвященных, от его теократии и появиться в мире со своим абсолютно универсальным характером, над-временным и над-национальным.

Тот же экзегет продолжает: «И если бы евреи обратились в массе, разве они согласились бы отказаться от своего Закона? Разве стало бы христианство религией, свободной от национальных ритуалов, единственной, которая смогла бы подойти язычникам? Современные ученые полностью согласны с ап. Павлом, констатируя, что отказ евреев облегчил приход язычников. И даже этим Бог предложил помощь евреям — Он хотел вернуть им ревностность и т. д.».

А что касается особого обещания, относящегося к конечному обращению Израиля по плоти, не указывает ли оно для Израиля, как для народа Божьего, на удивительное и постоянное преимущество? Даже если Израиль перестанет упорствовать, путь мира уже изменен, и радость язычников составляет необыкновенное духовное богатство. В этом смысле, являясь свободными судьями, израильтяне держат в своих руках «судьбу язычников». «Если же падение их — богатство миру… то тем более полнота их». И еще (Рим. 11: 15): «Если отвержение их — примирение мира, то что будет принятие, как не жизнь из мертвых?». По этому поводу св. Фома пишет, что «их духовное изобилие либо численное превосходство обращенных к Богу, станет богатством язычников по слову Экклезиаста: Мое жилище — в полноте святых. Итак, если Бог попустил для блага всего мира падение и отдаление евреев, насколько же более великим Он восстановит их единство на пользу всему миру… И чем явится воссоединение Израиля, если не новым призывом к жизни в миру, так сказать, охладевших верующих, когда «по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь» (Мф 14: 12)[418].

Отрывки, которые мы только что процитировали, не единственные, свидетельствующие о преимуществе, которое остается за Израилем как за народом Божиим и после заключения Нового Завета. Есть и многие другие отрывки. «Если корень свят, то и ветви. Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их и стал общником корня и сока маслины, то не превозносись пред ветвями. Если же превозносишься, то вспомни, что не ты корень держишь, но корень — тебя» (Рим 10: 16–18). По словам о. Лагранжа это означает, что «евреи всегда определенным образом остаются народом, посвященным Богу, возникшим по воле Божьей» и что «язычники не могут быть сравнимы ни с чем иным, как с диким растением, привитом на добром дереве».

Это подтверждается особенно в Рим 11: 28: «В отношении к благовестию они враги ради вас, а в отношении к избранию, возлюбленные (chéris[419], agapêtoi, charissimi) Божии ради отцов. Так как дары и обетования Божии непреложны». Это всегда означает, по словам о. Лагранжа, что «избрание еврейского народа в качестве народа Божия неотменяемо, и если оно по необходимости оказывалось недействительным для успешного распространения Евангелия, то это лишение временное… Евреи стали врагами Богу, который допустил их отношение в интересах язычников. Они остаются возлюбленными, как избранный народ…»

Не видеть в предназначении народа Израилева ничего, кроме судьбы некоего социологического сообщества, или же заявлять, что избрание Израиля в качестве народа Божьего было просто уничтожено пришествием Христа, — значит упростить явления до полной подмены понятия «естественное» понятием «сверхъестественное» у Павла и таким образом аннулировать первое. Numquid Deus repulit populum suum? Absit[420] [10*].

«Ибо не хочу оставить вас, братья, в неведении о тайне сей… что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников; и так весь Израиль спасется» (Рим 11: 25–26), весь Израиль будет собран в Истине. «Здесь, — пишет Боссюэ, — апостол поднимается над всем, что он только что сказал, и входит в глубины судов Божьих…»[421] Пророчество, которое вводит в глубины судов Божиих, само по себе относится к сверхъестественной тайне. Тайна евреев не есть нечто из собственно Божественной жизни, в отличие от тайны искупления, но она по сути соотносится с этой тайной так же, как и с тайной Отчего гласа, которому человек внимает или который отказывается слушать, когда этот голос призывает в этом мире к вере в воплощенного Сына. Эта тайна столь же велика. Прочтем продолжение текста св. Павла. Приоткрыв нам Божьи указания относительно состояния мира и временного отвержения евреев и обращения язычников, апостол, сраженный недосягаемой высотой тайн Божиих, которые он только что созерцал, тотчас преклоняется перед Богом: «υ, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим 11: 33–34).

Можно ли сильнее выразить «духовное и сущностное» величие подобной тайны?

3

Как только мы принимаем рассуждение ап. Павла о том, что судьба Израиля по плоти есть тайна, становится ясно — и это в высшей степени фундаментальный традиционный взгляд, — что эта тайна воздействует на земную историю евреев среди других народов и на социологические и естественные последствия еврейской проблемы. Мы далеки от того, чтобы недооценивать эти последствия и отрицать то, что они могут стать объектом чисто эмпирического изучения, о чем мы недвусмысленно предупреждали[422]. Но мы обращали внимание на «сакральный» аспект еврейской проблемы не потому, что он упраздняет другие проблемы или делает их рассмотрение излишним, а потому, что этот аспект освещает остальные и остается сам по себе главным. Мы не отказываем в правах экономисту, историку, социологу, потому что ни философия истории, ни философия культуры не должны делать из теологии абстракцию. И разве запрещено христианину помещать себя в подобную формальную перспективу, когда такой автор, как Вернер Зомбарт, на которого повлияло то, как Макс Вебер приписывает удачу капитализма пуританской религии, в свою очередь, с социологической точки зрения стремится объяснить мирскую активность евреев их религиозностью? То, что именно эти страницы в его работе являются наиболее популярными, уже другой вопрос.

Расистские и религиозные дискриминационные законы не только по сути своей несправедливы, но для государства, которое их издает, они являются свидетельством его политического бессилия и незрелости. Вполне достаточно, если справедливые, равные для всех законы будут пресекать зло, откуда бы оно ни исходило, и претворять добро.

Но Унтель не хочет слышать рассуждений ни о равенстве прав, ни об освобождении евреев, осуществленных Французской революцией. Он против этой революции. Здесь не место объяснять, что простые anti ни к чему не приводят. Ограничимся тем, что процитируем строчки из трудов кардинала Вердье, в которых, как мы надеемся, невозможно обнаружить никакого «сверхприродного» яда: «Три равенства, провозглашенные революцией: политическое равенство, равенство всех перед законом, либо огранивающим, либо защищающим; допущение всех граждан к государственным должностям — если рассматривать как их основу братство и любовь, — явлены и рождены Евангельским началом, открытым для мира Христом»[423].

Уптель «не антисемит», по крайней мере он не сторонник погромов, концлагерей, дикой ненависти воинствующего расизма, он советует проявлять к евреям индивидуальное милосердие. Но он сторонник режима гетто — изоляции евреев и отказа для них в равенстве прав. По отношению к ним Унтель рекомендует проявлять коллективную суровость, которая исключила бы их из ранга граждан и сделала бы «гостями». Возвращение к государству, возможному лишь в феодальном обществе, где религиозное единство служило основой для политической жизни, в нашей цивилизации может завершиться только торжеством расового принципа и всеобщего процесса варваризации.

Унтель выдает себя за врага «логических абстракций» и всяких абстрактных понятий. Однако сам он пишет, будто «быть евреем значит обладать своего рода второй натурой, подлежащей осуждению, и как бы наложенной на человеческую природу» — эта одиозная и нелепая химера «теологии старьевщика» доставит удовольствие Юлиусу Штрайхеру и ободрит его на его путях. Утверждается, что осуждение за преступление, в котором кто-то однажды оказался виновен, — глобально, и распространяется на весь народ, получивший таким образом вторую натуру, которая передается из поколения в поколение, которой свойственны типические характеры, «как физиологические, так и интеллектуальные», и которая является «в каком-то смысле ядом для человеческой природы». В виде сверхрасизма здесь преподносится прекрасный образчик извращенного сверхнатурализма. Средневековье налагало отличительные знаки на одежду евреев. «Вторая натура», изобретенная Унтелем, является метафизическим перерождением этой символики, в которое он облек свои собственные абстрактные понятия.

Таково свойство расизма, и его мысль о том, что раса содержит в своей природе «скрытое начало, достойное презрения», делает его в высшей степени достойным презрения. Учители христианской древности не обладали подобным воображением. Даже когда они резко отзывались о евреях, само их представление о них всегда оставалось благородным. Как св. Григорий образно интерпретировал путь двух апостолов к гробу Господню? «Петр вошел первым, за ним следом вошел Иоанн, так же в конце мира сего еврейский народ должен быть собран верою в Искупителя»[424]. Св. Фома в том же евангельском рассказе видел в ап. Иоанне символ еврейского народа: «Два народа, еврейский народ и народ языческий, у гробницы Христа символизировались двумя апостолами у гробницы Христа. Они одновременно бежали ко Христу через века: язычники через Естественный Закон, евреи — через свой написанный Закон. Язычники, как Петр, пришедший к гробнице вторым, приходят к познанию Иисуса с опозданием; но, как Петр, они входят первыми. Еврейский народ, первым познавший тайну искупления, будет последним, обратившимся верою ко Христу… Итак, говорит Евангелие, Иоанн вошел; Израиль не должен вечно оставаться у входа в гробницу. После того, как туда войдет Петр, и Израиль туда войдет, так как в конце и евреи будут собраны в вере»[425].

* * *

Существует определенный пункт совершенства и высшего завершения, цвет природы и естественного права, куда порядок благодати, установленный Новым Заветом, способен привести природу и который природа, предоставленная самой себе, не смогла бы достичь.

Вот один из основных аспектов, в соответствии с которым христианство выстраивает понятие культуры и града. Есть также христианское достоинство, естественные христианские добродетели, христианское право, есть и действующий в истории и претерпевающий противодействие мощных враждебных сил христианский фермент, стремящийся привести общество к более совершенной цивилизации. То, что христиане соглашаются на то, что данная внутренняя энергия, принадлежащая им и служащая для их укрепления, уменьшается, является большой потерей для природы и человечества.

Мы знаем, что среди всех земных проблем — экономических, социальных, — с которыми сталкиваются люди на своем уровне, существуют и проблемы, созданные еврейской диаспорой. Мы без обиняков говорим об этом, и мы также знаем, что можно в полной мере рассчитывать на правительства и на широкое общественное мнение, чтобы в решениях, которые они рассматривают, не было чрезмерного великодушия: по правде сказать, разве большинство из нас больше всего не ненавидит После палача их жертвы? Это очень естественное чувство. Мы не отрицаем его существования. Мы утверждаем, что не время для христиан изменять христианскому духу.

Мы знаем, что существует много видов антисемитизма, начиная от расистского неистовства и до простого желания (также весьма естественного) устранить умелых конкурентов или неприязни по отношению к инородным элементам, которая может происходить из менее вульгарных страстей. Когда мы говорим, что одна форма антисемитизма менее отвратительна, чем другая, то это не значит, что существует какая-то хорошая его форма.

Мы говорим о том, что в то время, когда антисемитские преследования приняли небывалые масштабы и тысячи и тысячи несчастных оказались вне закона, подвергаясь неописуемым жестокостям и унижениям, обреченные на медленную смерть, на «спонтанные» насильственные меры со стороны черни, на ужасы концлагерей; когда мы каждый день узнаем, что эпидемия самоубийств продолжается в Вене или где-нибудь еще или что от холода и голода погибли, как в прошлую зиму[426], целые эшелоны евреев, оставленные у закрытых границ; или же, как сейчас, когда я пишу эти строки, корабли с евреями, умирающими от отчаяния, скитаются по Средиземному морю из порта в порт, гонимые отовсюду, в этих обстоятельствах единственное реалистичное поведение, подобающее, я утверждаю, не только христианам, но и любому человеку, еще сохраняющему чувство caritas humani generis[11*], — это не произносить и не писать ни единого слова, рискующего послужить извинением позорной ненависти и в течение хотя бы нескольких дней прочувствовать кровь и отчаяние творений Божиих.

Отрывок из книги «À travers le Désastre», написанной в Нью-Йорке зимой 1940 г. (New York, La Maison Française, 1941). Переиздано в 1946 г. (Paris, Éditions des Deux Rives)

Реакции и чувства французского народа в настоящее время не могут иметь никакого публичного выражения, они проявляются в индивидуальном плане. То, что мы узнаем об этих реакциях и чувствах через личные взаимоотношения, вносит луч света, небольшой лучик во тьму нашего времени. Со всех сторон нам говорят, что пресса и радио — причем радио наиболее ангажировано и непосредственно контролируется Германией — ни в коей мере не отражает чувства страны. Так называемое Французское радио вызывает отвращение у французов. Меры, которые правительство Виши предприняло под нацистским давлением, внушает одним открытое отвращение, другим — глубокую тревогу, и сама администрация так малодушна, что подкупает французов, когда только может, знаками благоволения, в которых отказывают тем, кто становится ее жертвами… В Марселе г-н Дорио позавидовал лаврам Юлиуса Штрайхера, но его пропаганда не произвела заметного эффекта. Ошибочно думать, что туда, куда проникает антисемитизм, он не вносит принцип духовного заблуждения, и что чтение гнусных ежедневных газет, которые были и теперь — в большей степени, чем когда-либо — являются мощной силой, развращающей общественное мнение, что он не впечатывает в человеческий разум множество законченных формул и своего рода идеологическую монету самой низкой пробы. Но эта фальшивая монета не доходит до сердца, и антисемитские законы тем более отвращают людей, чем больше они узнают об этих законах из немецких источников.

«La Pensée de saint Paul» появилась сначала на английском (New York, Longmans Green, 1941), затем на французском языке (Paris, Corréâ, 1947)

Учение ап. Павла об Израиле[427] и его учение о Законе исходят из одной и той же доктрины. То, что говорилось об ап. Павле и Законе, было предварительным комментарием к данной главе.

Трагедия Израиля

«Что же скажем? Что язычники, не искавшие праведности, получали праведность от веры, а Израиль, искавший закона праведности, не достиг закона праведности. Почему? Потому что искали не в вере, а в делах закона (он стремился к истине), ибо преткнулись о камень преткновения, как написано: «Вот, полагаю в Сионе камень преткновения и камень соблазна; но всякий, верующий в Него, не постыдится»»[428] (Рим 9: 30–33).

Под властью Моисеева закона, как и под властью естественного закона, которые, подобно коре, скрывали и покрывали тайны Божии, уже существовала (хотя и без декларирования) вера, вера в Того еще неизвестного, который должен был прийти и оправдать людей. Теперь, когда Он пришел и явил себя, Евангельское предсказание повсюду возвещает Его имя и откровение Сына Божия, барьеры между евреями и язычниками падают, потому что все, будучи явно и открыто призванными ко спасению, в Нем подчиняются Новому Закону, который всех примиряет в Сыне Божием. Но народ жестоковыйный, привязанный к букве Закона, не понимает этого и хочет сохраниться неизменным в уже отживших формах жизни.

Согласно тому, что сказано в Писании: «Верующий в Него не постыдится»[429], нет различия между евреем и греком, потому что Тот же Господь есть Господь всех, щедрый ко всем, кто призывает Его. Так, «всякий, кто призывает имя Господне, спасется»[430].

Как же призовут Господа те, кто не уверовал? И как уверуют в Него те, кто не услышал Его голос? И как услышат Его голос, если нет проповедующего? Кто будет проповедовать, если он не послан? Об этом написано: «Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость…»[431]. Но не все подчинились Евангелию. Так, Исайя говорит: «Господи, кто поверил слышанному от нас?»[432]. Вера — от слышанья, слышанье — от слова Христа (которое было проповедано). Но я говорю: они не слышали? Напротив: «по всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их»[433]. Но я спрошу: узнал ли Израиль (Благую весть)? Первым был Моисей, который сказал: «… Я раздражу их не народом, народом бессмысленным огорчу их»[434]. Затем Исайя скажет: «Я открылся не вопрошавшим обо Мне, Меня нашли не искавшие Меня». Относительно Израиля он говорит: «Всякий день простирал Я руки Мои к народу непокорному»[435] (Рим 10: 20–21).

Павел свидетельствует своему народу

Если не закон, а именно вера, которая даже при режиме закона, уже спасла души, если истинный иудей — не обрезанный по плоти, но тот, кто иудей внутренне и по духу, in abscondito Judaeus, «Какое преимущество быть иудеем, или какая польза от обрезания?

Великое преимущество во всех отношениях, а наипаче в том, что им вверено Слово Божие» (Рим 3: 1–3).

Это первая привилегия Израиля. Ему было поручено хранить Священное Писание. И если он оказался неверным, доверенное ему дело обратится против него, но оно из-за этого не исчезнет. Обетования Божии исполнятся как бы в ущерб им, но Израиль останется все же, даже в несчастье, свидетелем Божиим в человеческой истории: неверность людей «уничтожит ли верность Божию?» (Рим 3: 3). Обрезание было знаком его избрания, которому он сам изменил, предпочитая в настоящее время обрезание явившейся Реальности, Которая пришла теперь и прообразом Которой и было обрезание.

Говоря о своей любви к еврейскому народу и о своем страдании за него, ап. Павел хотел бы сам быть отвергнутым, если это — цена спасения его братьев. Он перечисляет девять других преимуществ еврейского народа: он носит имя Израиля, возлюбленного Господа; он сын, воспринятый Богом; ему была явлена слава, schechina, это сверхъестественное сияние, которым иногда были объяты ковчег или храм; им принадлежат возобновленные заветы, заключенные между Богом и Его народом, для них — Тора, данная ангелами и обнародованная Моисеем среди грома и молний на Синае; для них — открытое им богослужение; для них — мессианские обетования; для них — патриархи. Наконец, для них — Христос, рожденный от рода Авраама, по плоти — от крови Давида, Он, Который в то же время — Бог, властелин веков.

«Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом, что великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян, которым принадлежит усыновление, и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки, аминь!» (Рим 9: 1–5).

«Братия, желание моего сердца и молитва к Богу об Израиле во спасение. Ибо свидетельствую им, что имеют ревность по Боге, но не по рассуждению. Ибо, не разумея праведности Божией и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией, потому что конец закона — Христос, к праведности всякого верующего» (Рим 10: 1–4).

Бог не отверг Своего народа, но падение Израиля — спасение народов

«Итак, спрашиваю, неужели Бог отверг народ Свой[436]? Никак. Ибо и я Израильтянин, от семени Авраамова, из колена Вениаминова. Не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал, или не знаете, что говорит Писание в повествовании об Илии? как он жалуется Богу на Израиля, говоря Господи! пророков Твоих убили, жертвенники Твои разрушили; остался я один, и моей души ищут[437]. Что же говорит ему Божеский ответ? Я соблюл Себе семь тысяч человек, которые не преклонили колени пред Ваалом[438]. Так и в нынешнее время, по избранию благодати, сохранился остаток. Но если по благодати, то не по делам; иначе благодать не была бы уже благодатью. А если по делам, то это уже не благодать; иначе дело не есть уже дело. Что же? Израиль, чего искал, того не получил; избранные же получили, а прочие ожесточились, как написано: Бог дал им дух усыпления, глаза, которыми не видят, и уши, которыми не слышат, даже до сего дня[439]. И Давид говорит: да будет трапеза их сетью, тенетами и петлею в возмездие им; да помрачатся глаза их, чтобы не видеть, и хребет их будет согбен навсегда»[440] (Рим 11: 1-10).

Как ясно видно из контекста, Павел не говорит здесь об очерствении души в перспективе вечности отдельных евреев, которые остаются верными Моисееву закону (как и другие нехристиане, они могут пребывать в благодати, если они истинно верующие; в этом — тайна Божия). Он имеет в виду ожесточение народа, взятого в целом, с точки зрения его призвания.

«Итак спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем отпасть? Никак. Но от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность[441]. Если же падение их — богатство миру, и оскудение их — богатство язычникам, то тем более полнота их» (Рим 11: 11-1).

[Чтобы прокомментировать эти отрывки, следует сослаться, как я это делал и на страницах, не включенных в этот текст, на приведенные в гл. VI на с. 131–133, цитаты, в которых мы опираемся на авторитет Эрика Петерсона, о. Лагранжа и св. Фомы.]

Средневековые авторы видели в воссоединении Израиля характерный признак третьего периода Церкви и христианства. То же самое пишет и Боссюэ: «Спаситель, не признанный Сионом и отвергнутый детьми Иакова, обратится к ним, изгладит их грехи и дарует им познание пророков, утраченное ими на долгое время, чтобы оно последовательно переходило из поколения в поколение и не забывалось до скончания мира, в течение времени, которое Богу будет угодно продлить после этого удивительного события»[442]. Итак, есть основание думать, что «обращение евреев совпадет не с концом времен, но именно с моментом наиболее удивительного сияния мира»[443].

Язычники привиты к маслине Израиля

«Вам говорю, язычникам. Как Апостол язычников, я прославляю служение мое. Не возбужу ли ревность в сродниках моих по плоти и не спасу ли некоторых из них? Ибо, если отвержение их примирение мира, то что будет принятие, как не жизнь из мертвых? Если начаток свят, то и целое; и если корень свят, то и ветви. Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их, и стал общником корня и сока маслины, то не превозносись перед ветвями. Если же превозносишься, то вспомни, что не ты корень держишь, но корень — тебя. Скажешь: «ветви отломились, чтобы мне привиться». Хорошо. Они отломились неверием, а ты держишься верою: не гордись, но бойся. Ибо если Бог не пощадил природных ветвей, то смотри, пощадит ли и тебя» (Рим 11: 13–21),

Это вхождение язычников — не меньшая тайна: это дополнительная грань тайны падения Израиля.

«Итак помните, что вы, некогда язычники по плоти, которых называли необрезанными так называемые обрезанные плотским обрезанием, совершаемым руками, что вы были в то время без Христа, отчуждены от общества Израильского, чужды заветов обетования, не имели надежды и были безбожники в мире. А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровию Христовою. Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем. И, придя, благовествовал мир вам, дальним и близким[444], потому что через Него и те и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе» (Еф 2: 11–18).

Обетования Божии непреложны, народ Божий обратится

«Итак видишь благость и строгость Божию: строгость к отпадшим, а благость к тебе, если прибудешь в благости Божией: иначе и ты будешь отсечен. Но и те, если не пребудут в неверии, привьются, потому что Бог силен опять привить их. Ибо, если ты отсечен от дикой по природе маслины и не по природе привился к хорошей маслине, то тем более сии природные привьются к своей маслине» (Рим 11: 22–24).

В настоящее время пелена опустилась на сердца евреев, но это не навсегда, наступит время, когда эта пелена спадет, так как обетования Божьи непреложны. Проходя через все превратности своего изгнания и мировой истории, Израиль всегда остается народом Божиим — наказуемым, но всегда любимым ради отцов[445].

«…Моисей полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего[446]. Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их; но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается» (2 Кор 3: 13–16.)

«Ибо не хочу оставить вас, братия, в неведении о тайне сей, — чтобы вы не мечтали о себе, — что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников; и так весь Израиль спасется, как написано: «придет от Сиона Избавитель, и отвратит нечестие от Иакова. И сей завет им от Меня, когда сниму с них грехи их[447]. В отношении к благовестию, они враги ради вас; а в отношении к избранию, возлюбленные[448]Божии ради отцов. Ибо дары и призвание Божие непреложны. Как и вы некогда были непослушны Богу, а ныне помилованы, по непослушанию их, так и они теперь непослушны для помилования вас, чтобы и сами они были помилованы. Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать. О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать[449]? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки, аминь» (Рим 11: 25–36).

[Я уже цитировал в другой главе, что пишет св. Фома о пришествии двух апостолов, Петра и Иоанна, к гробнице Господа]: «Два народа, еврейский народ и народ языческий, у гробницы Христа символизировались двумя апостолами. Они одновременно стремились ко Христу через века: язычники через Естественный Закон, евреи — через их написанный Закон. Язычники, как Петр, пришедший вторым в гробницу, приходят к познанию Иисуса Христа с опозданием; но как Петр, они входят первыми. Еврейский народ, первым познавший тайну искупления, будет последним, обратившимся верою ко Христу… Итак, говорит Евангелие, Иоанн вошел; Израиль не должен вечно оставаться у входа в гробницу. После того, как туда войдет Петр, и Израиль туда войдет, так как в конце и евреи будут собраны в вере»[450].

Радиосообщение из Нью-Йорка, 8 сентября 1942 г. Опубликовано в «Messages» (New York, La Maison Française, 1945; Paris, Hartmann, 1945)

Постыдная новость только что обрушилась на нашу страну: жестокие меры приняты против евреев не только в зоне, оккупированной немцами, но и в так называемой свободной зоне. 20 тыс. евреев-иностранцев были арестованы немцами в оккупированной зоне. В неоккупированной зоне 30 тыс. евреев подвергаются преследованиям полиции. Мы знаем, что французское население старается защитить несчастные жертвы или помочь им скрыться в горах и лесах. Мы знаем, что папа выступил с призывом к милосердию, что епископы Франции протестовали, как и главы Реформаторских церквей, что монсеньор Сальеж, архиепископ Тулузы, возвысил свой голос против чудовищной жестокости к евреям в концентрационных лагерях, где как со скотом обращаются с детьми, женщинами и мужчинами, имеющими честь принадлежать к роду Иисуса Христа.

Но мы знаем также, что инициатор антисемитских преследований во Франции — политик, начавший продавать новому режиму бесчестия и рабства страну св. Людовика, Жанны Д'Арк, страну Декларации прав, — имеет свои подлые мотивы к тому, чтобы остаться глухим к призывам справедливости и сочувствия. Правительство г-на Лаваля проявило себя неспособным сопротивляться немецкому давлению. Маршал Петен покрывает Лаваля. Он взял привычку самоустраняться, тем самым помогая жестокому действию ужасного капкана, в который он сам позволил заманить свою страну.

И не только евреи, но и Франция поражена и ранена гнусными результатами коллаборационистской политики. Предательство традиционных законов политического гостеприимства, признание звериной жестокости нацистского расизма ради своей выгоды и ради своих собственных интересов, выдача евреев-иностранцев, которых Франция, как гуманная и надежная страна, принимала с 1935 г., выдача даже тех, кто сражался за нее в ее армии во время настоящей войны, — никогда подобного позора не было в истории Франции. Это не только оскорбление, нанесенное достоинству и правам человека в лице преследуемых евреев, это оскорбление души Франции, печаль о которой охватывает всех нас, помнящих о святых Франции и о тех днях, когда честь была основой деятельности правителей нашей страны. Несчастные, которые хотели бы лишить Францию ее души через причастность к таким беззакониям, даже не осознают, что они оскверняют святыню и что подобное осквернение, коль скоро оно было совершено, отравит историю на века. Народ Франции, народ униженный и оставленный, лишь ты один перед лицом такого позора, как и всех беззаконий, совершенных недостойными правителями, можешь из жалости к притесняемым и от гнева к притеснителям помешать Франции потерять свою душу. Вы, которые молитесь за людей, доверявших нашей родине, а ныне преследуемых дикими волками; вы, которые укрываете их в своих домах, защищаете их, помогаете им, уберегая от смерти; вы, которые решились ускорить конец всех этих злодеяний; вы, непримиримое восстание которых против врага и его слуг возрастает с каждым днем; именно вы несете на своих израненных руках оскорбленную, преданную честь Франции.

Католический прелат монсеньор Павел Махачек, вицепрезидент Чехословацкого государственного совета, обращаясь к народу Словакии, недавно писал: «Невозможно быть одновременно добрым христианином и антисемитом», — и разоблачил от имени католичества и во имя чести словацкого народа то, что он назвал «дикостью и садизмом так называемого католического правительства» Братиславы. Эти слова имеют огромное значение, они выходят за пределы одной нации, к которой обращены. Мир никогда не поверил бы, что однажды придется молиться Богу, чтобы эти слова не были бы обращены к Франции. Мои друзья евреи, мои братья, позвольте, чтобы христианин выразил вам не только сострадание, но и священное уважение, которое вызывают ваши страдания. Из бездны страданий, в которую вас ввергли, через невыразимую агонию свидетельствуете вы о величии Израиля — народа, которому были даны непреложные обетования, народа, подобного маслине, к которой были привиты христианские народы. Ради этих народов вы таинственным образом страдаете, и что касается Франции, ее истязают те же палачи, выдают и предают те же самые люди, которые преследуют и вас.

8 сентября 1942 г.

X

Расистское право и истинное значение расизма

Речь, произнесенная в Высшей свободной школе в Нью-Йорке 25 января 1943 г. Опубликована в сборнике «Le Droit Rasiste» (1943); затем в «Pour la Justice» (New York, La Maison Française, 1945)

1

В программе данного собрания[451] указано, что его президент сделает заключения по трем докладам, которые вы прослушали. Заключение! Не может быть ничего иного, кроме несказанного ужаса, охватывающего и разум, и сердце перед лицом человеческой деградации, проявлением которой стали расистские преступления, — и решения сражаться до смерти против такой деградации.

История, обсуждение которой вы слышали, сочится человеческой кровью, она пропитана агонией и мучением. Чтобы должным образом это понять, нужно представить себе всех погибших в отчаянии, эти массы несчастных жертв, не только тех, кто пережил безумие и ужас страданий, худших, чем смерть, — я думаю о тех, кого гонят по улицам французских городов, именно французских городов, о женщинах, которых хотят разлучить с их детьми, и они бегут с ними по лестницам и выбрасываются из окон, о безобразии нашего мира и о крушении всякой справедливости, приведших к самоубийствам. В Австрии, как вы знаете, во время Аншлюса и гитлеровского нашествия врачи и фармацевты в качестве высшего доказательства дружбы распределяли среди своих друзей таблетки, которые позволили бы им кончить жизнь самоубийством, они старались продлить срок действия рецепта, чтобы при необходимости он мог послужить и другим несчастным. Вот образ полного отчаяния и безнадежности, который непрестанно должен быть перед нашими глазами, когда мы думаем о расистском праве и о расистских преступлениях. Крайнее отчаяние самоубийц само по себе есть образ еще более ужасной вещи — непоправимого и чудовищного искажения человеческой души в преследователях и той пропасти растления, в которую рискует пасть человеческий род. Платон и св. Фома Аквинский учат, что зло — в злодеях является злом в каком-то смысле неизмеримо более глубоким, нежели зло, претерпеваемое жертвами. Зло, которое источают сердца расистских палачей и антисемитов, производит в нас разрушения гораздо более значительные, нежели зло, от которого страдают мучимые невинные люди. Вывод в заключении: сегодня мы видим ад на земле. Это дьявол, господа, совершающий свой танец. Расистское право есть не что иное, как игрушка в его руке. Он потратил много времени, чтобы заставить забыть нас о своем существовании. Сегодня он напоминает нам о себе и, как опытный теолог, дает нам понять, что его удовольствие не только в том, чтобы быть человекоубийцей, но также, и прежде всего, в том, чтобы разрушить человеческую природу и превратить ее в фарс.

2

Мы говорили о расистском праве, точнее, о полном разложении права, разложении самой идеи права, совершенном расизмом. Расистское право — это доктрина, у нее есть свои принципы и логика, свои профессора, доктора, журналисты, свои журналы и университеты. У расизма есть и свой пророк — Розенберг, и свой герой — Адольф Гитлер. У него есть свои вдохновляющие метафизические и религиозные основания. Позвольте мне прочесть несколько отрывков из «Мифа XX века» г-на Розенберга: «Сегодня появляется новая вера: миф крови. Вера, которая с помощью крови охраняет божественную сущность человека; вера, основанная на той очевидности, что нордическая кровь представляет тайну, которая лишает смысла и заменяет древние таинства…»

И еще (это резюме его произведения на обложке книги): «Миф XX века — это миф крови, который под знаком свастики вызывает к действию мировую расистскую революцию; это — пробуждение расистской души, которая в конце долгого сна победоносно преодолевает расовый хаос». И наконец: «Право не является больше безжизненной схемой, право не есть религия или искусство, но оно вечно связано с определенной кровью, с которой оно появляется и исчезает».

Гитлер со своей стороны апеллирует в «Майн Кампф» к «призванию высшей расы, народа повелителей, располагающего ресурсами и возможностями всего земного шара», и заключает: «Государство, которое в эпоху отравления рас посвящает себя культивированию лучших расовых элементов, однажды неизбежно станет хозяином мира». Такова философская и религиозная подоплека расистского права. Расистское право есть идея. Это по преимуществу идея убийства. И хотя в соответствии с другой точкой зрения, к которой я сейчас вернусь, эта идея проявилась как сверхструктура чего-то более радикального и более глубокого, тем не менее она непосредственно ответственна за все преступления, совершенные во имя ее и при ее защите.

Поскольку, несмотря ни на что, человек есть существо, наделенное разумом, следует разоблачить ошибки и софизмы расистского права. Это первая обязанность тех, кто хоть в какой-то степени наделен разумом и знанием учения о правах человека. Меня как католика утешает мысль, что научно обоснованное осуждение было осуществлено высочайшим авторитетом папы Пия XI. Я напомню вам здесь список расистских заблуждений, отмеченных и осужденных папой в послании Конгрегации семинарий и университетов от 13 апреля 1938 г.

Первое заблуждение: «Человеческие расы по их естественным и неизменным особенностям столь различны, что наиболее низкие из них дальше отстоят от наиболее высоких, чем от наиболее развитых видов животных».

Второе заблуждение: «Необходимо всеми способами сохранить и культивировать силу расы и чистоту крови; все, что ведет к этой цели, тем самым является честным и позволительным».

Третье заблуждение: «Кровь — основание характера рас, из которого, как из своего главного источника, проистекают интеллектуальные и моральные качества человека».

Четвертое заблуждение: «Основная цель воспитания — развить характерные черты расы и зажечь дух пламенной любви к собственной расе, как к высшему благу».

Пятое заблуждение: «Религия подчиняется закону расы и должна быть приспособлена к нему».

Шестое заблуждение: «Расовый инстинкт — главный источник и высший закон всякой юриспруденции».

Наконец, последнее заблуждение: «Каждый человек существует за счет государства и ради государства. Все, чем он обладает по праву, проистекает единственно от даяния государства».

«К этим столь отвратительным утверждениям можно с легкостью добавить и другие», — сказано в папском послании, верно отмечающим многие из этих заблуждений.

Для обсуждаемой темы сегодня особенно интересно шестое из разоблаченных заблуждений: «Расовый инстинкт — главный источник и высший эталон всякой юриспруденции».

В 1936 г. Франк, глава немецких юристов, высказал классическую формулу: «Право, справедливость — это то, что полезно для немецкого народа; несправедливость — это то, что для него вредно»[452].

Некоторое время спустя в речи от 30 января 1937 г. перед рейхстагом Гитлер заявлял: «Что касается принципов, то вместо концепции индивидуума или человечества мы выдвигаем идею народа, народа одной крови, которая течет в наших жилах, и той земли, которая нас породила. Возможно, впервые в истории человечества в этой стране провозгласили, что из всех обязанностей, возложенных на человека, наиболее благородная и наиболее возвышенная состоит в сохранении расы, что исходит от Бога. С юридической точки зрения необходимо сделать следующие заключения:

«1. Концепция права как такового, находящего в себе самом оправдание своего существования, — ложна».

«2. Концепция, утверждающая, что право имеет целью обеспечить и поддержать защиту индивидуума как такового и его блага, также ложна.

Национал-социалистическая революция дала праву и юридической науке ясную, недвусмысленную точку отсчета. Истинная задача юстиции состоит в сохранении и защите народа против всего того, что уводит его от исполнения обязательств в отношении общины или наносит ущерб ее интересам».

Так, заблуждение расизма и его карикатура на право противостоят основе любого закона: естественного закона и естественного права, в которых права человека находят оправдание своего существования, противостоят также признанию прав человеческой личности, являющихся главным выражением естественного закона.

Неудивительно, что в энциклике «Mit brennender Sorge» от 14 марта 1937 г. Пий XI счел необходимым утверждать нерушимость естественного права. Он заявил: «Именно согласно требованиям естественного права, любое положительное право, от какого бы законодателя оно ни исходило, может быть оценено по своему нравственному содержанию и по тому авторитету, которым оно может обладать. Человеческие законы, которые находятся в неразрешимом противоречии с правом естественным, несут в себе порок, который уже нельзя исправить никаким принуждением, никаким внешним воздействием. Только в свете этого принципа следует выносить суждение об аксиоме: право — это польза народа». Можно, конечно, принять это высказывание, если перефразировать его следующим образом." то, что нравственно недопустимо, никогда не сможет служить благу народа. Однако древнее язычество уже знало, что аксиома, чтобы быть действительно верной, в реальности должна быть выражена так: «Невозможно, чтобы что-либо было полезным, если оно в то же время не является добрым в нравственном смысле. И оно нравственно хорошо не постольку, поскольку полезно, но, напротив, полезно лишь постольку, поскольку нравственно хорошо…»

Языческий философ, которого здесь цитирует папа, — это Цицерон, «De Officiis». Так, мудрость древнего язычества и христианская мудрость едины лишь в обличении первого принципа политического макиавеллизма, абсолютную и оголтелую форму которого представляет собой нацистский расизм, называемый неоязыческим, но на самом деле являющийся деградировавшим и извращенным язычеством. Наши довоенные демократы, так называемые реалисты, следуя умеренным или «разумным» формам политического маккиавелизма, сохранили скромный и сдержанный культ, не осознавая, что смягченный и умеренный маккиавелизм неизбежно будет истреблен абсолютным. И великая находка Гитлера — в его понимании гораздо большей действенности ничем не ограниченного презрения к праву, чем встречающего некоторые препятствия и смущающегося нравственностью.

Я вернусь к энциклике «Mit brennender Sorge». Показав, в каком смысле (диаметрально противоположном нацистскому смыслу) только и возможно правильно понять аксиому «Право — это польза народа», Пий XI заявляет: «При нарушении нравственного закона такая аксиома означала бы в международной жизни состояние непрерывной войны между различными нациями». И он продолжает, утверждая истину, явно отрицаемую Гитлером и расистским правом, что права человеческой личности — главное выражение естественного закона. «В национальной жизни, — говорит папа, — аксиома расистского права, смешивая понятия права и полезности, не признает того основного факта, что человек, поскольку он — личность, обладает правами, полученными от Бога, которые должны сохраняться при наличии коллективности без какого-либо посягательства на то, чтобы попытаться их опровергнуть, уничтожить или ими пренебречь. Отвергнуть эту истину — значит забыть, что истинное общее благо предопределено и признано, как указано в последнем исследовании, человеческой природой, которая гармонично уравновешивает личные права и социальные обязательства, а также целью общества, определяемой той же самой человеческой природой…»

Позвольте мне процитировать вам еще несколько строк из этого папского документа: «Опыт последних лет (это было написано в 1937. — Ж.М.) в полной мере раскрывает, на ком лежит ответственность: этот опыт изобличает интриги, которые с самого начала имели в виду лишь войну для истребления… Христа и Его Церкви».

И еще (не забудем это суждение, слушая Гитлера, лживо ссылающегося на имя Всемогущего): «Верит в Бога не тот, кто довольствуется использованием имени Божьего в своих речах; верит лишь тот, кто к этому священному слову присоединяет истинное и высокое понимание Божества».

И наконец: «Всякий, кто принимает расу или народ, государство или какую-либо государственную форму, носителей власти или любую другую основополагающую ценность человеческой общины (т. е. все то, что занимает в земном порядке необходимое и достойное место), — тот, кто принимает все эти понятия, чтобы вырвать их из общей системы ценностей, даже религиозных, и обожествить их посредством культа идолопоклонства, этот человек переворачивает и извращает порядок вещей, созданный и предписанный Богом…»

Тексты, которые я только что привел, не есть лишь напоминание доктрины, незыблемой в своей истинности. Они также доносят до нас надежду и героическую отвагу молодых французов, которые перепечатали их (заплатив за это жизнью), в первом номере замечательного подпольного издания «Cahiers du Témoignage Chrétien» (Ведомости христианского свидетельства), появившегося в ноябре 1941 г. Заглавие статьи было «Франция, остерегайся потерять свою душу».

3

Здесь только что говорили об ужасных плодах расистского права, причем лишь о небольшой их части. Но чтобы иметь представление о происходящем, нужно услышать все крики агонии в Европе и в мире.

Великое множество мужчин, женщин и детей, совершенно невинных, были убиты нацистами за принадлежность к еврейскому народу. Полный подсчет жертв очень труден: если стремиться не впасть в преувеличение, настаивать на более умеренных цифрах — есть риск нанести вред жертвам. Если стремиться создать картину, наиболее близкую к тому, что сообщают свидетели, то цифры более вероятны, но при этом есть риск спровоцировать недоверие тех, кто не хочет волноваться прежде, чем это засвидетельствуют историки. Нам достаточно знать, что в Польше и Литве около 700 тыс. человек, принадлежащих к еврейскому народу, были убиты в начале прошлой осени, эти цифры, казавшиеся вероятными, на деле — гораздо выше. Самая умеренная статистика расистских преследований — не меньше 1 млн., данные, кажущиеся более вероятными — уже 2 млн. 4 и 5 млн. евреев, оставшимся в Европе, покоренной свастикой, угрожает та же участь. В оккупированных районах России и особенно в Польше способы уничтожения превосходят кошмары самого инфернального воображения. На высотах немецкого гения были изобретены научные методы уничтожения. Пулеметов — недостаточно. Холода, голода, эпидемий — также. Понадобились отравляющие газы; убийство электрическим током; нагромождение множества людей в закрытых пространствах, где удушье происходит постепенно: сначала — удушение старых и наиболее слабых в пломбированных вагонах, везущих массы депортируемых в лагеря сортировки или смерти, где из тех, кто выжил, убивают уже всех неспособных к тяжелой работе, тяжелая работа должна довершить остальное. Практикуются увеселения в виде охоты на человека, избиение до смерти палками, бичевания, мучительные пытки и бесчисленные методы других воздействий, от которых можно сойти с ума.

Если мы захотим взглянуть на них как на «садистские рассказы», доносящие до нас эхо ужаса, достаточно будет вспомнить те зверские сцены, для которых Вена после Аншлюса стала театром и где дикая жестокость нацистской молодежи развернулась в полной мере; было бы достаточно прочитать британскую «Livre Bleu» («Синюю книгу») или прочесть опубликованные в официальном органе немецкой полиции «Die Deutsche Polizei» («Немецкая полиция») статьи ее шефов, прославившихся «биологической» чисткой и с гордостью раскрывших свою идеологию зверя[453]. Другая нацистская газета, «Krakauer Zeitung», описывала, как все евреи Люблина были изгнаны из города (затем они бесследно исчезли) и как все их дома, кроме зданий, представляющих «исторический интерес», были стерты с лица земли. Торжествуя по поводу разрушения еврейского квартала, газета писала: «Вот еще один способ разбить скрижали Закона на манер Моисея, но на этот раз с иной целью, нежели благо евреев!» Их изгнание «стало еще одним исходом, но не для того, чтобы идти в Землю обетованную! Время библейского паразитизма окончилось»[454].

В Польше ужасы, переносимые человеческой природой в концентрационных лагерях, достигли такой степени, что часто можно было видеть несчастных евреев, дающих деньги нацистам — сто злотых, это недорого, — чтобы их расстреляли сразу, а не отправляли в лагеря и не подвергали пыткам[455].

Тысячи евреев, эвакуированных из гетто в Лодзи и увезенных в Хелмно, были задушены газом. Варшавское гетто, в начале 1941 г. насчитывавшее 550 тыс. человек, так обезлюдело из-за болезней, голода, убийств и депортации «в неизвестные места назначения», что сегодня его численность составляет менее 50 тыс. человек[456].

В прошлом августе мэр варшавского гетто Адам Черняков покончил жизнь самоубийством, чтобы не подчиниться приказу нацистов составить список из 100 тыс. евреев для отправки на принудительные работы в «неопределенное место назначения». После того, что произошло в Лодзи, он знал, что означает это требование[457]. В Праге молодой поэт Янус Бонн также отказался предоставить список для депортации и был казнен нацистами[458]. В Хелмно в декабре 1939 г. гестапо согнало на рыночную площадь 800 евреев, чтобы заставить их бежать оттуда босиком в деревню, и во время марша убило 600 человек. Мы знаем, что один из способов, применяемых группами уничтожения, в частности в Хелмно, состоял в том, что жертвы запирали в грузовики, в которых по пути их уничтожали удушающими газами, причем в день отправляли от шести до девяти грузовиков. По прибытии на место заранее выбранная группа несчастных евреев[459] должна была вырыть могилы и тщательным образом снять с мертвых все, что еще могло удовлетворить грабительский инстинкт: кольца — с пальцев; золотые зубы даже рвали щипцами. Мы знаем, что немецкий расизм действует по этапам в соответствии с непреклонным и строго определенным планом: 1) лишить евреев гражданских прав; 2) исключить их из экономической жизни и этим создать невозможность обеспечить собственное существование; 3) изолировать в гетто, где они умрут от голода и болезней; 4) уничтожить тех из них, кто не будет истреблен на предыдущих этапах.

Свидетельства об осуществлении последней фазы этого плана, поступающие отовсюду, невероятным образом совпадают. Читая их, не забудем о предупреждении, сделанном несколько месяцев тому назад особенно хорошо информированным нейтральным источником: есть все основания считать, что реальность в десять раз более чудовищна, чем сообщения, которые нам передаются; эти сообщения отрывочны, поскольку могут появляться лишь контрабандным путем и относятся лишь к отдельным эпизодам безграничного и систематического преследования. Приведенные этими источниками цифры, без сомнения, ускользают от контроля научной статистики. Но их данные достоверны и исходят от ответственных групп, и было бы абсурдным при подобных обстоятельствах отвергать из-за беспокойства о научных проверках симптомы, которые остаются во всяком случае в высшей степени вероятными, хотя и превосходят всякое воображение.

Вот некоторые элементы той картины, которая предстала нашим глазам.

250 тыс. евреев изгнали из Бессарабии в южную часть Украины, оккупированную Румынией; около 190 тыс. из них были расстреляны, сожжены заживо или замучены до смерти во время транспортировки[460].

В Одессе 25 тыс. евреев убито румынскими войсками в октябре 1941 г. В день, когда взорвалась бомба в здании штаба немецкой армии, 10 тыс. евреев загнали в деревянные бараки и заживо сожгли[461]. В Витебске многие тысячи евреев были также сожжены заживо[462].

По информации, полученной от советского правительства, в Киеве убито 52 тыс. мужчин, женщин и детей, из которых большая часть (40 тыс.) — евреи. Позже другие источники подтвердили этот факт и указали, что цифры занижены[463].

В Пинске 8 тыс. евреев расстреляно из пулеметов. В Брест-Литовске уничтожено 6 тыс. евреев, в Мариуполе — все еврейское население было убито группами по 500 человек перед траншеями, в которые сбрасывали трупы. В одном городе недалеко от Смоленска 7 тыс. евреев вывели в поле, заставили рыть себе могилы и расстреляли. Многие были погребены заживо[464].

В Риге, в Латвии, убито немцами более 20 тыс. евреев[465].

В Яссах, в Молдавии, 10 тыс. евреев убито во время погрома в течении трех дней (28, 29 и 30 июля 1941 г.), часть из них была безжалостно расстреляна из пулеметов, а большая часть запломбирована в вагонах, так что они не могли получить ни воды, ни пиши. Румынские власти держали их там 11 дней до того момента, когда из вагонов уже не доносилось никаких признаков жизни.

К моменту, когда 10 августа власти открыли вагоны, все несчастные умерли от удушья или голода. В Буковине 29 000 евреев было убито немецкой и румынской армиями в Сернаути и соседних деревнях[466].

В Каунасе, в Литве, существует центр уничтожения (Vernichtungsstelle), где казнят несчастных, евреев и неевреев, приговоренных к смерти нацистами. Многие из этих жертв — евреи, депортированные из Франции и Бельгии[467].

В Германии евреи страдали от ужасного обращения с начала войны между рейхом и США, а в настоящее время они подвергаются депортации. Из письма из Берлина от 8 апреля 1942 г. стало известно, что 25 января тысячу евреев погрузили и заперли в вагонах для скота в поезде, направляющемся в Ригу, со сроком прибытия через 18 дней. Никто не выжил, все умерли от холода и голода. Больных евреев вытаскивают из больниц и также депортируют[468].

Чехословацкое правительство только что сообщило, что 77 тыс. евреев погибло в концентрационных лагерях Протектората или были депортированы в польские гетто, где они и «исчезли»[469].

Во Франции по приказу немцев в оккупированных районах и по приказу Лаваля в районах, в то время еще не оккупированных, схвачены десятки тысяч евреев-иностранцев или недавно натурализованных, чтобы придать их той же участи. В Париже ночь со среды на четверг 16 июля 1942 г. была ночью ужаса и позора. Французские полицейские фургоны прочесывали улицы, собирая мужчин, женщин и детей. Их согнали на зимний велодром и в Парк принцев, ставших местами агонии и отчаяния. Операцией руководил шеф СС оккупированной зоны. 5 тыс. детей отделили от их семей, многие младенцы утратили идентичность и уже никогда не узнают своей фамилии. Такая же операция началась 26 августа в неоккупированной зоне. Агенты французской регулярной полиции ушли в отставку, чтобы не участвовать в этом. Задание выполняла специальная полиция режима Виши. При этом из больниц вывезли больных, чтобы их арестовать и депортировать.

Как я говорил в сентябре в обращении по радио к нашим французским друзьям[470], никогда прежде в истории подобное бесчестие не выпадало на долю Франции.

Если Франция не потеряла душу, то только благодаря своему народу и благодаря христианам, которые кричали о своем возмущении беззаконием и которые сделали все возможное и рисковали всем, помогая и защищая жертвы этих постыдных мер, укрывая их в своих домах, в горах и лесах.

4

Есть еще одна вещь, о которой я хотел бы вам сейчас сказать: убийцы-палачи делают свое дело. Сообщники ада делают свое дело. Но преступления убийц и ужасы истребления людей не менее ужасны бездействия тех, кто мог действовать, и безразличия множества честных людей. Каждое утро они читают в газетах рассказы о новых зверствах так же аккуратно, как съедают свой завтрак. Они возмущенно вздыхают и переходят к другим новостям. Это входит в привычку. Привычка к аду — вот невидимое преступление, совершенное нацистским расизмом над людскими душами во всем мире.

Но есть кое-что: я имею в виду моральное соучастие, которое, подобно скрытой проказе, постепенно разрастается в некоторых людях, раньше полностью отвергавших гитлеровские мерзости, а теперь незаметно поддающихся антисемитским настроениям. В конце концов имеет место факт (и не стоит его скрывать), что проявление антисемитизма, более или менее замаскированное в некоторых социальных слоях населения демократических стран, увеличивается по мере того, как нацисты продолжают свою деятельность по истреблению людей. Нужно кричать на кровлях, что повсюду, где среди нас происходит такое (к счастью, впрочем, это явление ограничено по глубине и распространенности), победу одерживает Гитлер, а цивилизация терпит поражение.

Факт, о котором я говорю и который не лучшим образом отражается на послевоенных проблемах, касается социологических изысканий и массовой психологии — не самой прекрасной стороне нашего естества. Направьте в определенную сторону внимание людей, и оно тут же отметит именно то, что чисто выборочным образом было предложено в качестве объекта для особого внимания. Повторяйте всеми возможными способами интенсивной пропаганды, что обитатели Пятой авеню — мошенники, и тогда другие обитатели Нью-Йорка вскоре заметят, право же, что тот горожанин, на которого они вынуждены подать жалобу, живет именно на Пятой авеню, тогда как преступники из других кварталов города избегнут нашего пристального взгляда. И по истечении нескольких месяцев вы создадите движение антипятаяавенюизм, столь же разумное и столь же хорошо обоснованное, как и антисемитизм. Различные социальные, нравственные, политические и экономические доводы, приводимые против евреев, обоснованы не лучше, чем какой бы то ни было довод, на основе которого различные группы одной и той же гражданской общины могли бы ненавидеть друг друга. Можно и нужно отказаться от столь негодных доводов. Беда по сути состоит в том, что, войдя однажды в сознание людей, эти доводы искореняются с трудом, потому что люди с трудом могут при помощи умозаключений отличить сущность от случайности. На самом деле расизм и антисемитизм — это иррациональный коллективный психоз, черпающий силы в самой своей иррациональности, как и любой другой психоз. Если вы хотите понять иррациональное, являющееся столь пагубным и злобным, вам следует прибегнуть не только к сфере рационального, но и к области сверхрационального. Самое замечательное и возвышенное заключается в том, что сознание само способно проникнуть в подземный мир иррационального и обуздать его. Я достиг момента, требующего некоторых пояснений, относящихся собственно к немецкому расизму.

5

Существует много форм расизма, сильно отличающихся одна от другой. В эпоху Лас Касаса некоторые испанские богословы, враги этого великого доминиканца, прозванного отцом индейцев, утверждали, что коренные жители Америки не были людьми, потому что не принадлежали ни к одной из человеческих рас, упомянутых в Библии: ни к расе Сима, ни к расе Хама, ни к расе Иафета. Стало быть, они были животными, у которых человек — испанский христианин — имел право отнять землю и золото, как человек имеет право взять у павлина перья, у пчел — мед, у овец — шерсть. Потребовалась булла папы Павла III, чтобы положить конец этому сакральному расизму.

В такой великой стране, созданной на основании прав человека, как США, которые вовлечены сегодня в решительную борьбу за свободу, существует бесконечно болезненная расовая проблема по отношению к цветному населению. Но здесь, к чести американского народа, гражданское право и федеральные законы поддерживают неповрежденными святые истины, принципы и правила гражданского равенства и справедливости, наперекор предрассудкам и частным обычаям, которые искореняются путем очищения.

В Японии имеет место расизм языческий, отличающийся жестокой прямолинейностью абсолютной, воинственной и уверенной в себе, доходящей до самообожествления, безмерной гордыни нации.

Суть нацистского расизма совсем другая, и его гнусная надменность не что иное, как компенсация расстроенной психики, сформированной низменными комплексами, злобными мечтаниями и манией преследования. Немецкий расизм не создан ради немецкой или нордической расы, он хорошо знает, чего придерживаться для распространения клеветы своей этнологии, и при необходимости готов называть японцев желтыми арийцами. Немецкий расизм создан против мифического врага, потому что его основное положение — ненависть, а для ненависти совершенно необходим враг, чтобы его ненавидеть и уничтожить. Враждебная раса — это мифическое создание патологической ненависти, которое получило развитие в развращенной части немецкого народа. Здесь мы видим (на что я указывал в начале), что расистская доктрина и расистское право одновременно являются и движущими ужасающе действенными факторами, и идеологическими суперструктурами, — но, прежде всего, идеологическими суперструктурами — наиболее радикального и глубокого невроза души. Зачем использовать принцип «права» и в то же время открыто насмехаться над самим правом? Зачем красть это слово у христианской цивилизации и фабриковать расистское право, разве что испытывая болезненное желание справедливости? Расистское право не что иное, как вторичный идеологический процесс, направленный на оправдание примитивной преступной страсти, на освобождение ее от всяких сдерживающих начал. В сердце немецкого расизма есть нечто твердое и непоколебимое — это нацистский антисемитизм, являющийся крайней, припадочной формой старого немецкого антисемитизма. Нацистский антисемитизм в своей основе есть неистовое отвращение к откровению Синая и к десяти заповедям и в особенности, как это верно показал американский еврейский писатель Морис Сэмьюэл, — это страх и сверхъестественная ненависть — которые не осмеливаются назваться собственными именами, — к христианству и Евангельскому закону, к Царю Иудейскому, Который есть воплощенное Слово, бывшее от начала — Слово, а не действие! — Которое обрело плоть в израильской Деве, Которое пришло, чтобы свидетельствовать об истине, чтобы провозгласить блаженство бедных и несчастных и низвергнуть сильных с их мест. Его Царство не от мира сего, и Он будет судить всех по любви и милости. Вот что заставляет нацистский антисемитизм скрежетать зубами и что возбуждает в нем ярость разрушения. Он хочет стереть народ Христа с лица земли, потому что хочет вырвать Христа из человеческой истории. Он мстит евреям за Мессию, Который вышел из их Среды, он унижает и мучает евреев, в их плоти стремясь уничтожить и замучить Мессию, и по сути своей нацистский антисемитизм — это христофобия.

Именно в этой перспективе, господа, следует понимать декларации Гитлера и его ясно выраженное (столь ясно, что разумные люди увидели в нем не что иное, как фанфаронство) стремление уничтожить еврейский народ. 30 января 1939 г. он пообещал, что Вторая мировая война будет нацелена на «уничтожение еврейской нации в Европе». Гитлер повторил это заявление в своем Новогоднем послании (1943). Он предложил слушателям выбрать между уничтожением немецкого народа и уничтожением евреев, хотя спасение самого немецкого народа (я не говорю о его генералах, третьем рейхе и об имперском пруссианизме) и его трудное исцеление связано со спасением свободных народов, а инфернальное призвание свастики состоит в том, чтобы бросить на бойню разом и евреев, и немцев! Роберт Лей, нацистский министр труда, подтвердил слова своего хозяина и утверждал, что нацисты будут продолжать войну «до тех пор, пока евреи не будут стерты с лица земли». Прошлым летом г-н Карл Рудольф Бест, легальный советник гестапо, адвокат расистского права, безо всякого риска с ученым видом объяснял, что «исторический опыт учит, что уничтожение чужого народа не противоречит закону жизни, если это уничтожение будет тотальным»[471].

К этим речам нельзя относиться легкомысленно, потому что почти вся Европа в руках нацистов и потому что единственный триумф, который они могут праздновать беззаботно и в безопасности, — это триумф над безоружными людьми, находящимися в их руках. Нацисты морят голодом и пытками всю Европу и повсюду сеют смерть. Они залили кровью Польшу и оккупированную Россию. Однако евреи Европы — единственный из населяющих ее народов, который они стремятся уничтожить, так как они приговорили евреев к смерти. Предназначение других завоеванных народов быть рабами «расы хозяев». Евреев же нужно «стереть с лица земли». За всеми ссылками на Дарвина в геополитике и в законах о жизненном пространстве здесь реально действует демоническая ненависть, которой мы должны посмотреть в лицо.

Намекая на свои прежние угрозы, Гитлер 8 ноября 1942 г. сказал, что «бесчисленное множество тех, кто тогда смеялся, сегодня уже не смеются». Но в Священном Писании евреев и христиан сказано о верной душе: «Она воссмеется в последний день». И последний день гитлеровских палачей не так уж далек.

6

Сегодня вечером я взял слово именно для того, чтобы в меру своих сил сказать правду. Я описал немецкий расизм и антисемитизм, какие они есть. Мы должны сделать вывод: для того, чтобы окончательно судить об инфернальной иррациональности, которая является проводником всех нацистских ядов, необходимо, как я только что говорил, обратиться к тому, что превышает разум. Мне досадно за моих друзей-рационалистов; запись концепций, разработанных пророками Ветхого и Нового Заветов, в частности Иоанном Богословом в Апокалипсисе и апостолом Павлом во Втором Послании к фессалоникийцам, — это единственное, что позволяет нашему разуму проникнуть в то, что происходит в реальности, и в то, что провозглашает и готовит нацистский расизм и антисемитизм. Зверь и люди, имеющие печать зверя, и любящие его образ, и человек беззакония, и беззаконие, которое восстает против всего, что несет на себе подобие Божие, и многочисленные заблуждения, которые обрушатся на мир и подчинят людей лжи, вновь силою событий появляются в словаре сегодняшних идей, с помощью которых приходится объяснять нашу собственную человеческую историю.

И если это так, то необходимо признать, что лишь сила веры и сила Евангелия способны действительно превозмочь волну лжи, нравственную нечистоту и страшную глупость, обрушившиеся на нашу цивилизацию и наш гуманизм через темный дух расизма и антисемитизма, который, как говорят наши друзья на страницах «Cahiers du Témoignage Chrétien», имеет целью, во-первых — обольстить, во-вторых, — скомпрометировать и в-третьих — развратить или уничтожить.

Христианской совести брошен вызов. Именно на нее (не исключая, естественно, простую человеческую совесть) возложена главная обязанность и главная ответственность в борьбе, которая ведется для зашиты народа, давшего Христа, евангелистов, апостолов и первых мучеников, для защиты того Израиля, корень которого, как говорил апостол Павел, свят, и к ветвям которого мы были привиты. Христиане, которые услышали слова Пия XI: «Антисемитизм недопустим, духовно мы — семиты», поняли, что их Бог был унижен и оскорблен антисемитской неистовой злобой, которая, преследуя и уничтожая евреев, хочет подвергнуть Христа новым страданиями в Его народе, прежде чем она подвергнет Его страданиям в Его Церкви.

Беда для тех, кто не понимает этого; они не видят, что нож уже занесен над ними. Борьбу против расизма и антисемитизма нужно вести и дать ей возможность одержать победу не только в гуманистическом и рациональном плане, но также и прежде всего в плане Евангелия и евангельских ценностей, в плане веры и в плане энергий, обусловленных верой. Сегодня война была развязана немецкими нацистами, и эта война закончится освобождением еврейского народа одновременно с освобождением других униженных народов. Но сегодня, в ожидании этого, евреи находятся в руках нацистов, которые осуществляют их уничтожение, и в руках Бога, который готовит изгнанным из этого мира жизнь вечную и то Отечество, которое не обманывает надежд. Мы должны с отчаянной энергией сделать все, что только в человеческих силах, чтобы спасти мужчин, женщин и детей от грозящего им уничтожения, и прежде всего, чтобы ускорить победу над врагом силой оружия. Как только что предложил английский епископат, нужно находить повсюду, в союзных и нейтральных странах и в ближайших территориях, убежища для спасения всех, кого еще можно спасти. Как заявил президент Рузвельт и представители союзных государств, необходимо, чтобы люди, ответственные за злодеяния, знали, что они, несомненно, будут публично и без снисхождения наказаны. Но увы, эти средства помощи, при всей их необходимости, остаются слабыми и ненадежными. Скольким евреям удастся избежать немецкого застенка и добраться до безопасных территорий? А что касается главных палачей, то есть вероятность, что многие из них, почувствовав себя на краю гибели, предпочтут еще раз насытить свою жажду крови в пламени инфернальной Вальгаллы, которую несут в себе, прежде, чем спуститься в место, для которого они предназначены. Бешеная жажда репрессий в них будет сильнее страха наказания. Невыразимый ужас нынешней ситуации состоит в том, что мы осознали немощность человеческих возможностей перед лицом самого кровавого беззакония в истории. От этой ужасной беспомощности возникает желание умереть.

Если бы в нас была вера ранних христиан или хотя бы вера ниневитян, люди увидели бы толпы христиан, покрытых власяницами и посыпавших голову пеплом, шествующих по дорогам земли и просящих Всемогущего простереть, наконец, Свою десницу. Во всяком случае, те, кто еще верит в силу молитвы и жертвы, знают, что они должны сделать перед лицом Божьим и человеческим для старшего народа, преданного на уничтожение. Вера евреев в грядущего Мессию, вера христиан в Мессию пришедшего, распятого и воскресшего — вот то высшее оружие, которое разобьет расизм и антисемитизм.

Не будем забывать, что духовные ростки, явившиеся глубинной причиной зла, останутся в мире и после войны. Но следует идти до конца. Ап. Павел писал, что Христос обрек на смерть человека беззакония дыханием уст Своих, иначе говоря, словом истины. Необходимо, чтобы люди, свободные от всего, кроме Бога, громко возвещали это слово. Христиане или просто люди, приверженные гуманистическим ценностям, должны во имя веры и во имя разума возвещать это слово истины по всему миру, нарушая гробовое молчание тех, кто уютно устроился со своей «чистой совестью», которую Истина обличает. Слово есть освободитель, когда оно напоминает людям о смысле их первозданного величия и достоинства. Необходимо, чтобы оно распространялось повсюду: в школах, на заводах, в прессе и по радио. Если мы хотим излечить людей от духовной порчи — от расизма и антисемитизма, будем непрестанно напоминать им, что они рождены для свободы и что они равны перед правосудием, что для них — естественный закон неприкосновенных прав и нерушимых обязанностей. Будем непрестанно напоминать людям, что Бог есть Истина и Любовь, будем напоминать им о единстве рода человеческого, о духовном величии человеческой личности, о суверенном законе братской любви, обо всем том, чему нас научило Евангелие: не только о вечной жизни, но также о земной жизни каждого человека всех народов.

Выдержка из приветствия (World Trial; its meaning for the future), произнесенного 3 апреля 1943 г. на 38-й конференции Союза Американских еврейских конгрегации. Опубликовановсборнике «Pour la Justice» (New York, La Maison Française, 1945)[472]

Эпоха, в которую мы уже вступили, — это эпоха апокалиптическая. Я должен предупредить, что, с моей точки зрения, сведения из иудеохристианской эсхатологической литературы следует интерпретировать как возвещающие не конец мира, но, напротив, время замечательного обновления мира, описанное как время, предшествующее уничтожению «человека беззакония».

Мне очень хотелось бы сейчас обратить ваше внимание на две категории великих исторических изменений, которые предвосхищают новую эру мира.

Первая категория относится к временному порядку. Я хотел бы упомянуть о процессе интеграции и унификации человечества, находящемся сегодня на своей первой стадии. А также об освобождении человеческого труда, которое будет постепенно нарастать за счет открытий науки и техники, развития всех ресурсов механизации, помогающих бесчисленным рабам, утратившим радость жизни, и за счет связанных с этими открытиями социальных преобразований.

Главным социальным явлением XIX в. была схизма, отделившая пролетариат от гражданской общины; схизма, которую фактически подготовила экономическая система буржуазного, или индивидуалистического, капитализма и которую марксизм возвел в догму мессианской революции. Сейчас эта схизма преодолевается. Повсюду в мире появился рабочий класс, который как морально, так и материально формирует истинный характер национальной жизни. Это означает, что марксизм преодолен в тот самый момент, когда рабочий мир как раз достигает своего исторического совершеннолетия. И если действительно эта схизма была не чем иным, как кульминацией секулярных страданий и конфликтов из-за рабских условий труда, то, следовательно, реинтеграция рабочего класса вместе с его приходом к социальному управлению означает, что процесс эмансипации труда от рабства входит сейчас в завершающую фазу. Подобное утверждение обретает истинный смысл, если мы вспомним, что, по словам Фомы Аквинского, порабощение во всех его формах является для человеческой натуры страданием, которое должно рассматриваться как последствие или пережиток первородного греха. День, когда человеческий труд будет освобожден всеми возможными способами от прежнего состояния рабства, этот день в преходящем бытии станет днем восстановления мира и началом новой эры этого бытия.

Вторая категория исторических изменений относится к духовному порядку, к отношению между евреями и христианами. Происходящие сейчас массовые убийства евреев не только обнажают чудовищный и свирепый всплеск древней языческой крови; они означают в глазах христианина нечто более глубокое. Нацистский антисемитизм — в самой глубине нынешней агонии цивилизации. Ненависть нацистов к евреям прикрывается бесчисленными предлогами и масками, но по своей истинной природе эта ненависть сверхъестественная, сатанинская; они ненавидят евреев, потому что евреи — народ Божий, потому что они дали миру Христа; эта ненависть есть психопатологическая маскировка христофобии.

Ап. Павел говорит, что христиане были привиты на маслине Израиля и стали вместе с ним причастниками корня и сока маслины. Папа Пий XI заявил: «Духовно мы все — семиты». Евреи — это наши собственные корни, это народ, давший плоть нашему Господу, и этот народ растерзан и рассеян по всему миру. Как христианин, я знаю, что мой Бог оскорблен этой антисемитской бешеной злобой и что в этом множестве обездоленных и беспомощных, голодающих и убитых сейчас страдает, переживая новые муки, Христос, преследуемый в каждом преследуемом. Другими словами, сегодня страдание Израиля все более и более отчетливо приобретает форму крестного страдания. И отныне Христос не будет больше разделять, но будет соединять евреев и христиан[473].

Таково в христианской перспективе значение «самого многочисленного в истории распятия людей»[474].

Г-н Цукерман написал не без оптимизма в «Contemporary Jewish Record»: «Глубокие знатоки проблемы евреев в Европе, такие, как доктор Джеймс У. Паркс в Англии, сейчас с уверенностью утверждают, что после войны будет полный провал антисемитизма. Другие наблюдатели также видят повсюду признаки такого провала… Мощное движение в защиту евреев, охватившее в настоящее время столько стран Европы, есть наиболее яркий знак великих перемен». Надеемся, что так и будет. Во всяком случае, для христиан, живущих верою, антисемитизм полностью, абсолютно невозможен. Когда испытания и бедствия потрясают и обнажают основы мира, осуществляется не только интеллектуально, но и жизненно, таинственное единение, которое существует между Израилем и Церковью (концепция единения исходит из иудейской идеи Kahal (священная община)), основанное на любви Бога и к тем, и к другим. Становится ясным высокий смысл торжественной молитвы на католической литургии накануне Пасхи, просящей Бога «ввести полноту целого мира в достоинство Израиля».

В том, что касается евреев, происходят, как мне кажется, параллельные изменения многих из них в отношении христианства. Появляется тенденция отстаивать свое право на Христа как на представителя их народа и даже признавать в Нем наиболее безупречного иудея в человеческой истории. Некоторые из мыслителей-евреев пытаются реинтегрировать Евангелие в братство Израиля. С другой стороны, они утверждают, что простая ассимиляция, обеспечивающая евреям их человеческие права, но опасная для их идентичности как народа, подвержена не меньшим неудачам, нежели средневековое решение, которое обеспечило идентичность, но лишило их равенства прав, необходимых человеческой личности. Что касается сионистского решения, оно, без сомнения, приближается к осуществлению и имеет самые благородные оправдания перед лицом справедливости, но оно неприменимо для всего народа Израиля. Если позволительно нееврею высказать свое мнение по этой важной проблеме, я выражу со всей осторожностью, подобающей в подобном случае, надежду, что все, принадлежащие к еврейскому народу, требуя и находя в полной мере равенство прав человека и гражданина среди других народов, в то же время предпочтут сохранить свою идентичность, узнавая и выявляя все больше и больше духовные ценности и духовный динамизм того чувства своей сплоченности и своего призвания как народа, которым они обладают как бы инстинктивно. Таким образом они бы поддерживали отличительные черты и историческую устойчивость своего народа силой свидетельства, данного их духовному призванию в мире, но, безусловно, не изолируя себя от других народов, а, напротив, соединяясь с ними в самых тесных отношениях: идет ли речь о национальной сионистской общине, взаимодействующей с политическими государствами в новом международном порядке, или — о еврейских гражданах, участвующих в обеспечении благосостояния и общих задачах каждого политического государства. Наверняка, отношение, которое я имею в виду, заложило бы в душах достаточно прочные религиозные основы — их веру в своего Бога и в свою миссию, сколь бы неявной она ни была в определенных случаях и какое бы многообразие форм она ни принимала: от простой жажды духовной реальности, при отсутствии любой определенной интеллектуальной достоверности, до наиболее ортодоксальной формы иудейской веры. Такая позиция, если она окажется превалирующей в еврейском сознании завтрашнего дня, будет некоей аналогией позиции христиан (хотя, конечно, менее сложной и трудной из-за сверхнационального характера Церкви) в том, что касается отношений между всемирной христианской общиной и различными государствами, гражданами которых христиане являются.

И далее следует сказать, что в нашей иудеохристианской цивилизации исторические пути, которыми следуют в мире христианство и народ Израилев, оказались бы в некоторых аспектах подобными. Я хотел бы, чтобы ясно поняли мою мысль. Я ни в коем случае не имею в виду какое-либо уклонение иудаизма к христианскому вероисповеданию. Я говорю о сближении в практическом отношении того, что касается мира и мировой истории. Но с точки зрения христианина, это сближение видится как первый исторический этап в направлении к конечному примирению, которое, по словам Корнелиуса а Лапида, великого толкователя ап. Павла, не должно называться обращением Израиля, но его полнотой, «non conversio, sed plenitude» — как полнотой Израиля, так и полнотой Церкви, которая описана ап. Павлом как невыразимое богатство и оживотворение мира, чудесное обновление веры и Воскресение.

Лишь тогда, я полагаю, когда Синагога и Церковь примирятся и когда, с другой стороны, человеческий труд будет если не совершенным, то, по крайней мере, отвечающим на основные запросы души освобожденных от рабства людей; только тогда можно будет говорить об исцелении человечества[475] — настолько полном, насколько это возможно на земле — перед тем абсолютным исцелением нашей расы, которое произойдет при последнем откровении и вечной славе Царствия Божия.

Радиопередача из Нью-Йорка 5 января 1944 г. Напечатано в

«Messages» (New York, La Maison Française, 1945; Paris, Hartmann, 1945)[476]

В прошлый раз[477] я напомнил, что мы, христиане из язычников, были привиты, по словам ап. Павла, к маслине Израиля и были призваны войти, как говорит Церковь, в славу Израиля.

В эти годы, когда повсюду в Европе меч гнусных убийц обрушился на еврейский народ, ставший жертвой как садистской жестокости палачей, так и бесчестной политики, в Рождество мы приглашаем задуматься о тайне Израиля. Тайна Израиля, о которой ап. Павел говорил в таких возвышенных словах, что их помнит каждый христианин, сейчас представляется в трагическом свете. Это страдания Израиля, которые происходят на наших глазах.

Когда дочери Иерусалима плакали при виде Иисуса, вознесенного на крест, Он сказал им: «Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших… Если так обращаются с зеленым деревом, что сделают с деревом сухим?»

Сегодня один свидетель массовых убийств в Харькове в 1941 г. рассказывал, что в лагере, куда, перед тем, как убить, немцы поместили евреев, одна еврейская женщина, у которой в Рождественскую ночь начались родовые схватки, кричала Господу: «Сделай так, чтобы я родила мертвого ребенка и его не убили люди».

Паскаль сказал, что Иисус Христос пребывает в агонии до скончания мира. Христос страдает в каждом невинно преследуемом, это Его агония в криках множества людей, униженных и истязаемых. Все это Он принял на Себя, и нет такой раны, которую бы Христос не почувствовал и в которой не было бы капли и Его крови, в каждом шаге на этом страшном пути — след Его сострадания.

Иисус Христос страдает в страдании Израиля. Тот, кто преследует дом Израилев, преследует и Христа, но не в Его мистическом теле, как в случае преследований Церкви, а в Его плотском корне, в Его забывчивом народе, который Христос не переставал любить и призывать. В страданиях Израиля Христос страдает и действует как Пастырь Сиона и Мессия Израиля, страдает для того, чтобы постепенно Его народ обратился к Нему.

Мир дает нам понять, что чудовищными расистскими преследованиями сам Израиль вовлечен на путь Голгофы, потому что он активен и стимулирует земную историю и потому что торговцы рабами не прощают ему требований, которые он и его Христос положили в основу временной жизни мира: они всегда будут говорить «не/и» тирании и торжествующему беззаконию.

Вопреки своей воле Израиль поднимается к Голгофе, бок о бок с христианами, и эти, такие разные, попутчики иногда удивляются, оказавшись вместе: как на замечательной картине Шагала, где ничего не понимающие несчастные евреи увлечены великим ураганом распятия: «Дальше — Христос, распростертый над миром греховным»[478].

Центральным фактом, имеющим несомненно важнейшее значение с точки зрения философии истории и достоинства человеческого рода, является то, что отныне страдания Израиля все более и более отчетливо принимают вид крестных страданий.

Евреи и христиане преследуются вместе и одними и теми же врагами: христиане — за то, что они верны Христу, а евреи — за то, что они Христа дали миру. Как стало возможно, что столько христиан закрывают глаза на сверхъестественное значение драмы, которую лишь они одни и могли бы расшифровать? Зачем молчанием в мире прибавлять жестокости зверствам палачей? Эта проблема касается не только тех, кто непосредственно вовлечен в эти события; есть и другие бесчисленные жертвы, да, но евреи — первые и единственные, кого хотят стереть с лица земли как расу и как народ. Это не только проблема справедливости и естественного права, требующего, чтобы истина возвещалась на кровлях. К этому причастен Сам Бог, это Его унижают, бьют, оскорбляют, оплевывают во время антисемитских преследований. Отныне Христос больше не разъединяет, но соединяет евреев и христиан[479].

5 января 1944 г.

РадиопередачаизНью-Йорка, 12 января1944 г. Опубликованов «Messages» (New York, La Maison Française, 1945; Paris, Hartmann, 1945)

Сегодня в продолжение наших размышлений о страдании, перенесенном Тем, Кто родился в Вифлееме как наша крепость, наше утешение, наш Бог, я хотел бы ограничиться чтением отрывка из неизданной поэмы[480], автор которой предоставил ее мне; это поэма или, скорее, молитва, написанная

В память тех.

кого ад истребил

кого Гитлер убил

кого мир наш обрек умирать

но страдая во мраке душа

Богу принадлежит,

и — с Ним — будет вечно жива

* * *

Авраама, Исаака и Иакова.

Бог наш благостный, любящий, истинный

отыщи для нас слово разумное

приоткрой нам божественный замысел

бесконечных страданий земных.

Разум немощен человеческий

вдалеке от луча,

Света Истины

Но позволь же сказать мне в безумии,

охватившем меня

В эти дни, адским злом

наводненные

когда сети тоска расставляет

Не спастись никому без желания Твоего

сократить окаянные

дни владычества мира сего.

Свято верим, что все от Тебя —

благо

И Ты управляешь вселенной

мудростью высшей

Но мы нашу веру несем

в сумраке крови

за то, что жестокость и злоба

землю покрыли

своим неуемным потоком

за то, что жалости нет…

За это, наш Бог,

Ты покинул нас

Истины Ангел молчит,

Отражая Твое безразличъе,

Нас предоставив себе

* * *

Крик отчаянья «Отче! Спаси!»..

Возвращаешь Ты нам,

как стрелу,

не сумевшую цели достичь

Погружаемся в темную ночь

словно мы потеряли

Отца

сущего на небесех

Словно море раскинулось меж —

Тобою и нами

И Ты не желаешь его перейти.

Мудрость высшая скрылась от нас

Мы утратили след

Жизни радости и благодать

ускользнули от нас

Свежесть всякой травинки исчезла,

исчезла сырая земля

заливные удачи луга

* * *

Время пришло! Пробудись![12*].

Veni, Domine Jesu Christe!

Ты, кто сердце, как наше,

обрел,

Чтобы нас от страданий

спасти Дай нам света и

мира слова

Дай нам радостный дар понимать

через мудрость Твою,

Говорить силой разума той

Утешать милосердием тем,

что возможны с Тобой лишь одним.

Преступления останови

Помяни невиновного и

Пожалей Твой народ

Всех униженных и угнетенных

и евреев, гонимых от века.

Дай апостолов, что уврачуют

наше горе

любви Твоей силой

нежностью Духа Святого

Как когда-то Ты благость явил

в псалмопевцах

и дал вдохновенье

и прозренье пророкам Своим

ради нашего, Боже, спасенья

12 января 1944 г.

Письмо (на английском) Хаиму Гринбергу в журнале «Jewish Frontier», август 1944 г. Далее опубликовано в «Pour la Justice» (New York, Lа Maison Française, 1945) и затем в «Raison et Raisons» (Paris, Tuf, 1947)

Сердечно благодарю Вас за Ваше трогательное «Письмо христианскому священнику». Я не только прочел его с чрезвычайным интересом, но и восхищен тем, как Вы выразили христианскую точку зрения на тайну распятия Христа народом Божьим. Я не могу не думать о том, что сам по себе факт, что еврейский ученый, усвоивший наиболее ясные и глубокие знания своей традиции, смог выйти, с христианской точки зрения, «за пределы» такого понимания, является бесценным знаком родства, существующего между христианским и еврейским духом. Во всяком случае, для христианина осознание значения своего собственного кредо, приговора и смерти Христа являет собой божественную тайну, которая суть самое необычайное вторжение тайных замыслов Божьих в ход человеческой истории, тайна, которая раскрывается лишь в свете сверхъестественной веры, и Вы совершенно правы, утверждая, что «до тех пор, пока Ваши ученики будут рассматривать эту проблему в плане линчевания или судебной фальсификации, она останется на нижайшем неметафизическом уровне, не имеющем ничего общего с христианством».

Именно потому, что я полностью согласен с Вами по существу вопроса, я думаю, Вы позволите мне сделать несколько замечаний, и прежде всего критических: выражение трагическая вина (tragic guilt) не может не быть приблизительным и неполным, так как оно сродни главной концепции фатализма. Но с христианской точки зрения (как и прежде — с точки зрения Ветхого Завета), ошибка — не фатальна. Она включена в нерушимый план вечной мудрости, однако человеческая свобода остается, по воле Божией, реальной, и она свободна творить добро, которое Бог извечно решил предопределить, или зло, которое Бог извечно решил позволить. (В том же самом порядке идей Христос не выбрал Иуду в качестве того, кто Его предаст. Он знал тех, кого Он избрал (в греческом языке используется множественное число — Ин 13: 18: «Не о всех вас говорю; Я знаю, которых избрал». Иуда не был из тех, он был известен как тот, кто не избран[481].) Ни в чем ином, как в приговоре Христу, опыт человеческой свободы не проявляется более независимо, доминируя над трансцендентной властью немилосердной воли Бога, что гораздо трогательней трагической фатальности греков и что заставило ап. Павла преклонить колени в благоговении перед Богом. Однако свобода и ответственность продолжают существовать, а следовательно — и вина[482]. Вина была на ограниченном числе людей: на первосвященниках и в какой-то степени — на толпе того времени, слепой и жестокой, какими были убийцы пророков. Христиане, знающие, что Христос — Второе Лицо Святой Троицы, имеют серьезные основания для того, чтобы называть эту вину преступлением богоубийства: таков был факт. Но судьям так не казалось: если бы они знали, что Иисус был Сыном Божьим, они бы не осудили Его. Их виной, по сути дела, был недостаток веры и слепота сердца, то, что они не узнали Того, о Котором возвещали пророки. И в этом христианские учители и наставники должны были бы настаивать на словах ап. Павла: «Впрочем, я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению» (Деян 3: 17) и на слове Иисуса на кресте: «Они не ведают, что творят».

И более того, когда читаем Деяния и Послания ап. Павла, то обнаруживаем, что серьезный упрек апостолов евреям относился не столько к распятию, сколько к отказу уверовать в Того Самого Христа, Которого их священники распяли и Который воскрес из мертвых. Их упреки евреям не были ни более антисемитскими, ни менее горячими, чем упреки Моисея.

С точки зрения христианина, здесь есть и другая тайна, тайна единения Израиля как народа со своими духовными руководителями, за которых народ в течение многих веков будет искупать вину, так как народ Израилев есть corpus mysticum (мистическое тело), нация-Церковь. Христианин считает, что, в силу существования этого прототипа всех клерикальных преступлений, миссия Израиля провалилась, что евреи были лишены теперь своих привилегий и преданы миру сему и останутся отверженными до тех пор, пока не уверуют в Мессию распятого: испытания, переносимые той или иной нацией в связи с ошибками их политических вождей — не что иное, как слабый и искаженный образ того единения, о котором мы говорим. Здесь в глазах христианина имеет место духовная ошибка избранного народа и последствия этой ошибки в истории, в которой мы живем. И так как высшим управителем человеческой истории и таких последствий является Бог, временное отвержение Израиля может рассматриваться как одна из «кар»[483], от которых Бог никогда не освобождал свой возлюбленный народ. Однако эта концепция приемлема лишь с наивысшей точки зрения: с точки зрения метафизики и трансцендентности. Божественное наказание не что иное, как таинственное оправданное оплодотворение человеческих деяний и проявление терпения Бога, ожидающего возвращения человека. Мы просто не должны делать предметом внимания (как Вы это делаете с полным правом), что современный еврей столь же неповинен в убийстве Христа, как современный католик невиновен в убийстве Жанны Д'Арк или в заключении Галилея. Однако несомненно, что те, кто хочет «наказать» евреев (которые — в руке Бога, их и нашего Бога) за убийство на Голгофе, сами возлагают на себя ответственность за богохульство и святотатство. Они тупо покушаются в угоду своей собственной озлобленности на тайные планы Божии, они оскорбляют ту любовь, с которой Бог ждет Свой народ. Они возлагают свои окровавленные руки на саму Вечную Премудрость.

После всего сказанного следует подчеркнуть, что некоторые риторические штампы, такие, как выражение «народ-богоубийца», веками используемые христианами из язычников, возможно, из какого-либо антисемитского побуждения, а может быть, из-за простой грубости мышления, в любом случае несут в себе возможность антисемитизма, которая может привести к взрыву самых низких чувств в сегодняшней накаленной атмосфере. Христианские наставники обязаны исключить такие явно бессмысленные выражения и тщательно очистить свой язык от подобных несоответствий, вызванных человеческим легкомыслием и безразличием язычников, мало озабоченных всем тем, что касается не их самих.

Кто предал смерти Христа? Евреи? Римляне? Что касается меня, то это я предал Его смерти, я предаю Его смерти каждый день своими грехами. И нет иного христианского ответа на этот вопрос: так как Христос умер добровольно за мои грехи и чтобы принять на Себя правосудие Божие. Евреи, римляне, палачи, все они были лишь орудием, свободным и ничтожным орудием Его воли к искуплению и жертве. Вот что требуется от христианских учителей, когда они наставляют своих учеников.

Попытаемся раскрыть глубинные причины этого уродства: речь идет о христианах-антисемитах. Они ищут алиби для глубоко интимного чувства вины за смерть Христа, которую хотели бы с себя смыть. Но если Христос умер не за их грехи, то они ускользают от милосердия Христа! На самом деле они не хотят быть искупленными. Вот наиболее глубокое и поврежденное начало, в силу которого антисемитизм дехристианизирует христиан и направляет их к язычеству.

Золотое правило христианского учения в связи с этой проблемой предельно просто: нужно лишь держаться учения ап. Павла. Ап. Павлу было поручено свыше передавать нам свет действия Божия, то, что Бог думает по этому поводу. Позор, что столько христиан не знают поучения апостола язычников. Я никогда не был сильнее уязвлен безумием антисемитизма, по сути своей антихристианского, чем тогда, когда собирал тексты о тайне Израиля для подготовки книги об ап. Павле. Ап. Павел учит, что «дары и призвание Божие непреложны» (Рим 2: 29), таким образом, народ Израилев продолжает быть всегда «возлюбленным Божиим ради отцов» (Рим 11: 28). Он предпочел бы быть отлученным от Христа за братьев своих, как говорит ап. Павел: «Родных мне по плоти, то есть Израильтян, которым принадлежат усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти…» (Рим 9: 3–5).

«Итак, спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем пасть? Никак». [И далее Рим 11: 11–36, цитируемые в этой книге много раз[484], и что здесь было опущено.]

Вот подлинная христианская точка зрения, единственно подлинная точка зрения на тайну отвержения Христа избранным народом. Именно в этом свете и с этим чувством братской любви по отношению к ветвям той маслины, частью которой стали христиане из язычников, и должна была быть представлена драма распятия христианскими руководителями. И еше ап. Павел говорит[485]:

«Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух [евреев и язычников] создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем» (Еф 2: 14–16).

Письмо послано из Рима 28 июля 1947 г. доктору Пьеру Виссеру, секретарю Международной чрезвычайной конференции по борьбе с антисемитизмом, происходившей в Швейцарии, в Силисберге, с 30 июля по 5 августа 1947 г. Впервые письмо было опубликовано в журнале «Nova et Vetera», затем в «Le Philosophe dans la Cité» (Paris, Alsatia, 1960)

Господин Секретарь!

Мне очень жаль, что я не могу присутствовать на Конференции в Силисберге, и потому прошу Вас передать ее участникам мои самые горячие пожелания успехов в работе. Я от всего сердца присоединяюсь к этой работе. Борьба против антисемитизма — это основной долг совести и первостепенная обязанность для нравственного исцеления того, что нам осталось от цивилизации. Я горячо желаю, чтобы Конференция придала этой борьбе новый толчок и предложила практические меры, которые сделают ее эффективной в Европе и Америке. Недостаточно, что некоторое число христиан сохраняют достоинство и подают примеры героического свидетельства, как мы видели в эти страшные годы, из которых сейчас с трудом выходим и которые надолго оставят человечество израненным. Сохранение достоинства — это печальное и горькое утешение — может превратиться в нечто смехотворное, если не спуститься решительно и трезво к тому предельному злу, против которого мы протестуем.

До тех пор, пока мир, считающий себя христианской цивилизаций, не исцелится от антисемитизма, он будет тащить за собой грех, который станет препятствием к его возрождению. Евреи всегда любимы из-за своих отцов, а значит, ненависть и расистские предрассудки изливаются на саму тайну домостроительства искупления, перед которой ап. Павел преклонял колени. Нацизм обнаружил истинное лицо антисемитизма. Антисемитизм прикрывается несметным количеством масок и предлогов, но в реальности он стремится поразить Христа в Его народе.

В Европе было ликвидировано 6 млн. евреев. И еще массы людей были без колебания уничтожены, миллионы людей — ради «жизненного» пространства или из-за политической жестокости. Этих людей убили, потому что их ненавидели как народ и хотели стереть этот народ с лица земли. Эта звериная ненависть имела сверхъестественное видение. На самом деле, в этом и состоит избрание: в лице евреев гонители преследовали Моисея и пророков, стремясь к преследованию Спасителя, вышедшего из среды этого народа. Это та слава Израиля, о вхождении в которую всех народов молит Бога Католическая церковь; но над Израилем насмехаются, презирая его, третируя, как нечисть мира. Это нашего Бога унижали и бичевали в Его потомстве по плоти, прежде чем открыто преследовать Христа в Его Церкви. Ненависть оказывается странным образом более искушенной, более прозорливой, нежели немощная любовь наших сердец до того дня, предсказанного ап. Павлом, когда Синагога и Церковь примирятся, что для мира будет как Воскресение из мертвых, так как они обе были объединены общей к ним ненавистью демонов. Как христианство ненавидели за его иудейские корни, так и Израиль ненавидели за его веру в первородный грех и искупление и за христианскую жалость, которая вышла из Израиля. Как проницательно заметил еврейский писатель Морис Сэмьюэл, не из-за того, что евреи убили Христа, а из-за того, что они дали миру Христа, ярость гитлеровского антисемитизма преследовала евреев на всех дорогах Европы, в мерзости и крови, отрывая от матерей детей, которые отныне будут лишены своего имени; антисемитизм решился повергнуть в отчаяние целый народ.

Итак, Израиль не осознавал того, что его преследовала та же ненависть, что с самого начала преследовала Иисуса Христа. Мессия Израилев испытал ее в скорби и отвержении, прежде чем однажды преобразить в Свою славу. В первых кровавых плодах этой полноты Израиля, христиане, если заглянут в свое сердце, могут распознать знамения ужасных событий, воспоминания о которых всегда будут обжигать нас и которые уже заняли свое место во мраке безразличия выживших. Как странные спутники, евреи и христиане совершают вместе свой путь к Голгофе. [Я говорил это много раз еще до 1941 г.[486]]: великим таинственным событием является то, что страдания Израиля все более и более отчетливо принимают форму креста.

* * *

Захотят ли христиане понять происходящее? Вот вопрос, который стоит в настоящее время. Как долго они будут спать? Как долго многие из них будут на деле отвергать учение ап. Павла, который говорит нам, что мы были привиты к маслине Израиля и стали вместе с ним причастными корням и жизненным сокам маслины? «Духовно мы — семиты», — сказал папа Пий XI. Антисемитизм, прежде чем быть проблемой крови, физической жизни или смерти для евреев, является духовной проблемой, проблемой духовной жизни или смерти для христиан. Израиль привык к страданию и к преследованию, он переносит их в течение веков, он ожидает и боится их, но вместе с тем Израиль хорошо знает, что Его Бог ввергает его в пропасть и воздвигает из нее, чтобы снова ввергнуть его туда и снова вызволить оттуда. Всем нам, христианам из язычников, нужно совершить смиренное возвращение к истокам, где мы встретим трагическую ясность, с которой один Еврей, размышлявший об истории своего народа, с уверенностью говорит, что Израиль никогда не найдет ни отдыха, ни жалости. Есть нечто, на что набрасывается и стремится поразить антисемитская ярость: это христианская совесть. Отчаяние тех, кто покончил с собой из-за триумфа несправедливости, само по себе является образом чего-то еще более ужасного: искажением человеческой души преследователей и бездной порочности, в которую они рискуют ввергнуть род человеческий. Если Платон и Фома Аквинский имели основание сказать, что лучше предпочесть страдать несправедливо, чем преступно заставить страдать другого, и что зло в душе палачей страшнее зла, претерпеваемого жертвами, то из этого мы должны заключить, что разрушения, вызванные расизмом в сердцах расистов и антисемитов, были более страшными, чем пытки, которым они подвергли множество невинных. И в той мере, в какой человек охвачен расовыми предрассудками и неким умеренным антисемитизмом, осуждающим убийства, но не без того, чтобы найти им некоторое извинение, и тот, кто с невероятной политиканской покорностью соглашается на зло, причиненное чужому, или на дискриминационные законы или обычаи, и кто тем более низок, чем более он прикрывается доброй совестью, такой человек становится причастным демонам, которым послушны и палачи. Христианское сознание должно освободиться от расистской и антисемитской проказы не только для того, чтобы прекратить беззаконие, тяготеющее над невинными, но и для своего собственного спасения и для исцеления мира.

Постыдным феноменом является то, что полагают вполне достаточным объяснением нищету людей; оказывается, что уничтожения миллионов евреев, газовых камер и пыток в лагерях смерти недостаточно, чтобы пробудить совесть людей и вызвать ужас перед принципом расизма. Ничего подобного! Напротив, вирус распространился в более или менее ослабленной форме, но память о страшном разгуле бесчестья и убийств зажгла в душах значительного числа уважаемых людей вместе с рассудочной подозрительностью и осторожным отвращением к жертвам возбуждение ума и ответные страсти, питаемые холодной враждебностью и политико-экономическими обвинениями, которые скрытым образом стимулировали запах крови, хотя, конечно, без погромов и убийств. Во многих странах Старого и Нового Света антисемитизм растет, наставления Гитлера находят дорогу к душам. Не пренебрегают и старыми доводами: речь идет о благородной ненависти к обнаруженным конкурентам (так как не все евреи умерли, необходимо, сколько бы их ни осталось в живых, для их выживания предоставить им работу, отсюда и ущемление прав язычников), или же речь идет о тех или иных политически активных евреях, вызывающих недовольство (как будто бы они одни ответственны за свою активность и как будто лишь они одни и есть все евреи). Короче говоря, к евреям приковано внимание; и как я исследовал это в другой статье[487], это ориентированное внимание — само по себе психологическая победа расистской пропаганды и расистских преступлений.

* * *

Еще раз в ходе мировой истории суть проблемы Израиля среди других народов претерпела глубокое изменение. Сегодня эта проблема вошла в новую стадию. Какие евреи были в большей степени ассимилированы, чем немецкие? И именно в, Германии антисемитская ярость разразилась с жестокостью, не знавшей себе равных. Из-за этого краха ассимиляции еврейское сознание с отчаянием обращается к Земле обетованной. Движение, которое гонит из Центральной Европы в Палестину массы оставшихся в живых евреев, испытавших ужас издевательств, которые им пришлось перенести, неотступно преследуемых воплями погибших близких, — это движение представляется неизбежным историческим явлением. В той или иной форме оно предполагает соглашение с арабами этой страны, что само по себе не кажется невозможным. Похоже на то, что решение создать еврейское государство в Палестине неизбежно будет скорым решением, данным как искушение ангелом истории, всегда мучительной и противоречивой. Каким бы необходимым и оправданным ни казалось это решение, мы не должны скрывать, что есть риск использования его антисемитами в ущерб евреям — гражданам других стран. Необходимо объяснить людям, что существование еврейского государства не лишает соответствующего гражданства евреев — жителей других государств, как существование ирландского государства не лишает ирландцев Соединенных Штатов американского гражданства. Теперь старые антисемитские аргументы будут дополнены новыми, которые тоже придется опровергать. Наиболее ясные доводы разума никогда не будут достаточны перед лицом иррационального массового психоза, черпающего силы в самой иррациональности. Самым лучшим и возвышенным является то, что лишь разум способен погрузиться в подземный мир бессознательного и обуздать его. И здесь нам открывается особая ответственность христианского сознания: оно одно может освободить душу от яда антисемитизма, если оно на самом деле знает, какого оно духа, и если оно действительно вносит в субстанцию человеческой истории свидетельство и понимание веры в тайну Израиля.

Я не рассматриваю в этой краткой статье политические и социальные аспекты проблемы Израиля. Сколь бы реальными они ни были, они остаются вторичными по отношению к духовным. И чтобы завершить тему, я бы хотел говорить именно о них. Я убежден, что с этой точки зрения от христиан прежде всего требуется огромный труд размышлений и внутреннего очищения. Если они впитают в себя учение ап. Павла, то сразу же поймут таинственное единение, связывающее их со старшим народом, вместе с которым, несмотря ни на что, они взывают к патриархам и пророкам и молятся каждый день словами Давида, исповедуя, что пришел Тот, Кого Синагога не узнала и все еще ожидает. Кто рожден от Девы Израилевой и Кто Сам — еврей «по природному преимуществу», апостолы Которого, первые мученики, были евреями, оживотворившими Церковь евреев и язычников еврейской кровью, пролитой за Христа. Единственное, чего не понимают христиане, — это то, что им необходимо очистить от всякого хлама место, где они, к несчастью, все еще находят наивные рассказы и клеветнические легенды, такие, как истории о ритуальных убийствах или выдумки наподобие «Протоколов Сионских мудрецов». Христиане должны также понять, что им необходимо внимательно пересмотреть и очистить собственный язык, рутина которого не всегда безобидна; во всяком случае, странным образом часто не обращают внимание на строгость и точность[488] языка, допуская такие выражения, как народ — богоубиица, или даже расистские приемы, когда христианин рассказывает историю Страстей Господних так, что у детей-христиан возбуждается ненависть против их соучеников-евреев[489], или допускаются переводы слов perfïdia judaica[13*], в литургии Святой Пятницы, которые являются полной бессмыслицей, так как на языке Церкви это слово означает «неверие», а не «предательство»[490]. Они поймут, что сам их подход к проблемам, созданным диаспорой, должен быть братским и приводить их к глубинному пониманию — благодаря достаточно сложной и точной информации, к знанию изнутри благодаря опыту соприродности, который несет с собою любовь, — тоски и борьбы еврейского сознания, раздираемого между обязанностью сохранить свою идентичность и желанием получить для евреев справедливость и равенство, надлежащие всем людям. Так, христиане из язычников не только теоретически, но и в некотором реальном, практическом смысле смогут войти в эту тайну, чтобы в свою очередь страдать за Него, как пришлось многим при преследованиях нацистов, войти в тайну народа, который отпал для освобождения язычников, через непослушание которого они получили помилование и который Бог продолжает сохранять для Себя. Христиане не только должны воспрепятствовать стремлению антисемитизма отыскивать в старом варварском основании человеческой души любой ложный религиозный повод, но и подготовить ту будущую реинтеграцию, которую возвещал ап. Павел. Для Израиля, по словам Корнелиуса а Лапида, она не будет обращением, но полнотой, которая призовет к жизни остывший мир[491].

ПредисловиеккнигеАнриБара «La Politique selon Jacques Maritain» (Paris, Éditions Ouvrières, 1961)

Мое первое замечание относится к диаспоре. Неверно, как часто утверждают, что рассеяние евреев среди народов было карой, навлеченной на Израиль распятием Спасителя. Это рассеяние началось гораздо раньше. Причину тому мы находим в Песне Товии, воспеваемой Церковью в Laudes (Хвалах) вторника: Quoniam ideo dispersit vos inter Gentes, quae ignorant eum (здесь я, естественно, следую Вульгате): Ибо Он рассеял вас среди народов, не знающих Его, чтобы вы поведали о Его милости! и чтобы они познали, что нет иного Бога Всемогущего, кроме Него.

Апостолы упрекали свой народ не столько за распятие («Впрочем, братия, я знаю, — говорил ап. Павел, — что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению» (Деян 3: 17), сколько за отказ признать Иисуса после Его Воскресения и за препятствия к проповеди Евангелия со стороны служителей Храма. А скорбный, ностальгический характер, характер наказания придало рассеянию разрушение Храма, исчезновение духовного центра, лучи которого согревали детей Израиля, где бы они ни были.

Замечу в скобках, что рассеяние никогда не прекратится, вплоть до великой реинтеграции, но что сейчас существует попытка создания нового центра — государства Израиля, государства временного, которое, однако, должно выполнить духовное назначение. И кто воспрепятствует тем из нас, которые верят в пророчества, восхищаться путями Божиими и думать, что, быть может, это героическое, подвергающееся таким опасностям переселение, возвещает, само не ведая того, таинственный день, когда Тот, Кто больше Храма, будет узнан своими?

ПредисловиеккнигеАнриБара «La Politique selon Jacques Maritain» (Paris, Éditions Ouvrières, 1961)

Второе замечание относится к ответственности христианского мира в свете развития антисемитизма в нашем цивилизационном пространстве[492]. В связи с этим было бы очень желательно провести серьезную проверку сознания, наряду с другими вещами, воздействующего на лексику, нередко неверную и позорную, с легкостью используемую в религиозном воспитании. Я вполне осознаю, что упражнения в самобичевании в последние десятилетия доводили до довольно-таки нездоровых эксцессов, когда слезливые молодые христиане яростно каялись за вину своих предков в лоне непорочной Церкви, мистическом теле Спасителя. Между тем они даже не в состоянии различить временные и культурные составляющие периода христианского господства. И все же давно настало время предпринять тщательное исправление концепций и лексики, касающихся роли евреев в истории искупления, которые были унаследованы посредством вековых привычек (это время, несомненно, уже началось, вдохновленное, к примеру, изменениями, произведенными Святым Престолом в литургии Святой Пятницы), не говоря обо всех тех случаях, где проявилось (вопреки наставлениям ап. Павла «… не превозносись перед ветвями» маслины, Рим 11: 18) стремление унизить и оскорбить. Я полагаю, что возникновение этих языковых навыков вызвано, скорее всего, некоторым невниманием и грубым упрощением, связанным с жестокостью сердца, которая сохраняется даже у обращенных язычников (к сожалению, я один из них и знаю, о чем идет речь). Существует некоторая утонченная изысканность чувств и духовная тонкость, присущие лишь избранному народу, тем, кто подобен Нафанаилу, которого хвалит Иисус: ессе vere Israelita, in quo dolus non est[14*]. По отношению к иудеям мы всегда остаемся грубыми варварами.

Как я уже указывал в Предисловии, в. заключение этого сборника я бы хотел написать длинную главу о государстве Израиль, детально документированную, с соответствующим анализом, которую подготовил бы на основе поездки в Палестину. Упадок физических сил и недостаток времени вынудили меня отказаться от этого. Я ограничиваюсь тем, что заменяю вышеуказанную главу рядом коротких замечаний, в которых попытаюсь сказать об основной теме моих размышлений в течение долгого времени.

1. Прежде всего мне хотелось бы отметить, что парадоксальным образом мы видим оспариваемую у израильтян соседними государствами ту единственную территорию (если рассматривать целостную картину человеческой истории), на которую абсолютно, по Божественному определению, этот народ вне всякого сомнения имеет право: так как народ Израиля — это особенный народ в мире, которому земля, земля Ханаана, была дана истинным Богом, Творцом Вселенной и рода человеческого. И то, что Бог однажды дал, дано навсегда.

По крайней мере, для христиан, как и для евреев, это дарование Божественным декретом земли Ханаана израильским племенам есть предмет веры. Христианская вера действительно считает, что главным автором Священного Писания является Святой Дух. И какое бы важное значение ни придавали той вспомогательной роли, которую сыграли в создании Священного Писания человеческие условности (обычаи и ментальность той или иной эпохи и т. д.), принимаемые во внимание экзегезой и историей, тем не менее никогда замысел автора, вдохновленного Святым Духом, не будет вызывать никакого сомнения: Создатель неба и земли дал Обетованную Землю свободным изъявлением Своей воли. Я думаю, что даже для тех израильтян, которые утратили всякие религиозные верования, эта уверенность, вытесненная в подсознательную сферу, является несокрушимой основой их убеждения, что, возвращаясь в Палестину, они возвращаются жить к себе домой. Правительства тех народов, которые еще называют себя христианскими, также несомненно обладают (более или менее отчетливо в соответствии с тем, насколько сама их личная вера слаба и ничтожна) смутным чувством права, которое Израиль получил от Бога, право существовать и быть признанным как народ на той земле, ко входу в которую он был приведен Моисеем.

Что касается мусульманского мира, для которого лишь Коран имеет непререкаемый авторитет открывающего истину документа, то не следует надеяться, что Библия завещала ему нечто подобное. По крайней мере, привыкнув почитать особым образом заповеди Божии, он мог бы признать, что Израиль (даже если Израиль в чем-то неправ) имеет весьма основательный фундамент, который стоит принимать во внимание, пусть и вступая в дискуссию, но без гнева и презрения. Кроме того, кажется, что мусульманский мир мог бы также, в силу смирения перед событием, свидетельствующим о воле Аллаха, следование которой столь характерно для ислама, решиться однажды без большого ущерба для себя отдать евреям то, что хотя и принадлежит мусульманскому миру, с его точки зрения, но от чего Бог в бесспорно происшедшем событии и ради всеобщего мира просит его отказаться.

Для «реалистов», акцентирующих внимание на настоящем моменте, подобные рассуждения могут показаться совершенно утопическими. Но даже они могут склонить разум к предположению, что если бы великие нации не обостряли обстановку соперничеством интересов, то диалог между потомством Исмаила, Исаака и Иакова о возвращении Святой Земли евреям имел бы шанс начаться и привести к столь необходимому согласию, что позволило бы устранить риск мировых катастроф.

* * *

2. С образованием Израильского государства существование в мире Израиля как такового вошло в совершенно новую фазу. Отныне это положение, если можно так сказать, стало двойственным: оно одновременно предполагает и наличие диаспоры среди язычников, которая не перестала существовать и которая требуется самим призванием Израиля[493], и политическое единство израильского народа в определенной точке земного шара, с помощью которого мы ясно видим, как исчезают пережитки режима гетто и явно начинает созидаться фундамент для реализации во времени надежды Израиля.

Таким образом, отныне и впредь философия истории должна принимать во внимание не только длительное трагическое напряжение между Израилем и миром. В недрах самого Израиля также существует «братская» напряженность, напряженность между еврейским государством на Святой Земле и еврейским населением рассеяния, образующие, так сказать, два разных центра притяжения, цели, намерения и участь которых различны, однако не менее важно, что в материальном и духовном плане они оказываются глубоко связанными и взаимозависимыми. По справедливости евреям диаспоры необходимо абсолютное равенство прав и возможностей в государстве, гражданами которого они являются. (В среде народов, режим которых поистине демократический, евреи в принципе уже испытывают справедливое отношение к себе, но они должны ощущать его реально и во всей полноте, не только по закону, но и в общественных нравах.) Но евреям также необходимо, чтобы на самых различных основаниях, которые они унаследовали от режима гетто, поддерживалась их духовная идентичность в качестве евреев и членов народа Божия. Можно надеяться, что в самом этом усилии по поддержанию своей идентичности евреи обретут поддержку извне в особом отношении и соприродности, к тому, что есть государство Израиль, чтобы они, оставаясь полностью зависимыми от другого центра притяжения, экзистенциально находились в определенной духовной причастности Израильскому государству, так как временная судьба государства Израиль, не будучи, однако, идентичной их судьбе, глубоко касается их сердца и их души. Более того, само государство, будучи временным и «секулярным»[494], неизбежно оказывает духовное воздействие и имеет духовную миссию.

Если я забуду тебя, Иерусалим, —

забудь меня, десница моя:.

прилипни язык мой к гортани моей,

если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима

во главе веселия моего[495]

Иерусалим слез и молитвы, ностальгии исхода; Иерусалим — глава народа Божия и Иерусалим земной и политической жизни; Иерусалим — лицо израильского народа в провиденциальной таинственной двойственности, один и тот же Иерусалим концентрирует в себе надежду всего Израиля — Израиля диаспоры и Израиля вновь завоеванной и вновь обретенной Земли.

* * *

3. В этом пункте, с осторожностью усиливая аналогии, следует заметить, что несомненно было бы очень поучительно сравнить как радикальные отличия, так и поразительное сходство отношения евреев диаспоры к Израильскому государству и католиков во всем мире — к папскому Риму на протяжении тех веков, когда Рим был одновременно и духовной столицей католицизма, и столицей государства, находящегося под временным владычеством преемника Петра. Теперь же, когда папа Павел VI сказал, что папа «не хочет и отныне не должен пользоваться иной властью, кроме власти ключей духовных»[496], все, что касается Церкви, изменилось. Если только мы обратимся к прошедшим эпохам, то, как мне кажется, заметим между двумя случаями, о которых я только что говорил, своего рода обратную аналогию. Папскому Риму всегда были присущи духовная миссия и духовный суверенитет. Временная власть главного понтифика была лишь вторична и вспомогательна, сегодня она фактически отвергнута. Напротив, главным и самым существенным для Израильского государства является его миссия во времени. Духовная роль, которую оно призвано играть, при всей своей важности есть не что иное, как неизбежное следствие; оно не имеет никакого доктринального или юридического авторитета, которому подчинялись бы евреи всего мира.

Несмотря на основные различия, мне кажется, что как католики в разных государствах мира, во всей полноте являясь гражданами этих государств, лояльными к этим государствам, духовно во всем подчинялись Святейшему Престолу, осуществлявшему в то же время временную власть во временном государстве, так и евреи диаспоры, являясь во всей полноте гражданами государств, к которым они принадлежат, будучи лояльными к этим государствам, полностью сохраняют определенное духовное родство и духовную связь с Израильским государством, которое, как бы оно ни было вовлечено в собственную деятельность и политическую активность, свойственную временному государству, в то же время имеет и духовную миссию. И хотя Израильское государство не обладает никакой собственно духовной властью, фактически оно играет все более и более важную духовную роль для всего еврейства.

И если вспомнить, что мусульмане, христиане и атеисты могут быть и являются на том же основании, что и евреи, гражданами Израильского государства, в то время как, с другой стороны, евреи во всем мире (как в государстве Израиль, так и в диаспоре) считают наивысшей обязанностью поддерживать свою идентичность как евреев, не оказывается ли, что факт существования государства Израиль начинает выявлять определенное разделение между духовным и мирским еврейством (и это в том еврейском народе, мирская и духовная судьба которого в течение столь долгого времени была единой)? Иначе говоря, духовная принадлежность к народу, который Бог Авраама и Моисея сохраняет для Себя, отныне отчетливо проявляется как разобщение с мирской принадлежностью к народу, занимающему данную территорию и образующему данное государство.

4. Разделение, о котором я только что говорил, и стремление к универсальности духовного еврейства мало-помалу освобождаются от неизбежных ограничений еврейства мирского, что в глазах философа истории имеет огромное значение. Я думаю, эти процессы указывают на проявление в сознании Израиля религиозного кризиса, скрываемого в течение долгого времени и отныне неустранимого. Как можно, на самом деле, не видеть, что, стремясь раскрыть в духовных терминах идентичность и единство народа, который Моисей вывел из Египта, неминуемо следовало бы беспрестанно преодолевать и одно за другим взрывать все то, что характеризовало этот самый народ как национальную, этническую и культурную сущность, индивидуализированную на земле: окончание такого процесса не может быть не чем иным, как чисто духовным и во всей полноте универсальным определением Божьего Израиля?

Вследствие этого не позволительно ли считать, что задолго до того, как любая проблема, четко поставленная в отношении Евангелия, в какой-то момент начинает тревожить сознание Израиля; задолго до того, как однажды для Израиля возникнет проблема мучительной переоценки его отношения к Иисусу, уже в реальной деятельности, в его манере беспощадно диалектически реагировать на трудности и загадки истории, сам того не осознавая, он приближается к великому дню, который, по словам ап. Павла, будет для мира подобно воскресению из мертвых и которого Святой Дух заставляет нас ожидать с большим трепетом. Non conversio, sedplenitudo![15*] Мне кажется, что человеческая история возможно и медленно, но движется к этому великому дню. Однако это зависит не только от того, во что Израиль будет верить, а главным образом от того, что он будет делать, от того (хотя народ еще рассеян, но уже вновь объединяется), как он будет ведом к поддержанию своей духовной идентичности, ко все большей и большей универсализации духовной миссии своего еврейства (вместо того, чтобы предельно сокращаться, как при режиме гетто), чтобы постепенно Израиль стал — для своего блага и в соответствии с наиболее сокровенными желаниями своего опыта и своей жизни — зависимым от Благой Вести.

И с другой стороны, кто знает, если существует проблема государства, демократического «секулярного», или «светского», но истинно «христианского» по духу, то не Государство ли Израиль сможет прежде всего показать, как эта проблема может быть решена, если ему самому действительно удастся быть тем, чем оно призвано быть: демократическим «секулярным», или «светским», но действительно «еврейским» по духу?

Из такого практического сходства в действиях и страданиях, о которых я более или менее внятно постарался сообщить (если бы только было возможно правильно рассуждать о вещах, которые Божественная ночь покрывает тайной!), далекое и прошлое являет нам другие примеры, которые потрясают наше сердце. Не возникает ли из гибели Иерусалима и из разрушения Храма иное подобие: не между Израилем и Церковью Христовой, в смысле полной духовной универсальности, которая создавалась не сразу и к которой церковь продвигалась, раздирая саму себя, — но через страдания и крест, — между еврейским народом и Тем, Кого он не пожелал принять? Я имею в виду тысячи евреев, вознесенных на крест римлянами. Прошло два тысячелетия с тех пор, как Иудея изнемогала под ударами римских легионов, ее детей распинали десятками тысяч, увозили, продавали в рабство; Святая Земля была опустошена, Храм разрушен — Израиль ожидал Мессию славы. Появился же Христос страданий. Его Царство было провозглашено народам земли родившейся Церковью, еврейской в своей основе, в своих апостолах, в каждом из ее первых членов; так Бог Израиля должен был, наконец, одержать победу над Империей-победительницей и свергнуть ее закон. Израиль, однако, отказался признать в распятом Иисусе окончательное завершение своего мессианского призвания.

«В то время как его Бог приобретал наследство среди других народов, Израиль не принял своего поражения: Рим только что победил; но история определила Иерусалиму другую судьбу и другие встречи через сухость (нередко обагренную кровью) пустыни Исхода…»[497]

Я думаю также о холокосте 6 млн. евреев, уничтоженных Гитлером и немецким расизмом, отметившим нашу эпоху зияющей раной, которая обнаружила своего рода необъяснимое и ужасающее подобие между страданием народа Божьего в его странствиях в ночи мира к его конечному уделу и страданием Сына Божьего, совершающим в великой духовной ночи предвечных замыслов труд искупления рода человеческого.

Еврейский автор, которого я только что цитировал, мой друг Андре Шураки, говорит об увеличивающемся числе прозелитов, входящих в диаспору во времена Римской империи, следующее: «Когда появилось христианство, иудаизм насчитывал около 8 млн. последователей в Римской империи. Пылкость веры библейского народа поддерживалась мессианской надеждой: мир был создан ради любви Мессии; тайна страданий человека будет открыта тогда, когда Избранник Божий победит смерть и установит Царство единства, суда любви. Последняя надежда народа-богоносца против засилия римского язычества обреталась в ожидании Мессии славы»[498].

Кто может оценить значение общности надежды между евреями и христианами, столь радикально разделенными, противостоящими друг другу в глубине этой общности, надежду одних и надежду других?

«Приди, — взывает Израиль, — приди, Спаситель Израиля и Спаситель мира, Ты, Который придешь во славе, но Который прежде не приходил в унижении!»

Но мы, христиане, иные: мы знаем, что Он уже пришел в уничижении, Мы знаем Его имя и мы также взываем: «Приди, приди в славе, Спаситель Израиля и Спаситель мира!»

VENI, DOMINE JESU[16*].

Примечания:

[3]

J.-P. Sartre. L'Existentialisme est un Humanisme, p. 34.

[4]

См.: De Bergson a Thomas d'Aquin. Paris, Paul Hartmann, 1947, chap. VIII, p. 308.

[35]

См.: J.-P. Sartre. L'Être et le Néant, p. 78–81.

[36]

Именно по причине этого глубинно экзистенциального характера томистской этики, как бы велика, необходима и фундаментальна ни была в ней роль естественной морали, моральная философия в подлинном смысле, т. е. действительно пригодная для ориентации действия, мыслима здесь лишь при условии, если она принимает во внимание экзистенциальное состояние человечества со всеми его язвами и со всеми заключенными в нем возможностями, — и, следовательно, если она принимает во внимание высшие данные теологии (а также данные этнологии и социологии). См.: Science et Sagesse, p. 228–362.

[37]

В действительности существует два практических силлогизма: один вводит в область спекулятивно-практического, другой — в область практико-практического. Первый будет иметь, например, такой вид: «Убийство запрещено законом. Привлекательное для меня действие — убийство. Следовательно, это действие запрещено законом». Заключение выражает правило разума, которое мне известно и от которого я отвращаю взор, когда грешу. Этот силлогизм рассматривает действие и его закон; субъект вторгается сюда лишь для того, чтобы подчиниться всеобщему, как некий индивидуальный х, составляющий часть рода.

Второй силлогизм будет выглядеть, например, так: «Убийство запрещено законом. Это привлекательное для меня действие является убийством и заставляет меня отклониться от высших приоритетов любви. Следовательно, я его не совершу (и да здравствует закон!)». Или же напротив: «Убийство запрещено законом. Привлекательное для меня действие — убийство, и я неудержимо стремлюсь к нему. Следовательно, я его совершу (и тем хуже для всеобщего закона!)».

Во втором силлогизме именно экзистенциальная расположенность субъекта в свободном утверждении своего единственного и неповторимого Я определяет заключение.

[38]

«Spiritualis autem judicat omnia: et ipse a nemine judicatur»[41*] (1 Κορ 2: 15).

[39]

См.: Sum. theol., II–II, 54, 6, ad 1.

[40]

«Totius libertatis radix est in ratione constituta»[42*] (св. Фома. De Verit., 24, 2).

[41]

См.: De Bergson à Thomas d'Aquin, chap. V («L'idée thomiste de la liberté»).

[42]

См.: Les Degrés du Savoir, 7^e éd., Annexe IV, deuxième rédaction. «Существование не просто дано, как если бы esse лишь извлекало сущности из небытия и они были подобны картинам на стене, — существование не просто дано, но и осуществляется. И это различие между существованием как данным и существованием как осуществляемым весьма важно для философской теории бытийствования».

Сущность взывает к существованию, но существование не является чем-то детерминированным ею; существование не задано сущностью, оно не входит в сферу сущности; в виде уникального парадокса существование актуализирует сущность, и оно — не просто актуализация того, чем сущность может быть как таковая. «Для осуществления существования необходимо, следовательно, кроме сущности, нечто другое, необходимо основание, или личность, — actiones sunt suppositorum (действия зависят от оснований) — и, в особенности и по преимуществу, акт осуществления существования»; короче говоря, для осуществления существования сущность должна быть дополнена бытийствованием и, таким образом, должна стать основанием. Сущность, следовательно, полагается завершающим ее актом, осуществляющим существование, за пределами простой возможности. Сущность полагается за пределами простой возможности при условии, что она в то же время будет переведена бытийствованием в состояние субъекта, или основания, способного осуществлять существование.

Следовательно, по своей сути бытийствование призвано перевести сущность в «состояние осуществления существования со свойственной ему некоммуникабельностью индивидуальной природы. Благодаря бытийствованию индивидуальная природа, обращенная к существованию как субъект, или основание, способный осуществить существование, обретает способность перевести в экзистенциальный порядок, в область существования даже некоммуникабельность, которая характеризовала ее в сфере сущности и как индивидуальную природу, отличную от всех иных. Бытийствование делает сущность (ставшую основанием) способной существовать per se separatim[45*], поскольку оно дает индивидуальной природе (ставшей неким основанием) возможность осуществить существование».

«Следовательно, бытийствование конституирует новое метафизическое измерение, актуализацию или позитивное совершенствование, но как состояние (насколько "состояние" противоположно "природе") или модус завершенности. Именно так мы понимаем — не без некоторых серьезных видоизменений — позицию Каетана. Отметим, что рассматриваемое состояние есть состояние активного осуществления, посредством которого сущность выходит за рамки сущностного порядка (завершаемого в этом смысле) и вводится в порядок экзистенциальный, — состояние, благодаря которому дополненная таким образом сущность обращена к существованию не только для его обретения, но и для его осуществления и составляет отныне центр экзистенциальной и действенной активности, субъект, или основание, который осуществляет одновременно присущее ему субстанциальное esse и различные типы акцидентального esse, свойственные действиям, которые он производит благодаря своим возможностям и способностям».

«И когда субъектом, или основанием, является личность, бытийствование, в силу того что "завершаемая" им или "в высшей степени законченная" природа есть природа интеллектуальная — будь то чистый дух или дух, оживляющий тело (в этом случае тело бытийствует через бытийствование духа), — приносит с собой более высокое позитивное совершенство; можно сказать, что тогда оно есть состояние активного и автономного осуществления, присущее целостности, объемлющей самое себя (в том смысле, что тотальность присутствует в каждой из частей) и, следовательно, внутренней по отношению к себе самой и владеющей собой. Владея собой, такая целостность присваивает себе — в смысле наивысшей полноты и удвоения — существование и осуществляемые ею действия: они не только от нее, но и в ней — в ней, ибо они являются составной частью характерного для личности владения собой. Все отмеченные нами черты — онтологического порядка, они связаны с онтологическими глубинами субъективности. Здесь мы имеем онтологические основания свойств личности в моральной сфере, ее власти над своими действиями, осуществляемой через свободу воли, ее стремления к свободе автономии и ее прав, — эти права касаются благ, которые ей положены, так как принадлежат к упомянутой нами сфере владения собою, распоряжения собой или самодетерминации».

[43]

См.: De Bergson à Thomas d'Aquin, chap. VI («Spontanéité et Indépendance»).

[44]

См.: Quatre Essais sur l'Esprit dans sa condition charnelle, chap. III («L'Expérience mystique naturelle et le Vide»).

[45]

См.: De Bergson à Thomas d'Aquin, p. 160–161.

[46]

См.: Jacques et Raïssa Maritain. Situation de la Poésie, 2^e éd. Paris, Desclée De Brouwer, 1947.

[47]

См.: Les Degrés du Savoir, p. 432–447.

[48]

Необходимо отметить, что, употребляя слово «субъект» применительно к Богу, мы используем его не в смысле способности принимать формы или акциденции (в этом смысле Бог очевидно не является субъектом, см.: Sum. theol., I, q. 3, a. 6, 7); мы используем его в современном значении — в значении бытийствования и Self[48*]. В этом смысле слово «субъект» подобно слову «ипостась», имеющему ту же этимологию и формально-преимущественно относимому к Богу (см.: Sum. theol., I, q. 29, a. 3).

[49]

Ин 1: 18.

[350]

В частности, я убрал ряд повторов (но, увы, их осталось еще много; что делать с текстами, относящимися к одной теме, но написанными в самое различное время для различных читателей и аудиторий?) Я добавил также подзаголовки в III главе.

[351]

Текст в квадратных скобках является добавлением.

[352]

«В Апологии "De Adventu Messiae praeterito", написанной около 1070 г. обратившимся иудеем из Марокко раввином Самюэлем де Фезом, свидетельство божественного установления усматривается в том факте, что лиризм синагоги унаследован Церковью, которая одна поет новую вселенскую песнь, ожидавшуюся пророками» (H. Clérissac. Le Mystère de l'Eglise). Ср.: Вот Rabory. Le chant chrétien preuve de la divinité du christianisme. — «Univers», 10 juillet 1912.

[353]

«Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать» (Рим 11: 32); «но Писание всех заключило под грехом, дабы обетование верующим дано было по вере в Иисуса Христа» (Гал 3: 22).

[354]

Comment, in Cant. Cantic. (1264–1269), cap. VI et seq.

[355]

Мы надеемся (как я писал в 1938 г. в «Questions de Conscience») и в будущем прилагать усилия к разработке католической точки зрения на тайну Израиля. В настоящей статье мы хотели изложить ее в виде краткого эскиза, который, несмотря на неизбежные пробелы, указывает, как мы полагаем, в каком направлении надо двигаться. Если читателями этого эссе окажутся израильтяне, то они поймут, что христианин, пытаясь понять что-то в истории их народа, придерживается христианской позиции. Некоторые из предубеждения захотели увидеть некую подоплеку прозелитизма на тех страницах, где мы заботились лишь об истине. Другие усмотрели «упреки» в том, что было лишь констатацией последствий драмы Голгофы с точки зрения отношения Израиля к миру.

Низость нападок некоторых расистских газет, пятнающих честь французской прессы, не лишила меня надежды, что читатели-антисемиты, искренние в своих заблуждениях, быть может, заметят, что их антисемитизм основан на некомпетентных и поверхностных суждениях.

На нашей конференции «Евреи среди других народов» (5 февраля 1938 г., Париж (Éd. du Cerf), посвященной драме евреев в ряде стран (перед Второй мировой войной и кошмаром гитлеризма), были представлены данные, дополнившие с исторической точки зрения философские размышления, приведенные в этой статье.

[356]

В моем предисловии к книге: Henry Bars. La Politique selon Jacques Maritain. Paris, Éditions Ouvrières, 1961.

[357]

Под заглавием «The Mystery of Israël» — Ransoming the Time, N. Y., Scribner, 1941.

[358]

M. Samuel. The great Hatred. New York, Knopf, 1940.

[359]

Рим 9: 30–33.

[360]

Рим 10: 19–21.

[361]

Рим 11: 11–32. См. замечательный комментарий: Erik Peterson. Le Mystère des Juifs et des Gentils dans l'Église. Paris, Desclée De Brouwer, «Les Iles».

[ «И так как Он возлюбил отцов твоих», — говорится уже во Второзаконии (4: 37). Нельзя ли сопоставить с текстом ап. Павла, имея в виду их мистическое пророческое понимание, отрывки из Второзакония (4: 25–31), в которых говорится, что если избранный народ творит зло в глазах Яхве, он будет рассеян среди народов и служить богам — творениям рук человеческих (мы имеем в виду идолов ложного знания и ложных временных упований), но «по прошествии времени» они возвратятся к Яхве и услышат Его голос: «Господь Бог твой есть Бог [благий и] милосердый: Он не оставит тебя и не погубит тебя, и не забудет завета с отцами твоими, который Он клятвою утвердил им» (4: 31).]

[362]

Можно назвать его национальным языком в ином смысле, в том же, в котором можно так назвать и испанский язык, служащий во многих странах критерием своей национальности. Известно, что идиш формировался в южной и центральной Германии начиная с XII в.

[363]

[Мы верим, что эти замечания остаются верными, при том, что вместе с образованием государства Израиль историческая ситуация совершенно изменилась. См. Постскриптум в конце книги.]

[364]

Erich Kahler. Israël unter den Vôlkern. Humanitas Verlag, Zurich.

[365]

Исх 19: 5–6: «Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля; а вы будете у Меня царством священников и народом святым».

[366]

Существует множество евреев, предпочитающих мир Богу. Но я хочу сказать, что Израиль продолжает ждать в потемках мира пришествия Мессии, Царство Которого не от мира сего и Который пришел, но Израиль Его не узнал.

[367]

Ап. Павел говорит, что они действовали по неведению, распиная Иисуса: «Впрочем, я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению» (Деян 3: 17). Что я здесь имею в виду, это отказ признать Иисуса после Воскресения и слушать Святой Дух, говорящий через апостолов.

[368]

[Так как каждое действие обусловлено причиной, его вызвавшей, это действие было включено в тот выбор, который мы сделали. Вот почему следует сказать, что мы в этом случае получаем то, что мы в действительности, не сознавая того, хотели.

Именно к этим наказаниям-событиям относится замечательный текст Исхода [который цитируется ниже]. И хотя он появляется в той же формулировке в Священном писании («наказывающий вину отцов в детях», — это те события, которые Бог посылает, иначе говоря, это есть санкционированные Богом последствия, вызванные совершенным грехом).]

[369]

[Да, это было явным богоубийством, хотя никто не хотел этого. И убийство Христа было делом горстки людей: фарисеев, первосвященников, банды фанатиков, нанятых ими для манифестации перед Пилатом, — горстки людей, которые не ведали, что творят. Возлагать ответственность за смерть Иисуса на весь еврейский народ, на всех евреев, живших в Израиле во времена Иисуса, и на всех евреев всех времен — говорить о евреях как о «народе-богоубийце» есть страшная бессмыслица.

Следует добавить: в течение тех лет, когда Иисус проповедовал, множество простых людей выразили готовность идти за ним, и не следует думать, что это была лишь масса тех, кто присоединился к Нему после умножения хлебов. И не говорит ли нам евангелист Марк (Мк 11:18) о том, что книжники и фарисеи искали Его погубить, но боялись Его, потому что весь народ удивлялся учению Его; и еще (Мк 12: 37), когда Он учил в Храме о Сыне Давидовом, «множество народа слушало Его с услаждением».

О ситуации, в которой находились различные партии Израиля (в частности, саддукеи, поддерживавшие официальную власть и презираемые народом за их связь с римлянами), можно прочитать в точных заметках отца Р.Л. Брюкберже в его книге «История Иисуса Христа» (Père R. L. Bruckberger. L'Histoire de Jésus Christ. Paris, Grasset, 1965).]

[370]

Возможно, что это была кара за отдельные ошибки, совершенные в более близкие времена (не восходящие далее третьего или четвертого поколения), которые Бог не оставляет безнаказанными. Но также возможно, и это относится к жертвам жестокости и тупости людей, что горе и страдание явилось выкупом принесенного свидетельства, историческим призванием, раздражающим мир.

[371]

См. прим. 32.

[372]

См. Втор 5: 9-10.

[373]

[Как бы мне хотелось, чтобы меня правильно поняли, несмотря на мою обрывистую речь. Я имею в виду, что евреи возлюбили мир как место, где они ожидают проявления Божественного правосудия. Поэтому они стали жертвами этого мира. Так как мир не прощает, когда его любят подобным образом.]

[374]

[В том смысле, что я назвал «кара-состояние» в противоположность «каре- событию».]

[375]

[Таков был (см.: Erik Peterson. Perfidia Judaïca, Ephemerides — des liturgicae, 1936) первоначальный смысл неудачного выражения «perfidia judaïca»[3*], которое, так же как допущение (датируемое IX в.) коленопреклонения в молитве за иудеев, было, наконец, отброшено в Литургии Великой Пятницы.]

[376]

Я говорю не об Израиле как о corpus mysticum и, конечно, не об отдельных евреях, о которых мы знаем, что все, на ком благодать, невидимо принадлежат Церкви.

[377]

Ср. Второй комментарий на Песнь песней, приписываемый св. Фоме Аквинскому. См. прим. 5.

[378]

«Они чувствуют себя спокойно в атмосфере риска и неуверенности, освещаемых надеждой… Еврей никогда не теряет надежды, и это позволяет ему приспособиться к новым обстоятельствам. Он не дает невзгодам сломить его, он постоянно в ожидании, что жизнь вот-вот улучшится. Такое состояние духа очень ценно в обстановке коммерческой ненадежности…», — пишет Артур Руппин, профессор еврейской социологии Иерусалимского университета, в книге «Евреи в современном мире» (Arthur Ruppin. Les Juifs dans le monde moderne. Paris, Payot, 1934).

[379]

Когда речь идет о свободной конкуренции, о предоставлении ссуд под проценты или о ценах, установленных в результате состязаний и превышающих объективную стоимость вещи («истинную цену»), — это идеи экономической концепции евреев (в большей степени евреев Востока), способствующей переходу от формы средневековой гильдии к капиталистическому устройству, ставшему господствующим.

Мы далеки от мысли, что евреи одни ответственны за наступление эры капитализма, как это изложено у R.-H. Tawney, J.-B. Kraus, A. Fanfini, развивавших экстремистские положения Вернера Зомбарта. Но евреи все же сыграли свою роль в становлении капитализма, так как средневековая христианская экономика с системой гильдий и запретом ссуды под проценты противоречили их стратегии, можно сказать, что «коммерческие методы евреев оказались реабилитированными» с установлением капитализма, «потому что погоня за прибылью и свободная конкуренция стали основой капиталистической системы» (A. Ruppin. Op. cit.). «Помещение капитала в коммерческие и промышленные предприятия заменило отныне ростовщичество», — замечает тот же автор. В одной очень интересной главе он показывает, что отказ от свободной конкуренции, которая перед войной рассматривалась как главный принцип капиталистической системы, наносит опасный удар по экономическому процветанию евреев. «Для еврея не осталось больше места в коммерции и промышленности, когда вырождающийся капитализм перешел в капитализм государственный, и его положение напомнило то, в котором он был в конце Средневековья, когда система гильдий, официально поддерживаемая, уменьшила себе во вред сферу свободной конкуренции. Рождение капитализма улучшило положение евреев, его исчезновение вновь им угрожает». «Das Judentum erreicht seinen Hôhepunkt in der Vollendung der burgerlichen Gesellschaft» [ «Еврейство достигает своего апогея в завершении гражданского общества» (нем.), — писал Карл Маркс в «Zur Judenfrage», — «К еврейскому вопросу»].

[380]

Raïssa Maritain. En esprit, en vérité. — «Lettre de Nuit, la Vie Donnée».

[381]

«С другой стороны, создавая книгу о бедных, как мог бы я не сказать о евреях? Какой другой народ так беден, как еврейский народ? О, я хорошо знаю, что существуют банкиры, спекулянты. Легенда хочет, чтобы все евреи были бы ростовщиками. Люди отказываются думать иначе. Речь идет о подонках еврейства. Кто знает этот народ и относится к нему без предубеждения, знает другой аспект его жизни, то, что он несет свою нищету в течение многих веков, и его страдания бесконечны. Некоторые из наиболее благородных натур, которых я встретил в жизни, были евреи. Мысль Церкви во все времена: Святость присуща этому исключительному, единственному в своем роде вечному народу, хранимому Богом, как зеница ока, среди истребления стольких народов, для осуществления Своих грядущих замыслов», — Léon Bloy. Le vieux de la Montagne (2 janvier 1910).

[382]

[Насильственно и против их воли, не будем забывать этого (см.: P. Démann. Juifs et Chrétiens à travers les siè es. — «Lumière de Vie», N37, 1958). Каждый раз, когда это оказывается для них возможным, они обращаются к свободным профессиям, прежде всего — к медицине. В иных исторических условиях они обращаются к деятельности, которая кажется противоречащей их естественным склонностям. С появлением сионистского очага мы видели евреев, «повернувшихся к земле» и с большим успехом занимающихся сельским хозяйством. И теперь эта трансформация обычаев полностью проявилась в государстве Израиль.]

[383]

В уже цитированной работе Артура Руппина можно найти серьезный социологический анализ этих причин.

[384]

Они его преодолели ради жизни вечной. Заповеди Божии нетяжки, писал ап. Иоанн, «ибо всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, победившая мир, вера наша. Кто побеждает мир, как не тот, кто верует, что Иисус есть Сын Божий?» (1Ин 5: 4–5).

[385]

[Здесь речь идет о риске, о котором стоит упомянуть. Вот почему государство Израиль не является и, я думаю, несмотря на неминуемые попытки, никогда и не будет государством таким же, как другие.]

[386]

[Советский режим объявляет себя противником антисемитизма. Однако в СССР существуют настроения, нечуждые антисемитизму. Во всяком случае, не говоря даже о непримиримой оппозиции советского правительства сионизму, еврейская религия и культура сильно пострадали от этого режима. См. нашу статью: Les Juifs parmi les nations, p. 91–93.]

[387]

Léon Bloy. Le salut par les Juifs. Среди трудов католических авторов по изучению проблемы Израиля процитируем упоминаемые ранее эссе: Erik Peterson. Le mystère des Juifs et des Gentils das l'Église; Louis Massignon. Pro Psalmis (Revue Juive, 15 Mars 1925); Jean de Menasce. Situation du Sionisme et Quand Israël aime Dieu (le Roseau d'Or); R. P. Joseph Bonsirven. Sur les ruines du Temple; Juifs et Chrétiens; Les Juifs et Jésus; (мы бы хотели, чтобы материалы конференций, в которых принимали участие данные авторы, были как можно скорее опубликованы); О. de Férenzy. Les Juifs et nous Chrétiens; труды, опубликованные в «Die Erfullung» (1937) под заголовком «Die Kirche Christi und die Judenfrage» и подписанные многими католическими профессорами и писателями; периодические издания: «La Question d'Israël» (бюллетень, публикуемый Les Pères de Notre-Dame de Sion) и «La Juste Parole» (Paris). См. также труды раввина Jacob Kaplan. Témoignages sur Israël, 1938. (Примечание из 1-го издания.)

[388]

Гетто как таковое стало принудительным лишь к XIV–XV вв. Это своего рода символ для обозначения определенной политической правовой концепции, именно в таком смысле мы и употребляем слово «гетто». По поводу этой концепции см.: P. Browe, S. J. Dei Judengesetzgebung Justinians (Analecta gregoriana, VIII, Rome, 1935). О доктринально противоположных мнениях и средневековых аналогиях см. серьезную работу: A. Lukyn Williams. Adversus Judaeos (A Bird's eye View of Christian Apologiae until Renaissance), 1935, Cambridge University Press.

[389]

He следует забывать, что антисемитизм был осужден Католической церковью (см. Декреты Святой Канцелярии от 25 декабря 1928). Заблуждения расистов, ранее обличенные с такой силой Пием XI в энциклике «Mit brennender Sorge», были также недвусмысленно осуждены в другом папскоом документе (Послание Конгрегации семинарий и университетов, 13 апреля 1938).

[390]

Léon Bloy. Le vieux de la Montagne (1 janvier 1910).

[391]

Читателю следует помнить о том, что этот текст был написана перед Второй мировой войной. И когда здесь говорится о «войне», имеется в виду Первая мировая война.

[392]

См. прим. 30.

[393]

«L'Impossible antisémitisme» появившийся сначала в сборнике «Les Juifs» (Paris, Plon, 1937), затем в моем труде «Questions de Conscience»» (Desclée De Brouwer, 1938). См. выше гл. III

[394]

См. выше с. 311–312, 315–317, 320, 321–322, 328–333.

[395]

Рим 9: 4–5.

[396]

Рим 9: 15.

[397]

Рим 11:25–32.

[398]

См. выше прим. 40.

[399]

«И прежде, — продолжает Леон Блуа, — ненавидели евреев, их охотно уничтожали, но их не презирали как расу. Напротив, их боялись, и Церковь молилась за них, помня, что ап. Павел, говоря от имени Святого Духа, обещал им все и что однажды они должны стать светом миру. Антисемитизм — это явление исключительно современное, оно есть наиболее страшная пощечина, которую наш Господь получил во время Его страданий, длящихся непрерывно, наиболее кровавая и неизвинительная, потому что Oн получил ее по Лицу Его Матери и от рук христиан» («Le vieux de la Montaggne», 2 janvier 1910).

[400]

Arthur Ruppin. Les Juifs dans le monde moderne. Paris, Payot, 19334.

[401]

В еврейском государстве — районе, населенном евреями, — которое советские деятели попытались создать в Биробиджане, собственно еврейская культура находится не в лучшем состоянии.

[402]

Oval Leroi. «La Croix», 30–31 janvier 1938.

[403]

Paul Fierens. «Revue des poètes catholiques», N 1, 1937.

[404]

Заметим, что евреи составляют незначительную часть немецкого населения. До прихода к власти Гитлера в Германии было 550 тыс. евреев. На основании серьезных статистических исследований (доктор Курт Зайлензигер из Амстердама, журнал «Population») с 1933 до конца 1937 г. 1355 тыс. евреев покинули Германию; около 30 тыс. человек уехали в Европу, остальные — в Палестину, Южную Америку, США или в Южную Африку.

[405]

По данным Института демографической статистики, следует придерживаться цифр от 760 тыс. до 765 тыс. Около 30 тыс. евреям, начиная с 1920 г. было отказано в натурализации; они получили лишь обязанности и никаких прав румынских подданных. Их контингент увеличился еще на несколько тысяч, у которых либеральное правительство Татареску, предшествовавшее антисемитскому правительству Гоги, незаконно отняло румынское гражданство.

[406]

После установления нацизма в Германии множество немецких еврейских семей ехали через Румынию, которая принимала их лишь как транзитников. Остались очень немногие. Процент немецких евреев, осевших в Румынии после 1933 г., незначителен.

[407]

Когда мы правили гранки, газеты сообщили о падении правительства Гоги.

[408]

«Curentul», 18 août 1937.

[409]

Те, кто восхваляют массовые бойкоты как экономическое лекарство против застоя нееврейской торговли, забывают, что можно стремиться заменить режим свободной конкуренции режимом общин организованного труда, но нельзя разрушать ход существующего режима путем насилия. Фактически бойкот, о котором идет речь, отвечает намерению довести до голода еврейских торговцев и ремесленников, чтобы вынудить их эмигрировать. (Будто бы евреи, в частности польские евреи, сами не хотят помочь значительной части эмигрантов, если бы только они могли это сделать] Если бы другие страны открыли свои границы!) Подобный бойкот усугубляет жесткость ситуации, которая и без того взрывоопасна. И то, чего он достиг, так это беспрепятственного развития дурных страстей.

[410]

По проблеме еврейской драмы в Польше полезно обратиться к строго документальным статьям Oscar de Férenzi в «La Juste Parole» (1937 и 1938).

[411]

«La Croix», 25 janvier 1938.

[412]

О проблемах, рассматриваемых в общем, независимо от еврейского вопроса, см.: «L'Homme Réel», février-mars 1936 и различные статьи Mme Magdeleine Paz и Mme Ancelet-Hustache. Во Франции законопроект о юридическом статусе иммигрантов был внесен 11 декабря 1934 г.

[413]

«Religion et Culture.»

[414]

См.: «La Croix», 16 septembre 1938.

[415]

«New York Times», Nov. 20, 1938.

[416]

Это ответ на нападки, опубликованные в бельгийском периодическом издании на мой очерк «Невозможный антисемитизм» (его название теперь «Тайна Израиля») и тотчас использованные немецкой нацистской прессой. Этот ответ появился в «La Question d'Israël», «Bulletin des Pères de N.-D. de Sion» (1 juillet 1939), затем в моей книге «Raison et Raisons», Paris, LUF, 1947. Английский перевод этого ответа («Answer to One Unnamed») составил главу VII сборника «Ransoming the Time» (New York, Scribner, 1941).

[417]

Erik Peterson. Le Mystère des Juifs et des Gentils dans l'Église. Desclée De Brouwer, 1936, p. 56–57.

[418]

Св. Фома Аквинский. In Ер. ad Romanes, cap. XI, lect. 2 (в XI, 12 и XI, 15).

[419]

[Это слово использовано в переводе, сделанном под руководством L'École biblique (Иерусалимская Библия).]

[420]

Рим 11:1. Ср. «Не отверг Бог народа Своего, потому что многие обратились (11: 2–7), и если другие ожесточились (8-10), это ожесточение не более бесповоротно, чем наказания, которые иногда обрушивались на Израиль» (Lagrange. Ép. aux Rom., p. 206).

[421]

Hist, univ., 2 Partie, en. XX.

[422]

См. нашу статью «Евреи среди других народов» (ниже, гл. IV).

[423]

Problèmes sociaux, Réponses chrétiennes, p. 62.

[424]

Св. Григорий Великий. Horn. XXV in Evang.

[425]

Св. Фома Аквинский. In Joann., XVIII, lect. 1.

[426]

Эти страницы были написаны в 1939 г. С того времени более 6 млн. евреев были уничтожены нацистами во время самой огромной операции истребления, предпринятой человеческой жестокостью с помощью газовых камер и печей крематориев, лагерей медленной смерти, врачебных убийств, удушения в запломбированных вагонах и с помощью планомерного использования болезней, холода и голода. Но похоже, что еще остались антисемиты и люди, для которых «проблема евреев» не воскрешает в памяти никакой трагедии, никакой тайны, заставляющей дрожать христиан (Жак Маритен, 1946).

[427]

[Я обратился к тому же вопросу, но более кратко, в работе «Pour une philosophie de l'histoire». Éd. du Seuil, 1959. В данном сборнике эти страницы во избежание повторов были опущены.]

[428]

Ис 28: 16; 8:14.

[429]

Ис 28: 16 (Септуагинта).

[430]

Иоиль 2: 32 (3,5).

[431]

Ис 52: 7.

[432]

Ис 53:1.

[433]

Пс 19 (18): 5.

[434]

Втор 32: 21.

[435]

Ис 65: 1–2.

[436]

1 Цар 12:22; Пс 94 (93): 14.

[437]

1 (III) Цар 19: 10, 14.

[438]

1 (III) Цар 19: 18.

[439]

Ис 29: 10; Втор 29: 4.

[440]

Пс 69(68): 23–24.

[441]

См. Втор 32: 21.

[442]

Bossuet. Histoire Universelle, II^e parti, ch. XX.

[443]

«Когда вы увидите нас входящими в Церковь и приближающимися к вам, — говорит аббат Леман, — это событие не будет больше вестником смерти, но вестником жизни. Мы вернемся не для того, чтобы возвестить конец, но чтобы помешать ему. Святой ап. Павел, обратившийся иудей, который ясно видел судьбы нашего народа, называет обращение евреев богатством мира. Еще он называет его возвращением от смерти к жизни; не с концом времен, но именно с моментом наиболее удивительного сияния мира совпадет обращение евреев» (La Question du Messie, p. 150).

О. Алло считает, что обращение Израиля произойдет скорее до, нежели после явления «человека греха». Нам кажется, что гораздо более соответствует многим эсхатологическим текстам Священного Писания мысль, что обращение совпадет с падением и уничтожением Антихриста. Св. Августин допускает, что между уничтожением Антихриста и концом мира будет какой-то интервал. Это будет, несомненно, долгий период времени, говорит о. Цуккони в своем комментарии на Апокалипсис. См.: R.P. Fortuné de la Vallette. Apocalypse de saint Jean. — «Revue de l'Université d'Ottawa», juillet-septembre 1938 à avril-juin 1939.

[444]

См.: Ис 57: 19, 52: 7.

[445]

В Первом послании к Фессалоникийцам ап. Павел объясняет им, что они претерпели от своих собратьев то, что церкви Иудеи претерпели со стороны иудеев — от тех иудеев, «которые убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся, которые препятствуют нам говорить язычникам, чтобы спаслись, и чрез это всегда наполняют меру грехов своих; но приближается на них гнев до конца» (1 Фес 2: 15–16). Эти слова — против тех иудеев, которые, будучи надменными и злыми убийцами пророков и Христа, преследовали христиан, чиня им препятствия для проповеди Евангелия своей клеветой, о чем здесь негодует ап. Павел. Он не имеет в виду — и это совершенно очевидно — еврейский народ как таковой, по поводу которого он говорит совсем иначе в Послании к Римлянам. Поскольку «дары и призвание Божие непреложны», этот народ остается «всегда любимым ради отцов». См.: Lagrange. Épître aux Romains, p. 266.

[446]

Чтобы сыны Израиля не видели больше исчезновения сияния его лица. Символ временного характера Ветхого Завета.

[447]

Ис 59: 20–21; 27: 9.

[448]

[См. выше прим. 70.]

[449]

Ис 40: 13–14; Иов 41: 2 (heb.).

[450]

Св. Фома Аквинский. In Joan., XVIII, lect. 1. — См. выше, с. 311.

[451]

Организованного моим другом Борисом Миркиным-Гетзевичем, вицепрезидентом Высшей свободной школы, которое было посвящено Французскому университету в изгнании и трудам, выполненным им во время войны с замечательной самоотверженностью.

[452]

Конгресс юристов, 1936.

[453]

См.: Marie Syrkin. German Police Testifies, в «Jewish Frontier», November, 1942.

[454]

Ibid., p. 27.

[455]

Доклад, опубликованный польским правительством в изгнании «London Fortnightly Review», December, 1942).

[456]

Hitler's Black Record (документация, собранная в нейтральной стране и затем переданная президенту Рузвельту Американским еврейским конгрессом), р. 4.

[457]

The Mayor of the Warsaw Ghetto. — «Jewish Frontier», November, 1942.

[458]

Ibid., p. 5.

[459]

Там же, «The Nazis in Chelm» (доклад, полученный «United Relief Commitee for Polish Jews» в Тель-Авиве. November 10, 1940) и «The Extermination Center» (сообщение, полученное польской еврейской рабочей партией «Бунд»).

[460]

«Jewish Frontier», November, 1942, p. 5, 32.

[461]

Hitler's Black Record, p. 5.

[462]

Hitler's Black Record, p. 6. «Jewish Frontier», p. 5.

[463]

Hitlers Black Record, p. 6.

[464]

Ibid.

[465]

«Jewish Frontier», p. 4, 5.

[466]

Ibid., November, 1942, p. 30–31.

[467]

Ibid., p. 33. Hitler's Black Record, p. 6.

[468]

«Jewish Frontier», November, 1942, p. 28.

[469]

«New York Post», January 23, 1943.

[470]

См. выше, с. 384–386.

[471]

«Die historische Erfahrung hat gelehrt, dass die Vernichtung eines fremden Volkes nicht gegen die Lebensgesetze verstôsst, vorausgesetzt dass diese Vernichtung total ist». См.: Grossraum Ordnung und Grossraum Verwaltung. — «Zeitschrift fur Politik», Juin, 1942. Цит. Хаимом Гринбергом в «Jewish Frontier», ноябрь 1942, с. 7.

[472]

Перевод с английского. Сборник «Pour la Justice» («За справедливость») включает те тексты об антисемитизме на английском языке, которые во избежание повторов не были переведены для данного сборника: «On Antisemi- tism» и «Christianity and Crisis», 6 октября 1941; «Help for the Persecuted», речь на собрании Emergency Rescue Commitee 28 марта 1942; «Atonement for All». — «The Commonweal», 18 сентября 1942; «Antisemitism as a Problem for the Jew». — «The Commonweal», 25 сентября 1942.

[473]

См. прим. 130.

[474]

«Contemporary Jewish Record», p. 47.

[475]

Основная тема, избранная Union of American Hebrew Congregation для его 38-й конференции, была «Исцеление человечества».

[476]

Чтобы письменно изложить текст радиопередачи, я использовал, сократив их, несколько страниц статьи «On Antisemitism» («Christianity and Crisis», Oct. 8, 1941), которая не была включена в этот сборник.

[477]

Радиопередача в Рождество 1943 г., не приведенная в этом сборнике.

[478]

… Дальше — Христос, распростертый.

Над миром греховным

В бездне пространства цвета слоновой

кости… На четыре стороны света

Полыхает яростное пламя

Бедные евреи отовсюду уходят

Некому за них заступиться

Нет на земле для них места

Чтобы отдохнуть, ни единого камня Евреи — вечные скитальцы..

Раиса Маритен. «Шагал», из «Ночного письма» (Paris, Desclée De Brouwer, 1939). Пер. А. Анненковой.

[479]

На самом деле именно в силу обманчивых личин истории, слишком похожих на действительность в том, что касается человеческих ошибок, из Христа насильственно сделали символ разделения между евреями и христианами. В глубинной реальности Его дела искупления, в самой тайне Его смерти на кресте, в вечном замысле Божьем нет разделения, но есть единение двух народов: Израиля и язычников, «Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду… И, пришед, благовествовал мир вам, дальним [язычникам] и близким [евреям]» (Ап. Павел. Еф 2: 14–17). См. выше, с. 383.

[480]

«Deus Excelsus Terribilis», позже опубликованная Раисой Маритен в ее книге «Au Creux du Rocher» (Paris, Alsatia, 1954).

[481]

Тот, кто не избран для жизни вечной. Иуда был избран вместе с двенадцатью для апостольства. Иисус с самого начала знал, что тот Его предаст. «Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол» (Ин 6: 70, 71–72). Но Он его выбрал, потому что любил, а не потому что Он знал, что Иуда Его предаст и потому, что в Его молитве о деле, на которое Он был призван, Иуда был указан вместе с одиннадцатью другими Отцом.

[482]

О соотношении между вечным божественным позволением и свободой твари, являющейся первопричиной нравственного зла, первичная инициатива небытия которой предопределена в самом установлении вечного Божественного плана, см. книгу Жака Маритена «Dieu et la Permission du Mal», в особенности с. 93–98. — Прим. французского переводчика.

[483]

[Здесь речь идет о том, что выше (с. 318) мы назвали кара-состояние в отличие от кары-события. См гл. III, 3, с. 317–319.]

[484]

См. выше, с. 311–312, 374–375 и особенно с. 380–384.

[485]

Этот текст также ранее цитировался в настоящем сборнике; см. выше, с. 383–384.

[486]

В статье «Christianity and Crisis»; см. прим. 127.

[487]

Le Droit et la vraie signification du Racisme, New York, 25 janvier 1943, в «Pour la Justice», New York, La Maison Française, 1945, ch. XXV. [См. выше, стр. 395–399. Отрывок со слов: «Направьте в определенную сторону…» и т. д. цитировался в моем письме, здесь я не привел его во избежание повтора.]

[488]

[По правде сказать, мы касаемся здесь очень важной проблемы. Навыки бесцеремонности и негибкости языка, по причине которых члены одной группы людей используют, даже не замечая этого, необычный словарный запас, в большей или меньшей степени оскорбительный с точки зрения другой группы людей (если эта последняя принимается за столь чуждую, что фактически не имеет реального существования, психологического и морального, для членов первой группы). Эти навыки заслуживают специального исследования и особого внимания ради их исправления. Добавлю, что это замечание относится к евреям, которые слишком часто убеждаются в неприятии христиан, как и для христиан, часто убеждающихся в неприятии евреев.]

[489]

См. выше, гл. XIV.

[490]

См.: John M. Oesterreicher. Pro Perfidis Judaeis. — «Theological Studies», March 1947. Высочайшим постановлением Иоанна XXIII, датированным Великой Пятницей 1959 г., эти слова, впрочем, были устранены из литургии.

[491]

См.: св. Фома Аквинский. Comm. in Ер. ad Romanos, с. XI, lect. 2.

[492]

[Хотя, с другой стороны, был достигнут большой прогресс. Однако христианская лексика в отношении к Израилю остается в основном еще далекой от той, какой ей следует быть. В разговоре о евреях христианину никогда нельзя использовать такие слова, как отвержение и падение, пусть даже во временном смысле, так как предписание самого ап. Павла запрещает нам это. «Итак, спрашиваю: неужели Бог отверг народ Свой? Никак» (Рим 11: 1). Итак, спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем пасть? Никак» (Рим 11: 11). Этим я исправляю мою ошибку, так как из- за слишком поспешного редактирования мне случалось (по милости Божьей — редко) позволить себе не заметить одно или другое из этих двух слов в каком-нибудь из текстов, собранных здесь мною (и которые я исправлял для этого сборника).]

[493]

См. выше, с. 308, 331–332, 443.

[494]

Временным и секулярным государство Израиль является и в самом принципе, и на основе права, но на самом деле оно будет таковым, лишь когда ему удастся освободиться от теократического нажима, оказываемого меньшинством, называемым «ортодоксальным», которое, вместо того, чтобы трудиться в религиозной сфере, вновь открывая вечные ценности, без которых немыслимо никакое духовное служение или миссионерство, упорствует в стремлении навязать в политическом аспекте некую видимость сакрального государства. Такие партии, как Национальная религиозная партия или «Агудат Израэль», идут против потока истории.

[495]

Пс 137(136): 5–6.

[496]

Речь перед римской знатью 14 января 1964 г.

[497]

André Chouraqui. Histoire du Judaïsme. Paris, Presses Universitaires de France, 1963, p. 21.

[498]

Ibid.

[1*]

Да не будет! {лат.).

[2*]

Разводное письмо (лат.).

[4*]

Вот подлинно израильтянин, в котором нет лукавства (лат.).

[6*]

Мистическое тело (лат.).

[7*]

Без сучка, без задоринки (лат.).

[8*]

Соглашения (лат.).

[9*]

J. О. С. — Jeunesse ouvrière chrétienne, «Христианская рабочая молодежь» — организация, созданная в 1927 г.

[10*]

Неужели Бог отверг народ Свой? Никак (лат.).

[11*]

Присущего человеку милосердия (лат.).

[13*]

См. выше прим. 3*.

[14*]

См. выше прим. 4*.

[15*]

Не обращение, но полнота (лат.).

[16*]

Прииди, Господи Иисусе (лат.).