Двойная революция В начале века в России явно сложилась революц...

Двойная революция

В начале века в России явно сложилась революционная ситуация. Но все марксисты соглашались в том, что революция, стоящая на повестке дня в России, вначале будет буржуазно-демократической.

Сама потребность выживания диктовала царскому самодержавию необходимость допущения и даже поощрения определенного развития капитализма в недрах государственного феодализма. В сельском хозяйстве общинные формы «мира» были подорваны отменой крепостного права и развитием товарного производства, и, как показал Ленин в 1894 г., введение частной собственности, меркантилизм и классовое расслоение крестьянства стали отныне необратимыми. Однако это развитие оставалось фрагментарным, будучи стесненным путами феодального права, старыми формами собственности и ответственности, в силу паразитизма земельных собственников и т.д. Русскому крестьянству нужно было смести все эти препятствия, твердо охраняемые самодержавием.

В промышленности само царское государство поощряло определенное развитие для обеспечения хотя бы минимального производства вооружений. Однако внедрение промышленности ограничивалось несколькими крупными центрами. Буржуазия получала определенную выгоду от угнетения рабочих феодальным государством, но в свою очередь страдала от недостатка свободы действий, недостатка автономии и отсутствия контроля над властью и администрацией.

Одним словом, развитие капитализма уже подорвало и разложило старые формы производства и социальные структуры, однако развитие новых было блокировано царизмом. В результате возникла такая ситуация перманентного социального и политического кризиса, что все классы жаждали перемен: «Сегодня даже великие князья становятся революционерами», - скажет Ленин в 1905 году.

Однако если разные классы были революционными, то были они таковыми в разной степени и преследовали при этом различные цели. Дело в том, что в данной обстановке буржуазной революции пролетариат имел такой вес и такую степень самостоятельности, какую он не имел ни в Англии XVII века, ни во Франции XVIII-го, ни даже в Германии в 1848 г. Следовательно, не удивительно, что русская буржуазия показала себя еще более трусливой и нерешительной, чем немецкая. Она, конечно, хотела избавиться от царизма, феодальных собственников, паразитической бюрократии и т.д. и располагать властью. Но она боялась, что не сможет удержать под своим контролем крестьянство, а тем более пролетариат: она отступала перед опасностью революции, которая вовлечет в борьбу народные массы, она мечтала о постепенном «реформировании» феодального государства в буржуазном направлении. Только поражение царизма в войне приведет ее к революции и она постарается удержать ее под своим контролем для того, чтобы установить буржуазную республику.

Трусливость буржуазии, ее отказ от выполнения собственных революционных задач сделали ее неспособной удержать под своим руководством радикальные мелкобуржуазные, прежде всего крестьянские, массы, которые стремились освободиться от ига помещиков и царской бюрократии, которые хотели земли и свободы и которые действительно были революционными, но вопреки иллюзиям их политических руководителей, они были таковыми только по отношению к докапиталистическим структурам и отношениям.

В этой ситуации русская социал-демократическая партия раскололась на три течения. Поскольку Россия еще не созрела для социализма, а революция, стоявшая в повестке дня, еще должна была выполнить задачи революции буржуазной, меньшевики отсюда делали вывод, что руководить революцией должна буржуазия, что пролетариат обязан эту революционную борьбу буржуазии поддержать, помочь ей свергнуть царизм, привести ее к власти... а затем перейти в оппозицию. До этого они отвергали всякую самостоятельную политическую(!) деятельность пролетариата под предлогом, что она может расколоть «единство» революционеров и толкнуть буржуазию на сторону царя.

Троцкий был прав, противопоставляя их доводам слабость, трусливость и, в конечном итоге, бессилие русской буржуазии и выступая за руководящую роль пролетариата даже в буржуазно-демократической революции. Отметим, в тоже время, что он был неправ, когда делал отсюда вывод, что отныне буржуазия была совершенно неспособной возглавить любую буржуазную революцию. К тому же подавление и ликвидация самостоятельного классового движения пролетариата со времен пятидесятилетней давности повсюду отстранили его от руководства демократическими революциями, что не помешало буржуазии или ее предшественникам возглавить эти революции повсюду, даже несмотря на свою слабость и непоследовательность. Доводя позицию Троцкого до абсурда, некоторые из его последователей доходят до того, что вообще отрицают существование национально-демократических революций в 20-м веке или произвольно приписывают им пролетарский характер. Трудно сказать, какая из этих двух глупостей имеет более пагубные последствия!

Вторая ошибка Троцкого заключалась в его толковании «перманентности» революции. Если даже было верным признание за пролетариатом руководящей роли в буржуазной революции, то неверно было делать из этого вывод, что это руководство позволит ему непосредственно перейти к социализму. Фактически Троцкий в 1905 году совершил ту же ошибку, что и меньшевики, когда он поставил вопрос о русской революции в национальных терминах. Россия не созрела для социализма, говорили одни, следовательно, пролетариат должен уступить руководство революцией и власть буржуазии. Русская буржуазия не способна совершить свою собственную революцию, отвечали другие (т.е. Троцкий и его сторонники), следовательно, осуществить ее должен пролетариат, и когда он будет у власти, он не «самоограничится» буржуазными мерами, но перейдет к социализму.

Большевики, напротив, рассматривали участие пролетариата в русской революции как часть его международной борьбы, также как Маркс и Энгельс это делали в Германии 1848 года. Именно в этом смысле, а не в смысле непосредственного перехода к социализму, говорили они о «перманентности» революции: «Нашим долгом и в наших интересах было бы придать революции непрерывный характер до того момента, когда пролетариат захватит власть в ведущих странах во всемирном масштабе», - писал Маркс в своем «Обращении» 1850 года.[1]

В Германии в этот период, как и в России в 1917 году, революции еще предстояло устранить докапиталистические отношения и она не могла сразу перейти к социализму. Главной целью было усиление борьбы пролетариата и его победа в более передовых странах. Так же, как Маркс и Энгельс, Ленин настаивал на различии между целями «ближайшими и локальными» и целями «общими и интернациональными». В то же время он напоминает, что: «социальным содержанием (заметьте: социальным содержанием) будущей революции в России может быть лишь революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства». Он решительно утверждает: «Задача пролетариата России - довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе» (ПСС, т.27, стр.49).

Мы можем процитировать здесь лишь некоторые из многочисленных высказываний (их десятки), в которых Ленин настаивает на «скромном» и несоциалистическом характере ближайших целей в России. На VII-ой партийной конференции в Петрограде в мае 1917 г. он заявляет: «Мы не можем стоять за то, чтобы социализм «вводить» - это было бы величайшей нелепостью. Мы должны социализм проповедовать» (заметьте: проповедовать). Вот от чего встанут дыбом волосы на головах у всех сторонников немедленного введения социализма: руководитель пролетариата ратует за взятие власти, но не за введение социализма! Но тогда, спрашивают они, зачем же брать власть? Ленин отвечает: «Советы Р. и С.Д. должны взять власть не для создания обычной буржуазной республики или непосредственного перехода к социализму. Этого быть не может. Для чего же? Они должны взять власть для того, чтобы сделать первые конкретные шаги к этому переходу, которые можно и должно делать.» (ПСС, т.31, стр.356-357). Впрочем, эти шаги являются не национальной, но интернациональной задачей, как это подчеркивает Ленин в своем «Прощальном письме швейцарским рабочим» (1917):

«Русский пролетариат не может одними своими силами победоносно завершить социалистической революции. Но он может придать русской революции такой размах, который создаст наилучшие условия для нее, который в известном смысле начнет ее. Он может облегчить обстановку для вступлления в решительные битвы своего главного, самого верного, самого надежного сотрудника, европейского и американского социалистического пролетариата.»

((ПСС, т.31, стр.93; выделено Лениным))

В течение многих лет до, во время и после революции большевики повторяли, таким образом, что невозможно перейти к социализму в одной России. Но тогда, спрашивают в один голос меньшевики, анархисты, сталинисты и т.д., если невозможно было осуществить социализм в России, нужно ли было брать власть? И почему октябрьская революция получила название «социалистическая»? Наш ответ прост: социалистический характер Октября следует искать не в экономической и социальной, а в политической сфере. В общем, и не только в России, различие между этими двумя уровнями достаточно важно, чтобы на нем стоило остановиться подробнее.


Примечания:

Примечания: 1

[1] В русском издании предложение, из которого взята цитата, звучит так:

«В то время как демократические мелкие буржуа хотят возможно быстрее закончить революцию, в лучшем случае с проведением вышеуказанных требований, наши интересы и наши задачи заключаются в том, чтобы сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти, пока ассоциация пролетариев не только в одной стране, но и во всех господствующих странах мира не разовьется настолько, что конкуренция между пролетариями в этих странах прекратится и что, по крайней мере, решающие производительные силы будут сконцентрированы в руках пролетариев.»

((К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.7, стр.261))
">






Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх