Глава 6

Едва сойдя на берег, я покинул порт и углубился в узкие улицы города. План мой был таков, что его следовало осуществлять быстро, а у мусульман не в обычае торопиться в подобных делах.

Промедление могло означать полный провал. Я опять заколебался. Ну что мне мешает просто освободить рабов — и пусть сами выбираются из этой страны, как смогут? Разве я отвечаю за них?

Нет, не отвечаю… Но я прекрасно понимал, что, освобожденные и с деньгами в кармане, они соблазнятся злачными местами Кадиса, привлекут к себе внимание окружающих, быстро будут разоблачены как беглые рабы и снова окажутся в цепях.

Моя одежда была тщательно вычищена, и я снова выглядел молодым щеголем. Скимитар на перевязи и дамасский кинжал за поясом прибавляли мне значительности, но все равно для своей задачи я выглядел слишком молодо. Мне нужен был помощник — в годах и с достоинством, вид которого вызывал бы уважение.

Селим, сопровождавший меня, имел слишком свирепую наружность, слишком походил на пирата; такой внушит что угодно, только не доверие.

Кадис в этом, 1176 году был одним из великих портов мира, и на его базары съезжались купцы с шелками, специями, камфорой и жемчугом, благовониями и слоновой костью. Сюда привозили на продажу шерсть из Англии, меха из Скандинавии, франкские вина и левантские ковры.

В толпе можно было встретить людей всех наций в одеждах на любой манер. Купцы смешались здесь с пиратами, солдатами, работорговцами и учеными. С давних времен Кадис был знаменит мореплаванием и торговлей. Мой старый учитель, происходящий из греко-арабской семьи, рассказывал мне о рукописи, оставленной неким Эвдоксием, который описывал, как в море у берегов Восточной Африки нашли нос корабля из Кадиса — и это задолго до времен Христа…

— Подайте милостыню! Милостыню! Ради Аллаха! — дернул меня за руку какой-то нищий.

Я внимательно взглянул на него. У него было ястребиное лицо, худое, с пронзительными глазами и крючковатым, как клюв, носом, лицо, состаренное грехом и затененное коварством; однако в нем светилось и ещё что-то, — может быть, проблеск ехидного юмора?

— О отец вшей, — сказал я, — чего ради просишь ты милостыню? Ты выглядишь, как вор и сын воров!

В проницательных глазах старика мелькнула искра сатанинского веселья:

— Тысяча извинений, о благороднейший! Сжалься над моей бедностью и слабостью! Милостыни прошу, ради Аллаха!

Это лицо, эти манеры… ну, а если его отмыть?

— О разносчик кровососов, я не подаю милостыню, но если хочешь заработать золотую монету, тогда поговорим. Золотую монету, — добавил я, — либо острое стальное лезвие, если предашь меня.

— Золотую монету? — Его глаза злобно блеснули. — За золотую монету я проведу тебя тайком в лучший гарем Испании! За золотую монету я мог бы… о, я знаю настоящую девчонку! Она истинный дьявол, демон из ада, но искушена в искусстве удовольствий, и у неё есть…

— Я ничего не говорил о женщинах. Следуй за мной.

Мы остановились у общественной бани. Там стоял мускулистый негр с толстыми золотыми кольцами в ушах. Указав на нищего, я велел:

— Возьми этот мешок блох, окуни его, отскреби его, подстриги и причеши. Я хочу, чтобы он хоть издали напоминал благородного человека!

— Клянусь Аллахом! — раб сплюнул в пыль. — Разве я джинн, чтобы творить чудеса?

Нищий злобно покосился на него, потом повернулся ко мне:

— О владыка! Зачем из множества бань в Кадисе привел ты меня в ту, где обретается эта падаль, это зловоние в ноздрях человеческих? Почему должен я в мои преклонные лета выслушивать эту тень невежества?

— Хватит! — оборвал я старого болтуна, ибо мы, Кербушары, знаем, как показать власть. — Проводи его внутрь. Сожги этот гнилой блошиный улей, которое служит ему вместо одежды. Я вернусь меньше чем через час с чистым платьем!

Когда нищий в конце концов предстал передо мною — с подрезанной бородой, с подстриженными и причесанными волосами, одетый, как подобает человеку с достоинством и средствами, — он выглядел благородным, хоть и лукавым стариком, именно таким, как мне хотелось.

Его имя — не сомневаюсь, что этот проходимец врал, — его имя было Шир Али из Дамаска; в давние годы он был купцом, а позже дервишем, но для него настали тяжкие времена.

— Ты снова купец, — сказал я ему, — ты только что прибыл из Алеппо, чтобы сбыть как можно быстрее галеру и груз. Груз — специи и шелк в тюках. Распорядись этим как следует, Шир Али, продай все сегодня до вечера, и ты будешь щедро вознагражден. Но если ты поведешь дело нечестно или как-нибудь выдашь меня, то, — моя рука легла на кинжал, — то я выпущу твои кишки в дорожную пыль!

Селим наклонился к нему:

— А я нарежу из тебя ленточек и скормлю собакам!

В маленькой харчевне мы выпили вина, и я показал старику список грузов и на словах описал корабль.

Он взглянул на список и воскликнул:

— Великолепно! За неделю…

— За неделю? У тебя есть четыре часа. Я — твой нетерпеливый племянник из Палермо, который получил это все в наследство и которому не терпится немедленно отправиться в Толедо. Ты испытываешь отвращение к спешке, но что можно поделать с таким горячим и глупым юнцом? Тем более, что тут замешана девушка…

Старый мошенник неистовствовал, кричал бессвязно, дескать, это невозможно. Мы потеряем деньги! Нас обведут вокруг пальца, как последних олухов! Это ещё можно бы сделать за два дня, но…

— Это пиратский корабль, — хладнокровно объяснил я ему. — Команда в городе, пьянствует. Ты продаешь его сейчас, пока они гуляют… сегодня.

Он недоверчиво взглянул на нас, потом пожал плечами:

— Либо ты смельчак, либо глупец.

— Может, то, может, другое, но клинок у меня оч-чень острый, так что поторопись.

Купцом он когда-то был несомненно; был он и вором — вероятно, но размах у него имелся, у этого Шир Али, это уж точно.

На каждом шагу я страшился столкнуться нос к носу с Вальтером или с кем-нибудь из шайки, однако старик не собирался торопиться.

— Ты сделал хороший выбор, — сказал он, — ибо нищий видит многое, что ускользает от других. Мы знаем, кто честен, а кто мошенник, у кого есть золото, а кто просто попусту плещет языком…

Внезапно Шир Али остановился перед маленькой лавчонкой — простой базарной палаткой — и принялся рыдать и рвать на себе волосы:

— Разорен! — истошно кричал он. — Я буду разорен! Продавать сейчас же? Я не могу этого сделать! Это грех против Аллаха — продать корабль за такой срок!.. Подумай, дорогой племянник! Сам корабль — это уже целое состояние, а ещё тюки шелка! Позволь мне только придержать товар! Дай мне поторговаться! Есть же люди, которые хорошо заплатят за такую галеру!

Владелец палатки, старый иудей Бен-Салом, почуял выгоду:

— Что печалит тебя, о друг мой?

Шир Али завопил ещё громче, вокруг уже собралась небольшая толпа, а он между тем разразился потоком увещеваний и проклятий. Его дорогой брат, лучший из братьев, скончался! Его корабль, который стоит сейчас в гавани, нужно продать, а этот безбородый юнец, этот мальчик рядом с ним, должен отправиться в Толедо, прежде чем солнце закатится…

Между причитаниями последовали и объяснения, и Шир Али поведал, сколь богаты шелка, сколь ароматны специи… Да, мой выбор оказался удачен — судьба послала мне нищего с воображением буйным и даже поэтичным!

Он горько плакал; он поносил свою тяжкую судьбу, злые времена, толкающие его на грех, ну разве можно продавать сегодня, если столь много можно выгадать, чуть повременив…

И внезапно сдался:

— Ладно… Идем! Идем, племянник мой, я знаю нужного человека! За такой груз он заплатит…

— Погоди! — Бен-Салом поднял руку. — Подожди! Может, тебе нет нужды идти дальше. Корабль, несомненно, старый, шелк, вероятно, долго провалялся в трюме, специи могли подпортиться, но все же…

Шир Али остановился, презрительно глянув на Бен-Салома через плечо:

— Что-о? Это ты-то говоришь о покупке? Да где тебе взять сто тысяч динаров? Откуда, в самом деле?

— А кто говорит о ста тысячах динаров? Это болтовня дураков… и все же не будем спешить. Поистине, сам Аллах послал вас ко мне. Войдите внутрь.

— Кто тут говорит об Аллахе? — отпрянул Шир Али. — Какие у нас дела с тобой? Нам некогда тратить время попусту! Корабль должен быть продан до наступления ночи — так могу ли я расточать время на пустые разговоры?

Однако после долгих споров и многих пререканий мы все же позволили проводить себя в лавку и уселись на подушках, скрестив ноги, причем Шир Али все время протестовал против такой пустой траты времени. Несколько раз он вскакивал — только затем, чтобы его снова усадили.

Бен-Салом взял список товаров и внимательно прочел его, все время бормоча и считая на пальцах. Мы с Шир Али и Селимом пили поданное хозяином вино и ждали.

Лавка выглядела скромно, даже бедно; однако в любом городе невозможно долго ходить по улицам и не знать, что вокруг происходит. Существует лига нищих, и чего они не знают, того не знает никто.

Купец вызвал мальчишку и спешно послал его куда-то; и буквально через несколько минут тот вернулся с двумя длиннобородыми стариками. Склонив головы друг к другу, они изучали список, споря и протестуя.

Шир Али вдруг поднялся на ноги:

— Хватит! Довольно!

Мы были уже у двери, когда Бен-Салом остановил нас:

— Проводите нас на корабль. Если все обстоит так, как вы говорите, мы покупаем.

— И корабль тоже?

— И корабль.

Теперь настало самое тревожное время. Что, если Вальтер уже вернулся с берега? Или вернется, когда мы будем на борту? Тогда не миновать решительного боя, в который, наверное, не преминут вмешаться портовые власти. Однако приходилось идти на риск.

Когда мы приблизились к кораблю, все было спокойно. Пригревало солнце; вода лениво плескалась о корпус. Купцы изучали судно, и лица их ничего не выражали.

Предполагая, что они должны понимать, я сказал Селиму на франкском языке:

— По-моему, мы просто теряем время. Будет лучше продать в Малаге или в Валенсии.

Бен-Салом беспокойно сказал что-то человеку, стоящему рядом с ним, а Шир Али исподтишка, лукаво взглянул на меня, угадав мое намерение.

У фальшборта нас встретил Рыжий Марк с дюжиной вооруженных рабов. Пока Шир Али и Селим показывали купцам корабль, мы с беспокойством ждали, наблюдая за берегом.

Теперь настал час опасности. Если мы только не закончим торг раньше… По берегу не спеша шла группа смутно знакомых людей.

Рыжий Марк проследил за моим взглядом.

— Похоже, мы влипли, — пробормотал он.

— Один из них — Вальтер, — добавил я.

— Что же делать?

Гигант-сакс явно испугался. Хоть он и был смельчаком, перспектива вновь оказаться в цепях его ужасала.

— Да их всего-то пятеро или шестеро, — спокойно сказал я. — Мы их схватим.

— Ну, а эти? — он указал большим пальцем на покупателей.

— Они будут торговаться вовсю, и мы дадим им немного сбить цену.

Селим поймал мой знак.

— Уведи их вниз, — прошептал я. — Покажи шелк, открой бочонок корицы… Короче, займи чем-нибудь.

Бывшие рабы снова сели по местам, за исключением отборной команды из двенадцати человек, укрывшихся за бортом и готовых к действию. Еще четверо стояли с луками наготове — на случай, если кто-нибудь попытается бежать.

Мы слышали, как плескались весла, как стукнулась лодка о борт. У меня по лицу и по шее струился пот. Я облизал губы, чтобы смочить их, но язык пересох. Попытка сглотнуть потребовала больших усилий. Я подошел к борту, чтобы прибывшие могли увидеть меня.

— Где финнведенец? — властно спросил Вальтер.

— Спит. Они нашли твой запас вина.

Это известие должно было рассердить его, а рассерженный человек теряет осторожность.

— Болваны! Я им покажу…

Он схватился за спущенную веревку и вскарабкался на борт, как кошка; остальные последовали за ним. Однако, перекинув ногу через планширь, он что-то заметил — и замер:

— Что такое? — по его лицу скользнула тень тревоги. — Что…

Он слишком поздно заметил опасность, когда я бросился, чтобы схватить его. Мгновение не знал, бежать или сражаться. И, к его чести, стал вытаскивать меч.

Он мог быть трусом и, несомненно, был негодяем, но, загнанный в угол, оказался сильным и опасным противником. Он бросился на меня, и я отступил, пытаясь удержать его на расстоянии.

Лязгнуло оружие, послышался сдавленный крик, потом мой клинок ткнул его в руку, пустив кровь. Вальтер резко отпрянул, но прежде чем снова пошел на меня, рука Рыжего Марка обвилась вокруг его шеи и дернула назад; он потерял равновесие и рухнул.

Бой быстро кончился, и пленники были связаны с проворством и искусностью, присущими морякам; всех взяли живыми, кроме одного. Ничего, это будет не первый труп, всплывший в кадисской гавани…

Привлеченный шумом, на палубе появился Бен-Салом. Его глаза обшарили все кругом, но не нашли ничего необычного.

— Какая-нибудь неприятности?

— Несколько рабов взбунтовались.

Вальтер пытался что-то крикнуть, но Рыжий Марк ткнул его в живот.

— Ты ничего не говорил о рабах, — возразил Бен-Салом.

— Рабы идут с кораблем. Однако следует присматривать вот за этим, — я указал на Вальтера. — Хитрый негодяй и большой лжец, но если время от времени напоминать ему вкус плети, он будет работать как следует.

Бен-Салом взглянул на меня:

— Ты молод, — заметил он, — а говоришь как человек, привыкший повелевать.

— Этот корабль — мое наследство, — заметил я.

Все молчали. Несомненно, что-то здесь выглядело неладно.

— Я, может быть, поторопился сказать насчет рабов, но я был уверен, что именно таково намерение моего дяди.

Бен-Салом подергал себя за бороду:

— Мы боимся неприятностей! Здесь все как-то не так…

— Вам решать. Галера — ваша за условленную цену, и эти сильные рабы вместе с ней.

— Надо подумать. Это для нас неожиданность.

Отвернувшись от него, я сказал Рыжему Марку:

— Подтяни их лодку к борту. Эти люди уезжают. А мы сможем с попутным ветром уйти на Малагу.

— Подожди! — закричал Шир Али. — Я уверен, что Аллах дарует мудрость моим друзьям. Они пожелают купить.

Бен-Салом стал покачивать головой, и я распорядился:

— В лодку! Мы отплываем на Малагу. В конце концов, это мой дядя захотел продать корабль именно в Кадисе.

— Ну, ну, — запротестовал Бен-Салом, — твое предложение воистину хорошо, но мы просто…

— Наличными, — сказал я, — в течение часа. Больше разговоров не будет.

— Ладно, — неохотно согласился Бен-Салом. — Мы покупаем.

— Ты останешься на борту, — сказал я, — пока другие не вернутся с деньгами.

Через час и десять минут, когда спустилась ночь, я стоял на улице Кадиса, и у меня было больше денег, чем я видел за всю свою жизнь.

Под конец я мог бы даже пожалеть Вальтера, но вспомнил женщину, уплывшую к берегу.

Рыжий Марк ушел. Я протянул руку Селиму.

— Иди с Аллахом, — сказал я.

Он помедлил:

— Но… а если мы пойдем вместе? Ты освободил меня. Я буду служить тебе, и только тебе.

— Тогда отправляйся в Малагу и расспроси осторожно о деве Азизе и графе Редуане. Узнай, в безопасности ли она. Служи ей, если сможешь, и трать свои деньги с умом…

Мы разошлись, и я зашагал по узкой улице, заметив, как при моем приближении какой-то оборванный нищий поспешно скрылся в переулке.

Прежде всего нужно разузнать об отце, а если здесь о нем ничего не известно, то я отправлюсь в Кордову, где должны быть записи обо всем, что происходит в Средиземноморье. Халиф — человек бдительный.

Слишком много времени уже прошло, однако мы должны вместе — отец и я — возвратиться в нашу Арморику и отомстить барону де Турнеминю.

А до тех пор пусть он носит шрам, который я оставил у него на щеке — напоминанием о том, что последует дальше.








Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх