Л. Троцкий:

Чего ждали и что получили?

(Баланс Англо-Русского комитета)

В своем докладе активу московских железнодорожников Андреев[298], один из секретарей ЦК, сделал [первую, пока единственную] попытку связать концы с концами в вопросе об Англо-русском комитете. Связать концы с концами Андрееву не удалось, но зато он — вопреки своим намерениям — оказал серьезное содействие в разъяснении того, чем сталинская политика отличается от большевистской.

1. Андреев сперва очень жалобно рассказывает, что англичане порвали АРК как раз в тот момент, когда ему следовало бы жить да жить. Империализм перешел в наступление, душит Китай, готовит войну против СССР: «Сейчас поэтому существование и деятельность АРК и подобных АРК организаций были бы наиболее необходимы». [И дальше: «Именно сейчас, в момент этого наступления капитала на рабочий класс, необходимость существования АРК особенно ясна». И так далее, в том же духе.]

Рядом с этим Андреев рассказывает, какие принимались меры для того, чтобы сохранить АРК (при перечне этих мер он, однако, очень тщательно обходит постыдное берлинское совещание АРК в апреле 1927 года). Но из всех этих усилий ничего не вышло: АРК оказался взорван английскими членами именно тогда, когда в нем была наиболее острая надобность для... советских членов.

В сущности, одно это изложение заключает в себе беспощадное осуждение той самой политики, которую защищает Андреев. Можно при самой правильной политике потерпеть поражение от врага, потому что враг сильнее. Но ковать в течение многих месяцев оружие против врага и потом жаловаться, что это оружие рассыпалось в руках накануне боя, — значит осуждать себя: либо кузнец плох, либо ковал из негодного материала.

2. После срыва Генсоветом всеобщей стачки в мае 1926 г. защитники официальной линии нам говорили: да разве же мы не знали, что Генсовет состоит из реформистов-предателей? Допустим, что вы знали. Но предвидели ли вы, что Генсовет решится именно тогда, когда в нем будет особенная нужда? Очевидно, не предвидели. Ибо ни один, даже самый плохой кузнец не станет ковать оружия, зная заранее, что оно рассыплется накануне боя.

Между тем, именно вокруг этого вопроса вращался спор оппозиции с большинством. Оппозиция говорила: члены Генсо-вета — либеральные рабочие политики разных оттенков. Первая, еще бесформенная волна революции сдвинула их влево, как это всегда бывает с либералами. Всеобщая стачка, поставившая вопрос ребром, сразу отбросила их вправо. Никакой самостоятельной позиции у них быть не может. Отброшенные вправо, они превращаются в активную агентуру буржуазии. [Их роль будет контрреволюционной.] Если они предали всеобщую стачку своих собственных рабочих и стачку своих углекопов, то только жалкий филистер может надеяться на то, что эти люди могут оградить китайскую революцию или Советский Союз от ударов британского империализма. Наоборот, в критический момент они всегда помогут империализму против революции. Таков был в этом вопросе наш прогноз. А бедный Андреев после срыва АРК англичанами выступает по поручению Сталина перед рабочими с жалобными причитаниями: АРК приказал долго жить в тот момент, когда деятельность его была «наиболее необходима». Вот это и называется в политике банкротством!

3. Мы сказали выше: допустим, что представители сталинской линии действительно знали, с кем имеют дело — тем больше в таком случае их ответственность. На самом деле они клевещут на себя задним числом. Они ложно оценивали Генсовет, не понимали внутренних противоречий в английском рабочем классе и сеяли иллюзии потому, что сами их разделяли.

а) О периоде до генеральной стачки нечего и говорить: Персель, Хикс и др. изображались в этот период как наши надежнейшие друзья, почти как единомышленники. Доказательств можно бы привести тьму. Ограничимся одним. В своей брошюре «Вопросы практики профессионального движения», изданной в 1925 г., на странице 48 руководитель советских профсоюзов Томский[299] говорил:

«Подписавшие с нами соглашение тред-юнионисты держатся стойко и против буржуазной лжи и клеветы, и против бывших (?) руководителей английского движения: Томаса, Клайнса[300] и Макдональда. Вожди британских тред-юнионов, их более левая часть, можно сказать с уверенностью -большинство, действует с нами согласованно. Это дает уверенность и возможность надеяться, что англичане, которые не любят быстро соглашаться, которые долго думают, взвешивают, обсуждают, мнутся, прежде чем принять то или другое решение, выполнят соглашение до конца и что не придется ставить перед собою вопрос: что даст русскому рабочему единство мирового профдвижения?»

Томский выражал чаяния Сталина и Бухарина. Сравните: что ждали и что получили?

б) Не лучше, по существу дела, обстояло и после срыва Генсоветом генеральной стачки. Уже после того, как оппозиция со всей решительностью потребовала разрыва Англо-русского комитета как насквозь гнилого и фальшивого учреждения, которое существованием своим только обманывает рабочих, Московский Комитет нашей партии в особых тезисах, выпущенных против оппозиции, следующим образом поучал партию:

«Англо-русский комитет несомненно играет громадную роль в борьбе со всякими интервенциями, направленными против СССР. Он станет организующим центром международных сил пролетариата в борьбе со всякими попытками международной буржуазии затеять новую войну». [Материалы к проработке итогов июльского пленума ЦК ВКП. Агитпроп МК].

[Вот как оценивал МК нашей партии роль Англо-русского комитета.]

В сущности, во всей массовой, т. е. единственно серьезной агитации, основной, главный, хватавший за живое довод против оппозиции: нам, дескать грозит военная опасность, Генсо-вет нам поможет от нее отбиться, а оппозиция, преследуя свои «фракционные цели», призывает нас порвать с Генсове-том. [Отсюда уже зародилось глупое и гнусное обвинение в полуоборончестве, в пораженчестве и пр.]

Оппозиция же говорила: Генсовет будет тянуть канитель дружелюбия до тех пор, пока это не будет ничем серьезным угрожать его хозяину, т. е. британской буржуазии, а затем порвет с ним в тот момент, когда это будет наиболее выгодно для буржуазии, т. е. наиболее опасно для нас.

Андреев выступает теперь и жалобно причитает: Генсовет порвал-де с нами тогда, когда деятельность АРК «особенно необходима». Необходима кому — нам или английской буржуазии? Ведь Генеральный совет есть агентура английской буржуазии в рабочем движении. Ясно, что он порвал блок с нами тогда, когда этот разрыв оказался «особенно необходим» Чем-берлену. Вот это в политике и называется банкротством!

в) А знаменитый довод Сталина—Рыкова[301] насчет того, что разрыва АРК требует Болдуин и что, следовательно, оппозиция помогает Болдуину — разве этот довод не вытекал целиком из ложной оценки Генерального совета, из непонимания его классовой природы и его общественной роли?

Генеральный совет есть агентура английской буржуазии. Но за агентурой хороший хозяин должен следить в оба. У агентов есть свои интересы. Агент в своей работе может зайти дальше, чем это выгодно хозяину. Болдуин зорко следит за своей агентурой, нажимает на нее, пугает ее, предъявляет требования с запросом. Забота Болдуина состояла в том, чтобы Генсовет не пообещал чего лишнего и сумел порвать с нами вовремя. Поскольку надвинулись большие вопросы, разрыв становился неизбежен. Этого не понимали у нас те, кто ложно оценивал Генсовет, кто подкрашивал его, кто делал себе на этот счет иллюзии, кто надеялся, что АРК может в большом и серьезном вопросе повести политику против Чембер-лена. Оппозиция исходила из того, что разрыв неизбежен и что нужно этот разрыв провести на таких вопросах, которые наиболее ясны и понятны английской рабочей массе.

[4. Между тем, Сталин и Томский продолжали подкрашивать Генсовет. Они с возмущением отвергали указание на то, что АРК стал реакционной помехой на пути рабочего движения. Они утверждали, что АРК играет и может сыграть прогрессивную роль, даже в случае войны. Правда, в апреле 1927 г. он/и/ выражались на этот счет осторожнее: 99 % за то, что Генсовет предаст нас в случае войны, но 1 % за то, что может и не предать. Можем ли мы, -спрашивал Томский, — отказываться хотя бы от одного шанса против девяноста девяти в таком большом деле? Рассуждать таким образом значило превращать политику в лотерею. Но обеспечивать оборону СССР методами лотереи есть жалкая политика, тем более, что все сто процентов были за проигрыш. А когда проигрыш обнаружился, Андреев жалобно рассказывает рабочим, как хорошо было бы, если бы тред-юнионисты оказались не такими, каковы они есть на деле, а такими, какими воображал их себе Сталин.

[Вот это и называется оппортунистической политикой иллюзий!]

4. В июле 1926 года Сталин самодовольно поучал нас[302]:

«Задача этого блока (АРК) состоит в организации широкого движения рабочего класса против новых империалистических войн, вообще против интервенций в нашу страну со сто

роны (особенно) наиболее могучей из империалистических держав Европы, со стороны Англии в частности» (Стенограф, отчет, выпуск 1, стр. 71).

Поучая нас, оппозиционеров, насчет того, что нужно «иметь заботу о защите первой в мире рабочей республики от интервенций» (мы этого не знали), Сталин присовокуплял:

«Если профсоюзы нашей страны встречают в этом деле поддержку со стороны английских профсоюзов, хотя бы и реформистских, то это надо приветствовать...»

Голоса: правильно! (стр. 71).

Можно не сомневаться, что среди голосов «правильно» был и голос Андреева. А между тем, это были голоса слепцов, которые подводили защиту СССР под неожиданный удар. Мало иметь «заботу о защите СССР» — надо иметь заботу о правильной линии политики, надо знать основные силы мировой борьбы, надо понимать классовые отношения и механику партий, надо быть марксистом [ленинцем], а не филистером.

[Сталин развивает свою мысль далее с самодовольством уездного мудреца. Он нумерует свои пошлости: во-первых, во-вторых, в-третьих, в-четвертых. Во-первых, надежда на Чан Кайши, во-вторых — надежда на Ван Цзинвея, в-третьих, надежда на Перселя, в-четвертых — надежда на Хикса. Нынешняя надежда на французских радикалов[303], которые-де дадут отпор французским империалистам, это уже в-пятых.

Сталин в той же речи поучает:

«Ежели реакционные профсоюзы Англии готовы с революционными союзами нашей страны иметь блок против контрреволюционных империалистов своей страны — почему бы этот блок не приветствовать?» (стр. 71.)

Сталин не понимает, что, если бы «реакционные» профсоюзы способны были вести борьбу против своих империалистов, то они не были бы реакционными профсоюзами. [Сбившись на мещанское верхоглядство,] Сталин утратил водораздел между понятиями реакционный и революционный. Он по старой памяти называет профсоюзы Англии (т. е., очевидно, их руководство) реакционными, а на деле питает на их счет [совершенно меньшевистские] иллюзии, в духе блаженной памяти Керенского или Церетели.

Сталин резюмирует свою философию в следующих словах: «Итак, АРК есть блок наших профсоюзов с реакционными профсоюзами Англии... на предмет борьбы против империалистических войн вообще, против интервенции — в частности» (стр. 71).

Вот именно; мелкобуржуазная ограниченность вообще и — в частности [(тема для «красных» профессоров сталинской школы)].

[С самодовольством уездного мудреца] Сталин заканчивает свои поучения попыткой иронии:

Пусть запомнят это хорошенько Троцкий и Зиновьев (стр. 72).

Вот именно! Мы все очень твердо запомнили. Мы запомнили, что нашу критику сталинских надежд на Перселя как на ангела хранителя рабочего государства Сталин называл отходом «от ленинизма к троцкизму».

Ворошилов: Правильно!

Голос: Ворошилов печать приложил.

Троцкий: К счастью, все это будет в стенограмме (стр. 71).

Да, все это будет в стенограмме того самого июльского пленума, который [выводил т. Зиновьева из Политбюро,] громил «троцкизм» и брал под защиту АРК [шпаргалку Угланова[304] — Мандельштама[305] ].

Мы предлагаем опубликовать теперь к Пятнадцатому съезду речи Сталина по вопросу об АРК вместе с нашими речами. Это будет хорошей проверкой того, чьи взгляды выдерживают проверку событий и времени: взгляды Сталина или взгляды оппозиции?

[6. Не будем останавливаться на схоластических построениях Бухарина. У него в этом вопросе было семь теоретических пятниц на неделе. [Критиковать их бесплодная трата времени.] Тут и софизм насчет того, что АРК есть профсоюзная организация, а не политический блок. Тут и софизм насчет того, что АРК есть не союз вождей, а союз масс. Тут и защита апрельской капитуляции в Берлине доводами государственно-дипломатического характера. И многое, многое другое. Все эти теории были нами в свое время оценены по достоинству. Распутывать сейчас задним числом заячьи петли Бухарина было бы бесплоднейшей тратой времени. Ходом событий противоречивая схоластика Бухарина сметена, как мусор, из которого отчетливо выступает только один факт: идейно-политическое банкротство. И подумать только, что все это вместе преподносится под видом генеральной линии Коминтерна! ]

5. «С момента срыва всеобщей стачки, — рассказывает Андреев, —начинается подготовка плана, каким бы образом поудобнее сорвать АРК или свести АРК окончательно к нулю, к такому положению, когда он не будет мешать Генсовету... К этому сводился план нынешних руководителей Генсовета. И то, что произошло на последнем конгрессе, является завершением этого плана».

Это вполне правильно сказано [совсем как у оппозиции 1 1/2 года тому назад]. У Генсовета был свой план, и этот план проводился им систематически. «Разрыв есть завершение продуманного плана, который Генсовет подготовлял и осуществил на последнем конгрессе». Это безусловно правильно. Генсовет знал, чего хочет. Вернее сказать: хозяева Генсовета знали, куда его вести. А вот знал ли Андреев, куда он идет? Не знал. Ибо Сталин не только не помешал, но помог Генсовету выполнить его вероломный план с наибольшей выгодой для Генсовета и для его действительных политических доверителей, т. е. для английской буржуазии.

Если у Генсовета был план, и он этот план мог систематически проводить, то нельзя ли было этот план понять, разгадать, предвидеть? Оппозиция предвидела. Еще 2 июня 1926 года, т. е. через две недели после срыва всеобщей стачки, мы писали в Политбюро:

«А не возьмет ли на себя инициативу разрыва Генеральный совет? Это более чем вероятно. Он заявит, что ВЦСПС стремится не к единству мирового пролетариата, а к разжиганию раздоров внутри тред-юнионов и что ему, Генеральному совету, с ВЦСПС не по пути. Тогда вдогонку им мы бросим еще раз: предатели! — в чем и выразится еще раз весь реализм политики, состоящей в поддержке гнилых фикций» (Стенограмма Политбюро 3 июня 1926 г., стр. 71).

[Необходимо нанести удар буржуазному господству, диктатуре буржуазии с этой стороны, и эта задача может осуществиться только разрушением Амстердама (Объединенный пленум ЦК и ЦИК ВКП (б) 14-23 июня 1926 г. Речь т. Рыкова, стр. 58)].

Разве же это не подтвердилось слово в слово, буква в букву? Вы не порвали с Генсоветом, когда он предал всеобщую стачку и вызвал против себя величайшее ожесточение миллионов английских рабочих. Вы не порвали уже в менее для нас благоприятных условиях, когда он, вместе с церковниками и буржуазией, сорвал стачку углекопов. Вы не порвали в еще менее благоприятных условиях — на вопросе об английской интервенции в Китае. А теперь англичане порвали с вами на вопросе о вашем вмешательстве в их внутренние дела, на вашем стремлении «командовать» английским рабочим классом или превратить английские тред-юнионы в орудие вашей государственной политики. Они порвали на вопросах, наиболее для них выгодных, наиболее способных обмануть английских рабочих. Это самое мы и предсказывали вам. Какая же политика является правильной, трезвой, революционной? Та ли, которая понимает махинации врага и предвидит завтрашний день, или та политика, которая слепо помогает врагу довести до конца его вероломный план?

7. Во время июльского пленума 1926 г. получена была от Ген-совета телеграмма о его милостивом согласии собраться с представителями ВЦСПС (чтоб надуть их). Эта телеграмма была разыграна тогда как победа — не над Генсоветом, а над оппозицией. С каким эффектом бедняга Лозовский поднес тогда эту телеграмму!

Что вы будете делать, — спрашивал он оппозицию, — если он (Генсовет) согласится, более того, что будете делать, если он уже согласился? Об этом есть телеграмма сегодня.

ТРОЦКИЙ. Он согласился на временную поддержку его вашим авторитетом теперь, когда он готовит новую измену (шум, смех), (стр. 53.)

Все это запечатлено в стенограмме! Тогда наши предвидения были предметом для издевательств, для шума и для смеха. Как торжествовал Томский по поводу полученной телеграммы!

ТОМСКИЙ. Покойничек смотрит одним глазом... (громкий смех) (стр. 58.)

Да, громкий смех. Над кем вы тогда смеялись? Над собой смеялись! Как издевался Лозовский по поводу того, что ожидания оппозиции не оправдались!

Почему вы думаете, — вопрошал он, — что второе ваше предположение осуществится? Погодите... (стр. 53).

Что мы на это отвечали:

ТРОЦКИЙ. Значит, победили там в данный момент более умные, более хитрые, поэтому пока и не разорвали (шум). (Стр. 53.)

Опять «шум». Совершенно ясно было для Сталина, для Лозовского и других, что оппозиция руководствовалась «грубо фракционными соображениями», а не заботой о том, как нам правильно отличать друзей от врагов, союзников от изменников. Отсюда-то и смех, и шум, в производстве которых Андреев занимал не последнее место. «Почему вы думаете, что второе ваше предложение осуществится? — спрашивал Лозовский. — Погодите...» Большинство было с Андреевым и с Лозовским, т. е. со Сталиным. Пришлось погодить. Годили больше года. И оказалось, что Англо-русский комитет, который должен был, по Рыкову, крушить буржуазные твердыни, помог своей буржуазии нанести нам удар и потом прикрыл удар Чемберлена против нее своим дополнительным ударом.

За политику оппортунистических иллюзий всегда приходится тяжко расплачиваться, когда наступает час больших событий.

8. Мы уже упоминали, что Андреев совершенно обходит в своем докладе берлинское совещание АРК в апреле 1927 г., как если бы его вовсе не было. Между тем, это совещание является наиболее важным этапом в истории АРК после срыва генеральной стачки. На берлинском совещании делегация ВЦСПС обновила свое доверие Генсовету. Делегация держала себя так, как если бы не было ни предательства генеральной стачки, ни предательства стачки углекопов, ни предательства китайской революции, ни предательства СССР. Все векселя были переписаны заново, и Томский хвалился, что это было сделано в духе полного «взаимного понимания» и «сердечных отношений». Оказать большую помощь изменникам нельзя было. Что вы за это получили? Разрыв АРК через 4 месяца, когда наше международное положение ухудшилось. Во имя чего мы капитулировали в Берлине? Попробуйте ответить! [Вот на этот вопрос т. Андреев не сказал активу железнодорожников ни слова.]

Между тем, берлинская капитуляция не была случайностью. Она полностью вытекала из политики «бережения» АРК во что бы то ни стало. Оппозиция с конца мая 1926 г. доказывала, что нельзя состоять в блоке с людьми, которых называешь предателями. Или иначе: нельзя называть предателями людей, с которыми состоишь в блоке. Надо рвать с предателями в момент их величайшего предательства, перед лицом преданных и возмущенных масс, помогая массам придать своему возмущению более ясное политическое и организационное выражение. Вот чего требовала оппозиция. И она же предупреждала: если не порвете блока, то вынуждены будете вашу критику Генсовета приспособлять к блоку, т. е. сводить ее на нет. Это предвидение также оправдалось целиком. Воззвание ВЦСПС от 8 июля 1926 г. заключало в себе достаточно резкую, хотя и недостаточную критику Генсовета. Дальнейшие воззвания и резолюции становились все бледнее и рас-плывчатее. [А 1 апреля 1927 г. делегация ВЦСПС полностью капитулировала перед Генсоветом.]

Никогда положение вождей британского тред-юнионизма не было так тяжко, как в мае — июне — июле 1926 г. [Никто не говорит, что разрыв на основе предательства всеобщей стачки опрокинул бы Генсовет одним ударом. Такую чепуху приписывают нам те, кто не понимает внутренних процессов в английском рабочем движении или разучились вообще по-большевистски подходить к вопросам.] Щель между вождями и революционным авангардом пролетариата вскрылась в тот период, как никогда. Перед нами были две возможности: углубить эту щель или помочь Генсовету ее заделать. Благодаря щедрой помощи наших профсоюзов английским стачечникам авторитет наш стоял очень высоко. Разрыв наш с Генсоветом был бы крепким дополнительным ударом по его авторитету и по его положению. Наоборот, сохранение политического и организационного блока помогло Генсовету с наименьшими потерями перевалить через наиболее для него опасный рубеж. «Благодарю, — сказал он тем, которые помогли ему удержаться в стременах, — дальше я поеду сам». Впрочем, он даже и не поблагодарил — он просто оттолкнул ВЦСПС ногою.

[В одном Андреев прав: этот разрыв есть завершение продуманного плана.]

9. Но был ли план у самого Андреева? Мы уже сказали: никакого! Андреев, пожалуй, больше всего обличает себя тем, что замалчивает апрельское берлинское совещание 1927 года. Между тем, в защиту этого совещания Андреев очень решительно выступал на апрельском пленуме ЦК. Вот что он там говорил:

«Что мы ставили себе задачей? Мы ставили себе задачей на этом Англо-русском комитете в Берлине добиться того, чтобы англичане нам прямо и ясно (!) ответили, как они смотрят на перспективы дальнейшего существования Англо-русского комитета. И я думаю, что мы этого добились (?!). Они вместе с нами сказали, что они за дальнейшее существование Англо-русского комитета, за его активизацию и т. д. Нам нужно было добиться на этом Англо-русском комитете определенного решения по вопросу о единстве и в известной степени осуждения Амстердамского Интернационала за то, что он уклоняется от предложений по единству... [не принял предложений Англо-русского комитета и Генсовета о созыве конференции.] Мы этого решения добились (?!). [Добились резолюции по вопросу об этом.] Нам нужно было добиться от них ответа по вопросу относительно опасности войны и мобилизации империализма. Я думаю, что из этой части мы добились, конечно, не на 100 % большевистского решения (?!), но того решения, которого максимально мыслимо добиться при данных условиях» (стр. 32).

Вот каких побед Андреев добился на берлинском совещании: англичане высказались «прямо и ясно» за дальнейшее существование АРК; мало того, за его «активизацию». Шутка сказать! Андреев добился от англичан ясного ответа по вопросу о единстве профдвижения и, наконец, — слушайте, слушайте! — по вопросу относительно [опасности] войны. [Мы добились — правда, не на 100 % — большевистского решения, но, очевидно, процентов на 75 %.] Не мудрено, если в той же своей речи Андреев — вот бедняга! — говорил о том, что оппозиция «безнадежно увязла в трясине своих ошибок».

[Как же теперь быть? В апреле «мы добились от Генерального совета ясных и прямых ответов [по основным вопросам совместной борьбы». Этого успеха не понимала только оппозиция, погрязшая в трясине своих ошибок]. А в сентябре подготовленный Генеральным советом Конгресс тред-юнионов взорвал Англо-русский комитет. Откуда же это противоречие между апрелем и сентябрем? А ведь теперь Андреев признает, что срыв АРК есть завершение плана, задуманного еще в момент всеобщей стачки, т. е. в мае 1926 года. Что же означали «ясные и прямые» ответы англичан в апреле 1927 года? Выходит, что ответы эти не были ни ясными, ни прямыми, а мошенническими. Задача Генерального Совета состояла в том, чтобы надуть, выиграть время, затянуть канитель, подготовить конгресс и прикрыться им.

И на этот счет оппозиция предупреждала. Раскройте протоколы апрельского пленума 1926 года на 31-й странице. Там мы вам говорили: «Особенная опасность миру всего мира содержится в политике империалистов в Китае». Это они подписывают! Почему у них язык не повернулся, или почему мы не потянули их за язык, чтобы назвать, каких именно империалистов? Недаром все сие было подписано в день 1 апреля, это число символическое... (смех).

[КАГАНОВИЧ[306]. Значит, мы их обманули?]

[Как видите, т. Каганович попал в самую точку.] Кто кого обманул -теперь стало совершенно ясно. Недаром же Андреев плачется, что после всех его побед в апреле 1927 г. англичане ликвидировали АРК в тот именно момент, когда он был наиболее необходим. Вот это и называется безнадежно увязнуть в трясине!

Мало того, Андреев на апрельском пленуме выражался об оппозиции еще круче:

«Наша оппозиция выходит и требует разрыва с английскими союзами. Эта позиция есть позиция на изоляцию нас в труднейший момент мобилизации сил империализма против нас. Вы развертываете свою якобы революционную позицию, а объективно помогаете Чемберленам, потому что Чем-берлены хотят, чтобы не было никакой связи между нашим профдвижением и английским профдвижением и чтобы им не мешали никакие Англо-русские комитеты» (стр. 33).

Оппозиция предлагала не хвататься за гнилую веревку, когда проходишь над обрывом. А вот политика Сталина [, защищаемая т. Андреевым,] именно привела к «изоляции нас в труднейший момент мобилизации сил империализма против нас». Эту задачу точка в точку выполнила официальная политика. Тем, что мы поддерживали Генсовет, мы ослабили движение меньшинства[307]. В самом меньшинстве мы нашей соглашательской линией поддерживали правые элементы за счет левых. Мы тормозили этой политикой революционное воспитание пролетарского авангарда, в том числе и британской коммунистической партии. Мы помогли Генсовету удержаться без потерь, подготовить реакционный конгресс профессиональных бюрократов в Эдинбурге и порвать с нами при сопротивлении лишь небольшого меньшинства. Мы помогли Генеральному совету изолировать нас в труднейший момент и тем осуществить план, задуманный Генсоветом [— в этом Андреев прав —] еще с момента генеральной стачки. Вот это и значит объективно помогать Чемберленам!

11. А теперь, защищая политику сталинских банкротств [на беспартийном активе, т.] Андреев говорит:

«Некоторые горячие головы из оппозиции в нашей коммунистической партии [эту тактику] все время предлагали нам: разорвите с английскими предателями, разорвите с Генсоветом».

Эта насквозь пошлая, филистерская фраза насчет «горячих голов» взята из словаря реформистского мещанства, оппортунистической обывательщины, которые не способны к политике дальнего прицела, т. е. к политике марксистского предвидения, большевистской решимости. Андреев считал в апреле 1927 г., что добился от англичан серьезных обязательств. Мы ему на это отвечали:

«Политические мошенники, составляющие амстердамскую агентуру капитала, дюжинами рассыпают такого рода пацифистскую дешевку, чтобы усыплять рабочих и сохранять, таким образом, свои руки свободными для предательства в критический момент» (стр. 38).

Кто же оказался прав? Политика проверяется на фактах. Мы видели выше, чего Сталин ждал в апреле этого года и что он получил в сентябре. Жалкое крохоборчество, постыдная близорукость. [Вот как именуется ваша политика, т. Андреев!]

12. Единственное утешение остается Андрееву: «Ответственность за срыв этой организации (АРК) падает целиком и полностью (!!) на руководителей английского профдвижения». Эта фраза показывает, что Андреев ничему не научился.

«Ответственность за срыв АРК!» Подумаешь, что это самое страшное из всех преступлений перед рабочим классом. Генсовет сорвал всеобщую стачку, помог угольным баронам закабалить углекопов, прикрыл разгром Нанкина, поддерживал политику Чемберлена против Советского государства и будет несомненно поддерживать Чемберлена в случае войны.

И вот этих людей Андреев пугает «ответственностью» за срыв АРК. Что видели английские рабочие от АРК, особенно со времени всеобщей стачки: банкеты, пустопорожние резолюции, лицемерно-дипломатические речи.

А, с другой стороны, с какого это времени мы стали бояться брать на себя ответственность за разрыв с изменниками и предателями? Что это за жалкенькая, дрябленькая, дрянненькая, либеральненькая постановка вопроса! [За то, чтобы продлить жизнь АРК на 4 месяца, мы заплатили позорнейшей берлинской капитуляцией. Но зато мы избавили себя, видите ли, от ужасающей «ответственности» — от ответственности за разрыв с предателями рабочих.] Да ведь вся история большевизма сильна решимостью брать на себя такого рода ответственность! Андреев тоже принадлежит к тем, которые болтают насчет троцкизма, а самого главного в большевизме не понял до сих пор.

13. Запутавшийся докладчик говорит:

Теперь каждый пролетарий должен дать себе ясный отчет, взвесить по документам и сравнить нашу и их политику. (Доклад Андреева на собрании московских железнодорожников).

Это, конечно, похвальная постановка вопроса. Каждый пролетарий должен составить себе действительное представление о политике на основании документов. Верить на слово не годится. На этот счет еще Ленин говорил: «Кто верит в политике на слово, тот безнадежный идиот». Этот ленинский афоризм годится для всех стран, в том числе и для советской. Надо, чтобы наши рабочие составили себе ясное понятие о политике Сталина в вопросе об Англо-русском комитете. Для этого надо опубликовать все документы оппозиции и сделать их доступными каждому рабочему.

Надеемся, что Андреев поддержит это наше предложение. Иначе у него выйдет так: что англичанину здорово, то русскому смерть. Но это точка зрения шовинистов, а не интернациональных революционеров.

[15. Что же теперь, после того, как гнилая декорация развалилась окончательно? Андреев отвечает:

«Вожди не хотят соглашения с нами — мы будем эту тактику единого фронта вести через головы вождей и против их желания, будем вести ее снизу, при помощи связи с массами, с их низовыми организациями и т. д.»

Хорошо. Но ведь год с лишним назад, на июльском пленуме Мануильский говорил: «Тов. Зиновьев приходит и утешает нас, что, разорвав с Англо-русским комитетом — мы должны создать новые мосты к рабочему движению. Но я спрашиваю — видели вы эти мосты? Наметил ли т. Зиновьев новые пути для осуществления идеи профсоюзного единства?

И эта безвыходность (!!!) — самое худшее во всей позиции тт. Зиновьева и Троцкого» (стр. 24).

Таким образом, год тому назад провозглашалось, что ликвидация Англо-русского комитета должна создать безвыходность: других мостов не видать. Настоящим революционным оптимистом считался тот, кто верил в перселевский мост. [За вычетом этого — пессимизм и маловерие.] А теперь этот мост рухнул. Нельзя ли прийти к выводу, что именно позиция Мануильского есть позиция безнадежности и тупика? Могут возразить: кто же берет Мануильского всерьез? Правильно. Но разве все остальные защитники официальной линии не объявляли, что АРК есть «воплощение» братского союза русского и британского пролетариата, мост к массам, орудие обороны СССР и пр., и пр.?!

Для оппозиции — так возражали представители официальной линии -Англо-русский комитет есть блок вождей, а для нас это блок рабочих масс, воплощение их союза. Теперь позвольте спросить: а разрыв АРК есть разрыв союза рабочих масс? Тов. Андреев как будто говорит — нет. Но ведь это самое и показывает, что АРК не представлял союза рабочих масс, ибо нельзя заключать со стачечниками союз через штрейкбрехеров.

17. Бесспорно, что мы должны искать путей помимо Генсо-вета. Более того, после того, как это реакционное средостение устранено, мы только и получаем возможность искать подлинных связей с подлинными массами. Первым условием успеха на этом пути является беспощадное осуждение официальной линии в отношении Англо-русского комитета за весь последний период, т. е. начиная со всеобщей стачки.]

14. Андреев указывает на приезжающие к нам рабочие делегации как на один из путей связи с английскими массами. Разумеется, и рабочие делегации, правильно построенные и правильно информированные, могут принести пользу делу сближения рабочих. Но было бы в корне неправильно выдвигать это средство на первый план. Значение рабочих делегаций чисто вспомогательное. Основная наша связь с английским рабочим классом — через компартию. Найти дорогу к рабочим массам, организованным в тред-юнионы, можно не комбинаторством, не фальшивыми сделками верхов, а правильной революционной политикой британской компартии, Коминтерна, Профинтерна, ВЦСПС. Завоевать массы может лишь выдержанная революционная линия. После крушения АРК это снова обнаруживается со всей бесспорностью. В сущности, исходным моментом ошибочной линии в вопросе об АРК было стремление заменить рост влияния компартии умелой дипломатией по отношению к вождям тред-юнионов. Если кто пытался перепрыгнуть через действительно необходимые и неизбежные ступени, так это Сталин и Бухарин. Им казалось, что они могут хитроумным маневрированием, комбинаторством перевести британский пролетариат в старший класс помимо компартии или, точнее, при ее некотором содействии. В этом же была исходная ошибка Томского. В этой ошибке опять-таки нет ничего оригинального. Оппортунизм всегда начинает с этого. Развитие класса кажется ему слишком медленным, и он стремится жать то, чего не посеял или что еще не созрело. [Таков был, например, источник оппортунистических ошибок Фердинанда Лассаля[308].] Но после того, как методы дипломатии и комбинаторства опишут полный круг, оппортунизм возвращается к разбитому корыту. [Оппортунистическое перескакивание через ступени не ускоряет, а задерживает революционное развитие пролетариата.] Если б мы с самого начала правильно понимали, что АРК есть кратковременный блок с качнувшимися влево реформистами, который может держаться только до первого их сдвига направо; если бы мы вообще понимали, что единство фронта с «вождями» может иметь лишь временное, эпизодическое, подчиненное значение; если бы мы, в соответствии с этим разорвали Англо-русский комитет в тот день, когда он отказался принять помощь русских рабочих английским стачечникам — весь этот тактический опыт был бы оправдан. Мы бы дали толчок движению левого меньшинства, а британская компартия получила бы урок правильного применения тактики единого фронта.

Вместо этого вы передвинули тактическую ось в сторону блока с реформистскими верхами. Кратковременное соглашение вы попытались превратить в постоянное учреждение. Это учреждение объявлялось вами стержнем борьбы за единство мирового пролетариата, центром революционной борьбы против войны и пр., и пр. Вы создавали, таким образом, политические фикции и проповедовали рабочим веру в эти фикции, т. е. совершали уже глубоко вредную, враждебную революции работу. По мере того, как обнаруживался предательский характер ваших союзников, на который вы старались как можно дольше закрывать глаза, вы объявили, что дело не в них, не в Генсовете, что АРК не есть блок вождей, а союз масс, что АРК есть только «воплощение», только «символ» и пр., и пр. Это было уже прямой политикой лжи, фальши, гнилого маскарада. Большие события опрокинули эту фальшь. Вместо того, чтобы лепетать: «Ответственность за это не ложится на нас»; надо сказать: «К стыду нашему — заслуга в этом не принадлежит нам».

[Андреев говорит, что нужно всю правду рассказать каждому английскому рабочему. Конечно, нужно сделать все, что возможно. Но это совсем не так легко.] Когда Андреев говорит: «Теперь уже никто не поверит генсоветчикам», то это просто дешевая фраза. Как показывает Эдинбургский конгресс, ваша политика укрепила Генсовет. Одно берлинское совещание — помимо всего прочего — не прошло бесследно. Придется не только отмывать, но отскабливать нанесенную вами идейную путаницу. Это в первую очередь относится к британской компартии, которую вы сбили с пути. [И во вторую — к движению левого меньшинства.]

Уже во время всеобщей стачки, как и стачки углекопов, руководство британской компартии далеко не всегда обнаруживало необходимую инициативу и решительность. Нельзя забывать, что ЦК британской компартии долго не соглашался печатать воззвание ВЦСПС от 8 июля, как слишком резкое в отношении Генсовета. Кто умеет судить по симптомам, для того этот эпизод должен был представиться крайне тревожным. Молодая компартия, вся сила которой в критике и непримиримости, обнаруживает в решительный момент избыток качеств противоположного порядка. Виной в этом — ложное понимание и ложное применение политики единого фронта. Английскую компартию изо дня в день учили, что союз с Переедем и Хиксом поможет делу обороны СССР и что русская оппозиция, которая этому не верит, виновна в пораженчестве. Все было опрокинуто на голову. Бесследно для сознания британской компартии это пройти не могло и не прошло. Правые тенденции чрезвычайно усилились в руководящих кругах британской компартии: достаточно напомнить о недовольстве ряда членов британского ЦК тезисами Коминтерна о войне как слишком «левыми»; достаточно напомнить о выступлении Подлита в Эдинбурге, о речах и статьях Мэрфи и пр. Все эти симптомы говорят об одном и том же: для молодой партии, еще лишенной настоящего большевистского закала, политика Англо-русского комитета неизбежно означала оппортунистический вывих всей ее линии. [В еще большей степени это относится к движению меньшинства. Причиненное здесь зло исправить не так просто. Оно чревато партийным кризисом в дальнейшем.] Конечно, эти слова дадут жалким чиновникам говорить о нашей враждебности по отношению к британской компартии и пр. Мы уже видели это в прошлом не раз, в частности, на примере Китая. До последней минуты китайская компартия объявлялась образцом большевистской политики, а после крушения — исчадием меньшевизма. Эту отвратительную политическую двойственность мы знаем. Она уже причинила величайший вред и нашей партии и Коминтерну. [Но это не остановит нас на пути выполнения нашего революцционного долга.

Доклад Андреева имеет своей целью смазать один из величайших тактических уроков последнего времени. В этом серьезнейший вред доклада и других подобных ему речей и документов. Продвинуться вперед можно только на основе беспощадной оценки банкротства Англо-русского комитета. Для этого нужно сделать доступным всем коммунистам все основные документы, освещающие этот вопрос.] Для того, чтобы продвинуться вперед, надо сказать правду [, всю правду и только правду] и русским и английским рабочим. Это и делает оппозиция.

[18. Могущественные движения английского пролетариата не прошли, разумеется, бесследно. Коммунистическая партия усилилась — и численно, и по влиянию — в результате того участия, которое она приняла в массовых боях. Процессы дифференциации в миллионных массах продолжаются. Как всегда после больших поражений, известные и довольно широкие круги рабочего класса переживают временное снижение активности. Реакционная бюрократия сплачивается, преодолевая внутренние оттенки. На левом полюсе происходит более быстрый, чем до стачки, отбор революционных элементов и усиление коммунистической партии. Все эти явления с железной необходимостью вытекают из гигантской революционной волны, которая разбилась о сопротивление не только буржуазии, но и своего официального руководства. На этой основе можно и должно строить дальше. Однако в корне ложная политика до крайности ослабила размах наступления и уменьшила его революционные последствия. При правильной политике компартия могла бы пожать несравненно более обильные революционные плоды. При продолжении неправильной политики она рискует утратить то, что приобрела.]

Л. Троцкий Москва, 25 сентября 1927 г.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх