• Нацисты берут реванш
  • «Все дороги ведут в Рим»
  • Ужин на белой вилле
  • Молчание — серебро, смерть — золото
  • История одного побега

    В 1939 г. чиновник штутгартского гестапо Герберт Каплер по поручению Гиммлера был послан в Рим. Ему предстояло поддерживать связь между германским посольством и итальянской полицией и решить вопрос с правительством Муссолини о строительстве в Италии гитлеровских концлагерей.

    После капитуляции Италии в сентябре 1943 г. гитлеровские войска оккупировали значительную часть территории страны. Нацистам остро потребовались фанатически преданные служаки, чтобы поддержать свой фашистский режим и сломить сопротивление итальянского народа. Каплер был одним из них. Его рвение во время допросов и пыток заключенных «произвело впечатление» даже на шефа СД Райнхарда Гейдриха. За «успехи» по службе Каплеру присвоили звание оберштурмбаннфюрера СС, назначив начальником полиции в Риме и Средней Италии.

    Уже в октябре 1943 г. по его приказу было арестовано в Риме, ограблено и отправлено в Освенцим около тысячи человек. 80 килограммов золота — такова добыча истязателя после той карательной операции.

    Свирепость оккупантов и жестокие расправы не сломили итальянский народ, его сопротивление продолжалось. 24 марта 1944 г. патриоты подложили бомбу в мусорный ящик на одной из улиц Рима. Взрывом были убиты 32 эсэсовца из охранного батальона.

    Против населения Италии начался террор. Из ставки Гитлера последовал приказ расстрелять по десять заложников за каждого убитого 24 марта фашиста. Каплер охотно сам возглавил экзекуцию. В пещерах неподалеку от Рима были зверски убиты 325 итальянцев.

    После войны одна из газет, основываясь на свидетельских показаниях, писала: «Экзекуция превратилась в жуткую оргию убийств. Жертвам приказано было на коленях карабкаться на гору трупов и там дожидаться пули. Пирамида из мертвецов росла. Эсэсовцы стреляли беспрерывно, у многих жертв автоматными очередями были срезаны головы».

    В тот же день Каплер лично приказал расстрелять еще десять заложников в «отместку» за смерть еще одного фашиста.

    Останки расстрелянных смогли извлечь из пещер для погребения только после войны. Насчитали 335 человеческих черепов, следовательно, пять человек расстреляли тогда сверх приказа. «Действительно, была допущена ошибка [!], но раз уж они там оказались…» — цитировал боннский посол в Риме эсэсовца, участвовавшего в этом страшном злодеянии.

    После неоднократного пересмотра дела Каплера итальянский суд не стал обвинять его в убийстве 320 ни в чем не повинных людей и в убийстве «по ошибке» пятерых итальянцев, считая, что Каплер «действовал лишь по приказу». К пожизненному тюремному заключению Каплер был приговорен только за самовольное распоряжение о расстреле десяти человек.

    Отбывать наказание Каплер начал с 1948 г. в тюрьме крепости Гаэта близ Рима. Позднее туда поместили и нациста Вальтера Редера, приговоренного тоже к пожизненному заключению за злодейское уничтожение в итальянской деревне Марзаботто 1830 человек.

    В 1976 г. Каплера перевели в римский госпиталь в связи с «ухудшением здоровья». В ночь с 14 на 15 августа 1977 г. нацист исчез. По слухам, его жена Аннелизе пронесла в госпиталь альпийское снаряжение, с помощью которого Каплер спустился из окна палаты во двор, где его ждала машина, и удрал.

    Несколько недель спустя Аннелизе Каплер подробно расписала журналистам историю побега мужа. Наиболее выгодно продать эту сенсацию прессе научил бургомистр ее родного города Золтау в Люнебургской пустоши. С его помощью она заключила договор с агентством Action Press, которое стало правообладателем рукописи и перепродало ее «Бунте иллюстрирте» по более высокой цене. 8 сентября 1977 г. фрау Каплер, получив гонорар в 200 тысяч марок, поведала читателям первую серию душещипательной истории.

    На публикацию россказней фрау Каплер мы обратили пристальное внимание только тогда, когда к нам в руки попала их фотокопия на тринадцати страницах из архива «Штерн». Его сотрудники расклеили статьи из «Бунте иллюстрирте» и на первом листе поставили дату — 1 сентября 1977 г.

    Это была первая ошибка, о которую мы споткнулись. Ведь впервые эта история появилась на страницах «Бунте иллюстрирте» лишь 8 сентября 1977 г. Что-то явно было не так. Обратили внимание мы еще и на то, что текст на фотокопии местами очень отличался от текста, который запомнился нам по «Бунте». Но, возможно, мы ошибались? Еще раз притащили из подвала подшивку «Бунте иллюстрирте» и сравнили оригинал с копией.

    Нет, мы не ошиблись. Перед нами лежали два варианта, различные не только по типографскому оформлению. Они отличались по содержанию! В варианте из журнала «Штерн» имелись многие детали, которых в газете от 8 сентября уже не было, хотя он почему-то выдавался за копию материала, напечатанного в «Бунте».

    После телефонных разговоров с агентством Action Press и «Бунте» мы установили, что до появления в «Бунте» никакой другой газете текст не передавался. Каким образом в архиве «Штерн» оказался первый вариант текста за неделю до появления его в печати, предстояло выяснить.

    Чтобы поточнее сравнить обе версии, мы выписали из фотокопии (назовем ее вариантом номер один) ту часть текста (пять машинописных страниц!), которая потом не была опубликована. Ее содержание привело нас к выводу, что первоначальное описание состояния здоровья Каплера («смертельно больной человек!») исключало возможность его бегства тем способом, о котором рассказала впоследствии его жена.

    О самочувствии нациста до его бегства из госпитальной палаты через окно фрау Каплер скорбно вспоминала: «Никогда не забуду его изможденного лица, отмеченного печатью смерти. За те три дня, что я его не видела, он, вероятно, пережил тяжелый кризис. Пятнадцать лет я знакома с Каплером, но никогда еще не видела его таким. Он едва мог выговорить мое имя… Я с тревогой стояла у постели мужа, во сне он беспокойно ворочался. На его бледном лбу выступили капли пота… Он дрожал всем телом… …Когда Герберт хотел просунуть ногу в петлю каната, в которую мы предусмотрительно положили кусок пенопласта, он потерял равновесие. Я подхватила его. Он тяжело дышал, лицо исказила гримаса боли…»

    Многие подобные стенания потом были изъяты, и понятно почему. Никто не поверил бы в рассказ о побеге Каплера в такой интерпретации фрау Каплер, которая изображала его слабым и даже смертельно больным. Прессе необходимо было иначе подать всю историю, сделав ее правдоподобной.

    Изъяли и описание некоторых странных «случайностей», способствовавших удачному побегу, например: «Мне показалось это знамением неба. Уличный фонарь, висевший напротив окна палаты, из которой муж должен был спуститься вниз по канату, в эту решающую ночь был выключен».

    Все это было настолько грубо и неуклюже состряпано, что в глазах общественности выглядело бы жалко. Вот тогда-то мы и заинтересовались обстоятельствами бегства Каплера, и нам захотелось в них разобраться.

    Действительно ли Каплер был так тяжело болен, как это утверждали? 1 февраля 1969 г. заключенного в тюрьме Гаэта посетил бывший офицер СС Юрген Марло, учредивший «комитет помощи освобождению Герберта Каплера». Чтобы визит не привлек внимания общественности, Каплер должен был заверить администрацию тюрьмы, что сохранит его в тайне. Через два дня Марло написал своим друзьям из комитета:

    «Хотел бы отметить особо, что Герберт Каплер произвел на меня впечатление отнюдь не сломленного человека. Состояние его здоровья хорошее, что тоже радует. Оп сообщил, что вполне прилично чувствует себя и Редер, повидать которого мне не удалось. Хотел бы подчеркнуть важность нашей работы для этих двух офицеров, томящихся в заключении в Италии. Поэтому еще раз убедительно прошу вас о сотрудничестве и поддержке».

    Поддержка не заставила себя долго ждать. В том же году союзы бывших эсэсовцев и военнослужащих вермахта обратились к правительству ФРГ с просьбой направить правительству Италии ходатайство о помиловании нацистов. Оно было послано через три месяца, но отклонено итальянским правительством.

    В 1972 г. Каплер женился в тюрьме на медсестре, а впоследствии враче-практике Аннелизе Венгер. Потом она повсюду рассказывала, что о Каплере якобы впервые услышала лишь в начале 60-х годов от одной из своих пациенток. Глубоко тронутая «печальной участью Каплера», она завязала с ним переписку, часто посещала его и затем вышла за него замуж.

    Странным в этой истории выглядело то обстоятельство, что отец ее был знаком с Каплером еще при нацистском режиме. Отец был тогда ортсгруппенляйтером национал-социалистской партии и служил в Золтау, как и Каплер, в 13-м полку СС-штандарте. Следовательно, вопреки ее словам, Каплер не мог быть совершенно ей незнаком.

    В декабре 1975 г. министр иностранных дел ФРГ Геншер в устной и письменной форме ходатайствовал перед итальянским правительством об освобождении Каплера. Одновременно стали появляться сообщения о «болезни» Каплера. Ранним утром 11 февраля 1976 г. с санкции итальянского премьер-министра Каплера под усиленной охраной перевели из тюрьмы Гаэта в римский госпиталь Челио. Разумеется, это не было помилованием.

    Однако «Голос Ла-Платы», прокомментировав это событие, заметил, что перевод Каплера в госпиталь был «своеобразной формой удовлетворения ходатайства об освобождении». Цитату из речи итальянского министра обороны газета дополнила в скобках репликой по поводу болезни Каплера: «Если [против ожидания] состояние его здоровья улучшится, то он должен будет вернуться в тюрьму Гаэта». Тем самым создавалось впечатление, что Каплер тяжело болен и возвращение его в тюрьму исключено.

    Врачи госпиталя вначале определили состояние Каплера как «общая физическая слабость, обусловленная возрастом». 15 дней спустя они высказали предположение, что это, возможно, рак, ничего не сказав о стадии «заболевания». Газеты драматизировали ситуацию: «Врачи ожидают наступления смерти в ближайшем будущем».

    Лишь семь месяцев спустя, в сентябре 1976 г., был якобы «точно установлен» диагноз — рак кишечника («рак, прогрессирующая стадия, больному жить не более нескольких месяцев»).

    Однако после побега Каплера из госпиталя в середине 1977 г. чиновники следственных органов обнаружили в его личном деле нечто весьма интересное — историю болезни Джакомо Алессандро, 69 лет, итальянского подданного, диагноз: «рак, прогрессирующая стадия, больному жить не более нескольких месяцев». Какой пассаж! Диагноз относился явно не к Каплеру, а к другому лицу.

    С сентября 1976 г., несмотря на «смертельную болезнь» Каплера и на то, что диагноз опубликовала печать, итальянские врачи не опекали нациста. Заботу о «больном» они целиком перепоручили его жене, по ее же просьбе. Как врач-практик, мотивировала свои действия фрау Каплер, она доверяет только собственным методам лечения природными средствами и отклоняет любую помощь других врачей. Сам Каплер сразу же отказался от операции. «Либо меня помилуют, либо я умру в неволе», — заявил он журналистам.

    Отвергая помощь других врачей, фрау Каплер явно была себе на уме. В мае 1976 г., через три месяца после перевода ее мужа в госпиталь, нацистская газета «Голос Ла-Платы» писала: «Супруга Каплера убеждена, что ее мужа можно спасти, если его прооперируют западногерманские врачи в западногерманской больнице… Каплер не должен умереть на чужбине!»

    Диагноз врачей, в котором утверждалось, что «у заключенного обнаружены симптомы тяжелого заболевания», побудил осенью 1976 г. верховный военный трибунал Италии вернуться к рассмотрению дела Каплера.

    Чтобы дать рассмотрению дела надлежащее направление и сыграть на чувствах общественности, фрау Каплер заявила журналистам, что ее мужу осталось жить всего несколько дней. Этот маневр был не нов. Еще несколько лет назад итальянский адвокат Каплера Франко Куттика, которому боннское посольство в Риме поручило «проталкивать» вопрос и ходатайство об освобождении Каплера, в качестве главного довода выдвинул версию о тяжелой болезни его сердца.

    11 ноября 1976 г. трибунал вынес решение об «условном освобождении» Каплера. По всей Италии прокатились массовые протесты. И хотя решение трибунала не было категоричным и недвусмысленным освобождением от наказания, практически Каплер мог свободно уехать в ФРГ.

    Через неделю верховный прокурор Италии опротестовал решение трибунала. Итальянское правительство, за которым оставалось последнее слово, открыто заявило о своем несогласии с приговором. Адвокат Куттика еще раз пошел в наступление, заявив представителям печати, что его подзащитному осталось жить считанные дни. Газеты писали: «Каплеру скоро придет конец».

    15 декабря трибунал отменил свое решение. Вскоре читатели газет узнали, что у Каплера случился «сердечный приступ».

    И тогда вся игра началась заново. В конце января 1977 г. СДПГ, СвДП и ХДС/ХСС вновь апеллировали к итальянскому правительству…

    Эсэсовцы начали терять терпение. Каплер был уже достаточно стар и мог умереть просто от дряхлости. По их мнению, оставаясь в тюрьме, он оказался бы жертвой «нечеловеческой мести победителей». Но это было уж чересчур! Кроме всего прочего, нацистам важно было продемонстрировать наконец своим собратьям какие-то победы, доказать, что они не так уж беспомощны, не бахвалятся впустую, а еще обладают и властью, и влиянием.

    Нацисты берут реванш

    Во время пребывания Каплера в госпитале сложились исключительно благоприятные условия для организации его побега. На протяжении десятилетий этой цели были подчинены объединенные усилия союза бывших эсэсовцев и HIAG. В правлении HIAG имелся специальный «уполномоченный по делам тюрьмы Гаэта» — оберштурмбаннфюрер Дитрих Цимссен, бывший первый офицер генерального штаба СС-лейбштандарте «Адольф Гитлер». В годы гитлеровского режима едва ли кто другой был так осведомлен о подготовке эсэсовских групп за границей, как Цимссен. После 1945 г. он долго подпольно работал в тесном контакте с различными законспирированными организациями. В HIAG был связным с «комитетом помощи освобождению Герберта Каплера», в создании которого участвовал вместе с эсэсовцем Марло в 1955 г.

    Однажды Цимссен на страницах нацистской газетенки «Доброволец» весьма определенно высказался о том, что побег из Гаэты «технически невозможен».

    В отличие от крепостной тюрьмы госпиталь охранялся не слишком строго. Каплер был помещен в палату без решеток вопреки настояниям ответственного за его охрану капитана карабинеров.

    4 февраля 1977 г. сосед Каплера по тюрьме Вальтер Редер отмечал день своего рождения. Это был удобный повод для посещения его двумя высокопоставленными эсэсовцами и позволил им, не привлекая особого внимания охраны, заглянуть к Каплеру. Одним из визитеров был Дитрих Цимссен, вторым — оберштурмфюрер СС Рихард Шульце-Коссенс, сообщник Цимссена по делам за границей. Шульце-Коссенс — центральная фигура в осуществлении международных связей бывших эсэсовцев. В прошлом — первый эсэсовский офицер, прикомандированный в августе 1942 г. к главной штаб-квартире фюрера, так называемому «волчьему логову». Через него шли все приказы Гитлера войскам СС, непосредственные указания шефа СС Гиммлера. Он был последним адъютантом Гитлера и последним командиром юнкерской школы СС в Бад-Тёльце, к югу от Мюнхена, вместе с Цимссеном готовил эсэсовскую смену. Еще и теперь Шульце-Коссенс регулярно проводит в Бад-Тёльце конференции бывших учащихся той эсэсовской школы, на которых присутствуют сотни эсэсовцев.

    После войны Шульце-Коссенс был главным руководителем подпольного движения нацистов, одним из уполномоченных организации ODESSA. В HIAG и других подобных организациях он действовал в условиях максимальной секретности. Лишь в последние годы иногда выступал на собраниях, проводимых HIAG.

    Нам удалось выяснить, что в настоящее время организации «Паук» и ODESSA полностью влились в HIAG. По-видимому, в качестве самостоятельных организаций в них уже нет нужды. Их связи использует HIAG. Появились и некоторые дополнительные материалы о деятельности организации ODESSA.

    В 1971 г. американского судебного чиновника Антони де Вито пригласили принять участие в подготовке Дюссельдорфского судебного процесса по делу о преступлениях в Майданеке. В то время одна из обвиняемых, надзирательница СС Хермине Риан-Браунштайнер, проживала в США, так как вскоре после войны вышла замуж за американца. О ней де Вито должен был навести справки в различных учреждениях. Но везде в них ему стали чинить всевозможные препятствия. Из запертого канцелярского шкафа вдруг исчезли очень важные бумаги, секретная информация «таинственным образом» оказалась у защитников обвиняемой, свидетелей запугивали. На запросы и протесты в вышестоящие инстанции он не получал ответа — либо ему в них отказывали, либо его письменные заявления бесследно исчезали, не доходя до адресата. Все это не раз повторялось в различных вариантах при проведении дальнейших расследований.

    Тогда у де Вито зародилось подозрение, что в этой игре участвует какая-то наверняка могущественная организация, связи которой огромны и простираются вплоть до министерства юстиции и госдепартамента США. Иными словами, де Вито постоянно сталкивался с действиями организации ODESSA. О ее огромных связях в американском государственном аппарате можно судить уже по тому, что американское федеральное финансовое ведомство в одном из своих отчетов в мае 1978 г. упомянуло о денежных суммах, которые ЦРУ и ФБР выплачивали нацистским преступникам за шпионаж. В отчете содержалось также осторожное признание в преднамеренности создания препятствий во время ведения дознаний по делу фашистских преступников.

    Приезд в Италию Шульце-Коссенса и Цимссена еще более усилил наше подозрение в том, что Каплер был освобожден из госпиталя при содействии нацистских союзов.

    В первом варианте истории его побега мы обнаружили еще несколько «откровений», опущенных впоследствии при публикации в «Бунте»: «Итальянские и немецкие друзья часто мне предлагали: «Аннелизе, если тебе нужна наша помощь, чтобы вызволить Герберта из тюрьмы, мы для тебя всегда готовы…» «…Все, что было сказано и написано о помощи третьих лиц в освобождении моего мужа из госпиталя, — все это ложь от начала до конца».

    Почему Каплеру устроили побег именно ночью 14 августа 1977 г.? Внимательно просматривая нацистские газеты и брошюры, мы наткнулись на ежегодный календарь HIAG за 1977 г., из которого было ясно, что нацисты связывают эту дату с безоговорочной капитуляцией Италии, с мнимым «предательством» Италии, якобы помешавшим «конечной победе» Германии во второй мировой войне.

    В конце июля 1943 г. в Италии был свергнут фашистский режим Муссолини. Для Германии возникла угроза потерять своего союзника на юге Европы. В августе американские и английские войска уже высадились в Сицилии, В это время новое итальянское правительство начало тайные переговоры с союзниками о перемирии. Соглашение о капитуляции Италии было обнародовано 8 сентября англо-американским командованием. И тогда по приказу Гитлера германская армия оккупировала большую часть Италии.

    14 августа 1977 г. эсэсовцы избрали днем реванша.

    Для нас по-прежнему оставалось неясным, что именно происходило в дни до и после побега Каплера. Из отдельных фрагментов, которыми мы располагали, мы попытались создать какую-то относительно целостную картину.

    В понедельник 8 августа 1977 г. фрау Каплер возвратилась в Золтау из Рима после обычного в конце недели посещения в госпитале своего мужа. В пятницу она, по ее словам, снова вылетела на самолете из Ганновера в Рим. В тот же день, по сведениям полиции, итальянскую границу пересекла машина марки «опель», номер FDB-CT 66, зарегистрированная в Фридберге близ Аугсбурга на имя Экарда Вальтера. Из рассказа фрау Каплер выяснилось, что это была ее собственная машина, зарегистрированная на имя ее сына от первого брака. В ноябре 1976 г. она перерегистрировала машину в Фридберге, так как буквенная часть номерного знака — ЗОЛ (то есть Золтау) — в Италии слишком бросалась в глаза; ибо в то время муссировался вопрос об «условном освобождении» Каплера. Фрау Каплер утверждала, что она одолжила эту машину одной супружеской чете, с которой находилась в дружеских отношениях, пожелавшей провести конец недели в Италии. Они договорились, что супруги оставят машину на территории олимпийского комплекса в южной части Рима. После посещения госпиталя фрау Каплер собиралась забрать свой «опель», второй ключ от которого у нее имелся.

    По данным полиции, в первой половине дня 13 августа «опель» прибыл в Рим. В тот же день наряд полиции был срочно вызван к дому 61-летнего генерала карабинеров Антонио Анца. Он был ответствен за караульную службу в госпитале Челио. Его нашли дома мертвым. Пуля из пистолета калибра 7,42 миллиметра угодила в самое сердце. К тому времени полиция, очевидно, еще не могла установить, было это убийство или самоубийство.

    Установлено, что после смерти генерала Анца караульная служба в госпитале ухудшилась. Многие полицейские, охранявшие Каплера, оказались почему-то одновременно в отпуске. В госпитале уменьшилась численность караульных. У главного входа в госпиталь упразднили посты, хотя о намерении освободить Каплера было достаточно хорошо известно. Но донесения итальянской тайной полиции на сей счет спокойно подшивали к делу.

    Чем ближе мы в наших архивных розысках приближались к дню побега, тем больше заходили в тупик наши усилия раздобыть дополнительную информацию. Газетные полосы пестрели умозрительными рассуждениями, путаными версиями о предполагаемом ходе событий.

    Поэтому мы решили продолжить расследование на месте и самим направиться по маршруту, описанному фрау Каплер в «Бунте иллюстрирте».

    «Все дороги ведут в Рим»

    И вот наконец мы в Риме, куда, как известно, ведут все дороги. Но где остановиться? Как-то один из знакомых оставил нам свой адрес: «Будете в наших краях, заходите!» Но уже поздний час, а мы тщетно ищем на карте города указанную улицу. Вероятно, неправильно записали адрес. Остается гостиница. Через полчаса в номере отеля мы гасим свет.

    На следующий день работа закипела с восьми утра. За завтраком краткая беседа о плане поисков — и снова в машину. Через виа Национале и виа Мерулана наш путь ведет в юго-западную часть города, мимо госпиталя Челио, олимпийского комплекса на автостраду, к берегу.

    В вестибюле аэропорта Фьюмичино на берегу Средиземного моря (30 километров к западу от Рима) ищем фирму проката автомашин, где фрау Каплер взяла «фиат». Наугад обращаемся в представительство фирмы «Хертц». Двое служащих перебирают формуляры. Подходим к более пожилому. Непринужденно спрашиваем, не припоминает ли он пользовавшуюся услугами фирмы фрау Каплер? Да, припоминает. Мы с ходу напали на нужного человека. Именно он дал ей напрокат «фиат-132». Машинально подает нам соответствующие проспекты. Верно ли, хотим мы знать, что на другой день после побега Каплера машину с поврежденным мотором нашли у Триента. Да, верно, говорит служащий. Полиции пришлось долго повозиться, пока она доставила ее на место. Больше ему ничего не известно.

    Таким образом, один пункт в истории побега, рассказанный фрау Каплер на страницах «Бунте иллюстрирте», соответствует действительности. На красном «фиате-132», который она взяла напрокат здесь, в фирме, ранним вечером 14 августа фрау Каплер выехала из госпиталя Челио и направилась на юг Рима, чтобы отыскать свой «опель». И подумать только, какая счастливая случайность! — в багажнике «опеля» она нашла альпийское снаряжение. «Стихийно», «без всякого предварительного плана», утверждает она, родилась мысль об освобождении мужа.

    В тот же вечер она беспрепятственно вернулась на «фиате» во двор госпиталя и поставила машину под окном палаты Каплера. В половине двенадцатого «смертельно больной» Каплер спустился через окно с третьего этажа по канату.

    Рассказ фрау Каплер пестрит всякими небылицами. Будто бы во время спуска под самым окном остановились трое караульных. Один из них даже удивился, увидев открытым багажник «фиата», и прихлопнул его крышку. Двое других здесь же курили. Но никто из них, естественно, ничего не заподозрил и не заметил, что на высоте десяти метров над их головами в воздухе на канате болтался Каплер.

    Когда часовые удалились, фрау Каплер спустила мужа вниз, спрятала его в багажнике «фиата» и поспешила к олимпийскому комплексу. Там вместе с мужем пересела в собственную машину, а альпийское снаряжение, по ее словам, сложила в бумажный мешок и выбросила.

    Через день после того, как этот рассказ был напечатан в «Бунте», «Дойче националь-цайтунг» поместила фотографию фрау Каплер, сидящей «перед своим альпийским снаряжением».

    Чему же верить? Выбросила она после побега снаряжение или нет? Провела она операцию побега «стихийно», «без предварительного плана» или фотографию с «вещественным доказательством» сфабриковали заранее, с тем чтобы потом можно было предъявить ее читателю? Тогда, значит, кто-то по глупости забыл своевременно вычеркнуть из статьи в «Бунте» строки, где она утверждает, что снаряжение было выброшено в Риме.

    Далее фрау Каплер направилась на «опеле» в центр города к главному вокзалу якобы для того, чтобы достать перевязочный материал на случай появления у мужа желудочного кровотечения. И опять счастливый случай: она встретила там двух соотечественников, конечно же совершенно незнакомых. Те как раз жаловались железнодорожному чиновнику, что в их машине отказал мотор. Будто бы случайно услышав этот разговор, фрау Каплер предложила им использовать взятый ею напрокат «фиат», ведь «ей он больше не понадобится». Но машину она «оставила на стоянке олимпийского комплекса». Все вместе они едут на стоянку, откуда в 2 часа 10 минут ночи она с Каплером на «опеле» направляется кружным путем на север, к границе…

    К полудню мы снова в Риме. Второй след должен вывести нас на «итальянских друзей» Каплера, упомянутых в первом варианте истории его бегства, правда без указания имен. Некий Джино Раньо, как доверительно сообщил нам человек, хорошо осведомленный в делах итальянских нацистов, должен быть замешан в этой истории. Его имя называли нам в связи с деятельностью «Тайной помощи». Это ее агент в Италии.

    Виа Сан-Эуфемиа. Находим дом 19, где должен проживать Джино Раньо. Но на доме медная табличка административного управления римской провинции. Где же живет Раньо? Дежурный на домовом телефонном коммутаторе говорит, что не знает никакого Раньо, хотя работает в доме уже одиннадцать лет.

    Еще несколько лет назад на Раньо было возложено руководство двумя молодежными неофашистскими организациями — «Джоване Италиа» и «Ордине нуово». «Ордине» специализировалась на взрывах и убийствах по приговору тайного судилища. Раньо был генеральным секретарем фашистской организации «Друзья армии», эту же функцию выполняет он и теперь в профашистском «Обществе немецко-итальянской дружбы», связанном с итальянскими и португальскими спецслужбами.

    В качестве представителя «Тайной помощи» в Риме он, видимо, поддерживал постоянный контакт с Каплером, о котором эта организация особенно пеклась. Ее председатель Рудольф Ашенауэр с конца 40-х годов является адвокатом Каплера, а теперь и его жены. Министерство иностранных дел в Бонне поручило ему тогда наблюдение за юридической стороной дела Каплера в различных инстанциях. Кроме того, Ашенауэр поддерживал тесный контакт с «комитетом помощи освобождению Герберта Каплера», с Юргеном Марло. Это подтвердил как-то по телефону сам Марло. Как «Тайная помощь», так и «комитет помощи» потратили на дело Каплера уйму денег.

    Эрнст Майер признался в том, что «Тайная помощь» участвовала в финансировании поездок фрау Каплер в Рим. Земельный прокурор, к компетенции которого относится город Золтау, тоже упоминал об источниках финансирования. «Комитет помощи» имел на специальном текущем счете «Каплер» в Народном банке в Зигене сотни тысяч марок. Годовой доход самой Каплер составлял 100 тысяч марок. Тем не менее фрау Каплер не могла не пользоваться поддержкой «друзей», ибо подготовка побега — «стихийное» бегство Каплера — наверняка «требовало больших денег».

    Итальянскому журналисту из «Коррьере дел л а сера» удалось выудить из Марло интересное признание: «Мне помогали юристы, историки, писатели… Кроме того, я находил открытые двери и в высоких инстанциях — у политических деятелей, генералов… Понимание и поддержку я встретил у промышленников, в полиции, у спецслужб и в посольствах. Все в один голос твердили: «Каплер должен быть освобожден».

    Фрау Каплер — член СДПГ — получала деньги от депутата бундестага от СДПГ Адольфа Шоя. В комитете бундестага по освобождению Каплера были представители СДПГ (Шой), СвДП (Торстен Вольфграм), ХДС/ХСС (Бото, принц Сайн-Виттгенштайн). На причастность последнего к освобождению Каплера указывает немаловажное обстоятельство: он состоял в родстве с основательницей «Тайной помощи».

    Следующим источником, откуда фрау Каплер черпала денежные средства, был Красный Крест ФРГ. 24 тысячи марок предоставил он ей из фонда помощи военнопленным федерального министерства внутренних дел. В результате многих таких щедрых пожертвований Красный Крест впоследствии обанкротился. 1 сентября 1977 г. его руководство обратилось ко всем своим местным организациям с циркулярным письмом. В нем, в частности, предписывалось: на все запросы населения отвечать, что между поездками, финансируемыми Красным Крестом, и поездкой, в результате которой был совершен известный побег, не было и не могло быть никакой связи. Такое же разъяснение, указывалось в циркуляре, надлежит давать и представителям прессы, умалчивая, однако, что на сей счет они получили распоряжение свыше.

    И ранее позиция Красного Креста ФРГ в отношении нацистских преступников не вызывала одобрения. В середине 60-х годов служба розыска этого учреждения получила от министерства иностранных дел, точнее, от «центра по защите прав», имеющегося в МИДе, указание установить место пребывания в ФРГ 800 нацистских преступников. Руководитель центра д-р Гавлик выступал защитником эсэсовцев на Нюрнбергском процессе. Однако преступников разыскивали отнюдь не для того, чтобы предать их СУДУ, а, напротив, чтобы предупредить о невыезде в страны, где они были заочно судимы и осуждены. Нацистских преступников в ФРГ тайно посещали специальные курьеры службы розыска Красного Креста — организации «Служба предупреждения, Запад».

    Нельзя не упомянуть и о том, что возглавлявшая Германский Красный Крест Луиза фон Эртцен была дружна с учредительницей «Тайной помощи». За верную службу нацисты наградили фрау фон Эртцен золотым значком национал-социалистской партии. После войны она стала председателем «Союза домов материнства Красного Креста».

    Уполномоченный правительства Грюневальд заявил журналистам, что, намереваясь устроить побег, фрау Каплер «при всех обстоятельствах не могла рассчитывать на помощь Бонна и знала это». Может быть, она уже обращалась туда? В противоположность этому заявлению итальянский адвокат Каплера Куттика признал, что «ей не стоило труда добыть деньги, необходимые для поездок в Рим и ФРГ». Что же касается ходатайств об освобождении или помиловании Каплера, то для фрау Каплер в Бонне и Западном Берлине были широко раскрыты все двери.

    В Западном Берлине? Не имелся ли в виду контакт с западноберлинским ХДС? То, что союз был связан с римским представителем «Тайной помощи», стало ясно через год после побега Каплера. 13 августа 1978 г. Джино Раньо появился в Западном Берлине, где вместе с представителями ХДС и НДП возложил венок у берлинской стены.

    Мы продолжили поиски в Риме, на этот раз на виа По. В боннском посольстве рассчитывали встретиться с атташе по делам печати.

    — О чем идет речь? — недоверчиво спросил нас в вестибюле чиновник.

    — Мы хотели бы знать, действительно ли, как утверждала фрау Каплер, посольство выдало Герберту Каплеру заграничный паспорт.

    — К сожалению, — услышали ответ, — пресс-атташе сегодня отсутствует.

    — Когда нам прийти в следующий раз?

    — Кроме того, этот вопрос не в нашей компетенции. Вам следует обратиться в консульский отдел на виа Паизьелло. Позвоните туда в три часа господину Гизи.

    Звоним в 15.20 из телефонной будки. Трубку берет господин Гизи, сотрудник консульского отдела.

    — Был ли нами выдан паспорт господину Каплеру? Не знаю, без проверки ответить не могу. Позвоните, пожалуйста, в понедельник.

    — Но мы сегодня вечером покидаем Рим.

    — Тогда пришлите письменный запрос. Укажите, что именно вас интересует. Поймите, здесь, в Италии, делом Каплера все еще очень интересуется общественность.

    Как же все-таки обстояло дело с паспортом?

    В «Бунте иллюстрирте» фрау Каплер писала:

    «В конце прошлого [1976] года боннское посольство в Риме оформило для моего мужа заграничный паспорт. Ибо тогда предполагалось его освобождение из заключения, которое, однако, не было осуществлено из-за протеста прокуратуры. Но паспорт я взяла с собой и положила дома в Золтау. Теперь он бы нам скорее повредил, нежели помог: если бы муж его предъявил, его бы немедленно посадили под строгий арест».

    Но если паспорт действительно существовал, почему она не продемонстрировала его тем, кто расписал для «Бунте» всю историю побега? Эту часть ее рассказа сочли столь сомнительной, что нашли необходимым дополнить редакционным примечанием: «После многих заданных ей вопросов фрау Каплер настаивает на достоверности своего сообщения».


    В 20 часов начинается последний этап нашего путешествия по Италии. Мы повторяем маршрут Рим — Мюнхен, который так детально описала фрау Каплер в «Бунте иллюстрирте». Ее рассказ вызвал у нас серьезные вопросы.

    Вопрос первый. Можно ли на «опеле», максимальная скорость которого 180 километров, двигаться в течение полутора часов со средней скоростью 222 километра в час?

    Ответ. Невозможно.

    Вопрос второй. На путь из Болоньи в Модену длиной в 35 километров фрау Каплер затратила 1 час 15 минут, включая короткую остановку у бензоколонки. С какой скоростью она двигалась?

    Ответ. Если допустить, что у бензоколонки она задержалась только на 15 минут, то она двигалась со скоростью 35 километров в час, что исключено, так как она очень спешила. Если же на этом участке пути она ехала со скоростью хотя бы 100 километров, она должна была простоять у бензоколонки почти час, но это тоже исключено.

    Все наши расчеты подтверждали результаты других расследований: так, как расписала всю историю в «Бунте» фрау Каплер, в действительности происходить не могло.

    Примерно через три с половиной часа перед нами замигали красные и зеленые контрольные лампочки платежной кассы автострады в Модене, в 385 километрах к северу от Рима. Мы снизили скорость и остановились в единственном еще открытом в эту ночь боксе. Протягиваем скучающему в застекленной кабине служащему компьютерную карту, и вскоре на табло вспыхивают цифры той суммы, которую мы должны уплатить за пользование автострадой. Пока расплачиваемся со служащим, он вручает нам новую карту для следующего отрезка пути. Мы удивлены: на карте не проставлен номер нашей машины. «Нет, — говорит, — не нужно». — «Но ведь так делается всегда», — возражаем мы. Нет, номер нашего автомобиля его не интересует. Мы обязаны указать лишь литраж машины, ибо плата за пользование автострадой определяется только классом автомобиля. И, пожалуйста, проезжайте, другие машины уже ждут своей очереди!

    В дороге при свете карманного фонаря еще раз внимательно изучаем компьютерную карту. Действительно, на ней нет даже рубрики для номера машины. Следовательно, фрау Каплер опять солгала. Ведь в «Бунте» она утверждала, что в платежной кассе именно этого пункта автострады на карточке был отмечен номер ее машины. Так как на следующей станции она должна была сдать свою карту, то полиция, разыскивающая беглецов, обязательно обнаружила бы их и очень скоро установила бы, на какой именно машине был совершен побег. Более того, подозрение в пособничестве к побегу сразу пало бы на ее сына.

    Ни на одной станции, где взималась плата за проезд по автостраде, никто не проявил ни тени интереса к номеру нашего автомобиля. Друзья, проводившие отпуск в Италии, подтвердили потом то же самое. Почему же полиции могло прийти в голову наводить на этих станциях справки о номерах проследовавших машин?

    Разбираемся дальше. Фрау Каплер покинула госпиталь на взятом напрокат «фиате». Установить номер машины можно было бы сразу в этой фирме. Разве не «фиат» вызвал в первую очередь подозрения о том, что именно на нем был совершен побег? И затем, откуда полиция могла так быстро установить, кто является действительным владельцем «опеля»? Возможно, фрау Каплер изо всех сил старалась убедить в том, что побег был совершен именно на «опеле»? Не преследовали ли все ее заверения одну-единственную цель — заставить следствие пойти в ином направлении?

    Следов различного рода было достаточно. Но как к ним подступиться? Мы охотно побеседовали бы с Хельмутом Тюрком, начальником отдела уголовного права в министерстве иностранных дел, с которым фрау Каплер встречалась довольно часто. Из мюнхенского аэропорта она немедленно позвонила Тюрку и сообщила, где они находятся. Тюрк обещал ей информировать министра иностранных дел Геншера. Но посетить Тюрка мы, к сожалению, не могли. Он стал послом ФРГ в Бирме.

    Среди лиц, которым фрау Каплер сейчас же сообщила о их местопребывании, был также депутат Шой. Политический деятель, бывший в 1942–1945 гг. директором крупной фирмы в сфере военной промышленности, он заботился об освобождении Каплера начиная с 1961 г. В свое время признался, что перед самым побегом Каплера посетил Италию, Южный Тироль, где обсуждал с сенатором Миттердорфером из южнотирольской народной партии дело Каплера. МИД ФРГ и фрау Каплер убедительно просили его не сообщать полиции, где именно в ФРГ находится сбежавший Каплер. Но побеседовать с Шоем мы не могли: он умер в 1978 г.

    Генерал Энрико Мино. После побега Каплера он наказал четырех виновных высших офицеров, переведя их на другую службу. Теперь Мино ничего уже не мог сказать-. Спустя три месяца после бегства Каплера он сгорел в вертолете вместе с командиром карабинерской эскадрильи вертолетов, первоклассным пилотом.

    Два билета на самолет «Люфтганза» указывали на еще одно направление. Фрау Каплер сообщала: она пригласила в мюнхенский аэропорт друзей, которые должны были на свое имя купить два билета в Ганновер и вручить их чете Каплер. С этими билетами фрау Каплер и ее муж собирались лететь в Нижнюю Саксонию.

    Если так обстояло дело, фрау Каплер должна была зарегистрировать эти билеты в «Люфтганза». Пассажирский билет на самолет является официальным документом и может быть выписан только на фамилию пассажира, указанную в его паспорте. Следовательно, либо имеющийся у Каплера паспорт был выписан на чужое имя, а подлинной являлась только фотография, и тогда Каплер подлежал привлечению к ответственности за пользование подложными документами. Или же, вопреки утверждению фрау Каплер, билеты были выписаны на их настоящую фамилию. Но так как был объявлен розыск Каплера, нацист не мог уйти от внимания контрольных служб аэропорта. Какой же паспорт был у Каплера?

    Может быть, у фрау Каплер были основания рассчитывать на то, что на контрольных пунктах их свободно пропустят, даже зная, кто они такие?

    Лишь один человек мог ответить на вопрос, выдало ли боннское посольство в Риме Каплеру паспорт.

    Ужин на белой вилле

    Пятница 13 июня 1980 г. Скоро вечер. Мы в Золтау перед домом на Вильгельмштрассе, 24. Недалеко слева в доме номер 6 в 1977 г. обитала фрау Каплер, туда привезла она мужа. Тогда ночью двор за домом был ярко освещен прожекторами. Поодаль были заграждения из двойных рядов колючей проволоки. Не для того, чтобы предотвратить вторичный побег Каплера, а чтобы избавить его от нежелательных посетителей.

    На прием к врачу-практику слева через двор. Идем туда. В доме нас окликнула женщина лет пятидесяти и после долгих выяснений согласилась вызвать хозяйку. А вот и она.

    — Добрый день. Что вам угодно?

    Мы с подчеркнутым вниманием пожимаем ей руку и представляемся. В связи с объявленным освобождением Редера мы готовим специальную корреспонденцию. И было бы важно — дабы все представить в правильном свете — показать, как итальянские власти всячески противились тому, чтобы «ваш уважаемый супруг» был наконец помилован.

    В маленьком коридорчике, ведущем во врачебный кабинет, — одна нога на линолеуме, другая уже на ковре — мы всячески пытаемся любым способом выиграть время, как-то продлить беседу, чтобы не быть вынужденными сразу заговорить о паспорте. Ибо заграничный паспорт Герберта Каплера — цель нашего визита.

    Потом мы сидим в приемной. Это первая удача. Тем не менее еще сильно недоверие к нам, не ясно, вступать с нами в разговор или выпроводить. Через матовые стекла окон с железными решетками тусклый свет проникает в почти пустое помещение. Три пожилые женщины углубились в чтение иллюстрированных журналов. Они сидят за небольшим столиком, на котором стопка предназначенных для посетителей визитных карточек: «Врач-практик, лечение силами природы и магнетизмом. Аннелизе Каплер-Венгер, 3040 Золтау, Вильгельмштрассе, 24, телефон (05191) 3895. Прием по предварительной записи».

    Переговариваемся умышленно вполголоса, делая вид, будто восхищены искусством врача-практика, блистательно вправляющего вывихи. Мы должны сойти за обычных пациентов. В таком маленьком городке, как Золтау, не хотелось бы в качестве иногородних привлечь к себе внимание, вызвать подозрение, в частности у этих трех женщин. Кто знает, может быть, они наболтают ей что-нибудь о нас, если первыми окажутся в кабинете. Всякий раз, когда мы скучающим взором окидываем обстановку комнаты, обои, букеты рододендронов в вазах, замечаем, как над верхним краем раскрытых иллюстрированных журналов эти дамы быстро опускают взоры. Кожей чувствуем ощупывающие нас взгляды, но не показываем и вида, сидим молча, подчеркнуто «прилично».

    Из соседней комнаты через короткие промежутки времени доносится квакающий голос фрау Каплер, треск и свист, как из неисправного репродуктора. Слов не разобрать. Лишь по повелительному тону можно понять, что она говорит со своей помощницей о дефектах переговорного устройства. Из кабинета вышла одна из пациенток. Наступила тишина. На прием прошли еще несколько человек.

    Наконец через долгих два часа, когда в приемной осталось двое, фрау Каплер жестом пригласила нас к себе. Пропустив в кабинет, задернула портьеру.

    — Что же вас интересует?

    Обстоятельно, осторожно пытаемся перевести разговор об участии соответствующих органов власти в интересующем нас деле. Даем понять, что когда нам нужна была та или иная справка, нам крайне неохотно шли навстречу, пытались увильнуть от прямого ответа. Мы хотим произвести на фрау Каплер впечатление людей неопытных, наивных: в беседе с ними человек меньше контролирует свои слова.

    — О, могу себе представить, что с вами были не слишком разговорчивы. Когда я вела с властями переговоры об освобождении мужа, меня вообще обязали хранить молчание, — срывается у нее с языка. — Боннское посольство в Риме сделало все возможное, хотя в австрийском посольстве для майора Редера сделали больше.

    — Теперь мы хотели бы знать вот что. Корреспонденту «Бунте иллюстрирте» вы сказали, что, после того как в ноябре 1976 г. римский военный трибунал принял необходимые меры к условному освобождению вашего мужа, боннское посольство в Риме оформило ему заграничный паспорт ФРГ.

    — Мы десять дней сидели на упакованных чемоданах в ожидании окончательного решения, — ответила она. — В Италии кампания за освобождение мужа нашла широкую поддержку. Сам президент Леоне звонил в тюремный госпиталь, спрашивал о состоянии здоровья мужа. Но вы знаете, что тогда произошло. Две тысячи хорошо оплаченных крикунов — даже не жителей Рима, их собрали бог весть откуда — вышли на улицу в знак протеста против освобождения мужа. Все итальянские друзья уговаривали мужа воспользоваться уже вынесенным решением об условном освобождении и покинуть госпиталь Челио. Мы направились бы в Северную Италию. Но муж был настолько благороден, что не пожелал покинуть Челио, пока решение не вступит в законную силу. Но я с вами заболталась, меня еще ждут пациенты. Я попросила бы вас…

    Кажется, ее терпение иссякает, а главной темы мы даже не коснулись. Она уже поднимается со стула, когда мы решительно, без обиняков пускаем в ход заранее придуманное провокационное заявление.

    — Пожалуйста, еще одну минуту. Боннское посольство в Риме отрицает, что выдало вашему мужу заграничный паспорт.

    Внезапно фрау Каплер резко опускается на стул, на мгновение теряет дар речи, потом полностью теряет самообладание. Она возмущена до предела.

    — Как они могут отрицать! Ведь он еще у меня на руках! Я могу показать вам паспорт! Хотите на него взглянуть?

    Она нервничает, суетится, встает, выходит в коридор, снова возвращается и просит нас следовать за ней. Если раньше она явно держала нас на расстоянии, то теперь ее отношение к нам заметно изменилось.

    — Посидите, пожалуйста, в саду. Там у меня собачки, совсем еще щенки и очень забавные. Я отпущу пациентов. Потом покажу паспорт. Это важно и для меня.

    Она проводила нас в сад и подала два складных стула.

    Прошел час. Наконец нас позвали, и по белоснежной лестнице, через роскошные залы мы попадаем в комнату, из которой был слышен голос фрау Каплер. Расхваливаем красоту виллы.

    — Не поверите, — говорит хозяйка, — здесь все было разрушено.

    — Этот дом принадлежал Вашим родителям?

    — Нет, я его купила после смерти мужа.

    — Он наверняка должен стоить полтора или даже два миллиона!

    — Ну, столько он не стоил, но все-таки я потратила кучу денег, залезла в долги, выплачивать их буду всю жизнь. Пьете вино?

    Уже в ноябре 1977 г. по Золтау прошел слух, что она интересуется этой огромной виллой, в которой около двадцати комнат. Позднее на страницах «Бунте» она рассказала, что собирается поселиться здесь с мужем. Дом обойдется им в 500 тысяч марок. Если, как она сейчас утверждает, он был сильно разрушен, значит, она вложила в него огромные средства, ибо теперь вилла выглядела безукоризненно.

    Фрау Каплер пригласила нас в один из больших светло-голубых залов. В окнах — голубого тона витражи, поэтому проникающий свет кажется холодным. Общую атмосферу зала дополняют синева плюшевых обоев и темно-голубые шелковые чехлы на стульях. На потолке из резного дуба — массивная люстра. На столе и в серванте — дорогой фарфор.

    Ее помощница уже накрыла на стол. Два прибора слева, один справа, четвертый между ними. Но фрау Каплер это не устраивает. Фрау Хелмс, «почти сестра», всегда сидит слева от нее, сама она во главе стола. Теперь же приборы расставлены так, что один из нас должен занять место слева от фрау Хелмс, другой — справа от фрау Каплер. Но хозяйка должна видеть нас обоих одновременно, чтобы не пропустить ни одного нашего жеста. От «гостеприимства» веет недоверием. Убирает прибор слева, добавляет справа.

    Первые десять минут беседы за столом посвящены одной теме — проблеме рационального, максимально приближенного к природе питания. Фрау Каплер вдохновенно рассказывает о биодинамических свойствах ливерной колбасы и сыра, которые она всегда покупает у одного и того же крестьянина. «Лечение исключительно силами природы, природными факторами, никакой сомнительной негодной терапии», — оправдывается она.

    Наконец начинается разговор на главную тему. Нам не приходится задавать много вопросов, фрау Каплер говорит быстро и возбужденно. Родилась в 1925 году, сказала она, подчеркивая, что к концу войны ей было всего двадцать лет и потому лично она «ни в чем не виновата». Концентрационные лагеря? Нет, нет, об этом она не знала. Ее муж тоже ничего о концлагерях не знал. Она настоятельно расспрашивала его в тюрьме, он клялся, что о лагерях не имел ни малейшего представления. Преследование евреев? Да, это она переживала. В конце концов сама, рискуя жизнью, прятала их, спасая от смерти. Участвовала даже в кружках сопротивления. Она должна была работать в «Трудовой повинности» и «Союзе немецких девушек». «И все-таки не все тогда было плохо! Нас скрепляло нечто очень важное — единство! Время, проведенное в «Союзе немецких девушек», было прекрасным».

    С трудом глотаем кусочек предложенной «натуральной» колбасы, хотя наши желудки пусты уже более шести часов. Жуем ее как бы целую вечность. И дело не в качестве бутербродов. Ни на минуту не можем забыть, где мы находимся, кто сейчас перед нами, каковы обстоятельства, которые привели нас сюда, и что нам сейчас рассказывает фрау Каплер.

    Боннское посольство в Риме направило итальянскому правительству пять вербальных нот. «Вербальная нота — это предпоследняя стадия объявления войны, — любезно разъяснила нам фрау Каплер. — Но итальянцы хотели, чтобы муж и дальше томился в тюрьме. Поэтому я сделала то, что должна была сделать». В ее голосе звучит торжество. Послышался звонок во входную дверь. Фрау Каплер прислушалась. Не представляет, кто может прийти в столь поздний час. Фрау Хелмс пошла узнать, кто звонит.

    — В доме бывает много гостей, особенно в конце недели, — продолжала фрау Каплер. — Приезжают врачи, гипнотизеры, проводят семинары. Но сегодня не суббота.

    Беспокойство и любопытство заставляют фрау Каплер выйти.

    Быстро делаем несколько фотографических снимков — доказательство нашего пребывания здесь на случай, если фрау Каплер потом попытается это отрицать.

    Минут через пять фрау Каплер возвращается. В руке у нее то, что мы так ждали: заграничный паспорт и удостоверение личности подданного ФРГ. Она вновь садится во главе стола и протягивает нам паспорт. В нем черными чернилами печатными буквами написано имя владельца паспорта — Герберт Каплер — и прочие данные. На фотокарточке Каплер снят в профиль, без бороды, которую он носил до и после побега. Подпись владельца паспорта словно сделана детской рукой. Внизу печать боннского посольства в Риме и дата выдачи этого заграничного паспорта гражданину ФРГ.

    Мы нашли то, что искали. В «Бунте иллюстрирте» фрау Каплер назвала дату выдачи паспорта — «конец 1976 года». Правда, в ноябре 1976 г. возможность освобождения Каплера еще поддерживалась некоторыми итальянскими органами власти. Таким образом, в то время выдача паспорта не была чем-то необычным. Но если бы это было так! В действительности, согласно штемпелю, паспорт выдан 6 мая 1976 года, то есть почти три месяца спустя после перевода Каплера из крепости Гаэта, откуда побег был невозможен, в госпиталь в Челио. Но ведь — что интересно! — к этому времени об освобождении Каплера еще не было и речи! Ходатайств о помиловании было более чем достаточно. Но вопрос о паспорте возник почему-то именно в период «болезни» Каплера. Один-единственный шанс учуяли все: Каплер, его жена, друзья-эсэсовцы, а также органы власти ФРГ. Невзирая на распоряжение итальянского министра обороны Фарлани о том, что перерыв в отбытии наказания действителен только на время болезни Каплера, органы власти ФРГ были уверены, что в Гаэта Каплер не вернется, поэтому и решили выдать ему паспорт. На чем же основывалась их уверенность?

    Листаем паспорт. Прямоугольный штемпель городского самоуправления Золтау, прописка, запись: «Проживает в Золтау 21.9.77». Это стоит запомнить.

    В декабре 1977 г. в антифашистской «Тат» появилась статья, автор которой, корреспондент газеты, провел в Золтау много дней и в результате наблюдений и исследований установил:

    «Даже сам вопрос о том, прописан ли Каплер в Золтау, находится под запретом. Бургомистр Ротард заявил: «Я не знаю, прописан ли он у нас. Обратитесь к моему помощнику Феннеру». Но Феннер отсутствует. Его секретарь связал меня с руководителем отдела прописки господином Маттисом, который заявил мне: «Я действительно знаю, прописан ли он у нас, но сказать вам это не могу. Позвоните главному комиссару полиции Майеру. Все справки, касающиеся господина Каплера, только через полицию». Главный комиссар полиции Майер: «Я не знаю, прописан ли у нас Каплер». Обещал к вечеру навести справки. На мой второй звонок комиссар сообщил, что Каплер «постоянно прописан с 15 августа» у своей жены, то есть «со следующего после побега дня».

    Но и эта справка оказалась фальшивой. То, что Каплер с ведома властей почти неделю жил в ФРГ нелегально, должно было иметь серьезные основания. И таковые имелись! 21 сентября был тот день, когда федеральное правительство отклонило требование итальянского правительства о выдаче Каплера. Лишь тогда его присутствие в ФРГ было официально санкционировано. В течение шести дней федеральное правительство и органы власти, очевидно, не вполне были уверены, что теплый прием, оказанный ими Каплеру, не получит отрицательный политический резонанс па международной арене. Их опасения имели под собой почву, и это сразу проявилось в том, что планируемая заранее встреча глав правительств ФРГ и Италии была отменена итальянской стороной. По мнению федерального правительства, произошло нарушение лишь итальянского права!

    Что касается нашей беседы с фрау Каплер, то целью ее было выдать за истину сочиненную легенду. Однако, заботясь о том, чтобы рассеять сомнения в достоверности сказанного, она предоставила доказательства обратного: наличие заграничного паспорта Каплера показало всю несостоятельность выдуманной ею истории.

    После смерти мужа фрау Каплер не обязана была вернуть властям паспорт, поэтому, объясняет она, он до сих пор находится у нее.

    — Вы видите, паспорт существует. Но для вашей статьи о майоре Редере это совершенно неважно. Это важно только для меня. Теперь извините, ко мне пришли…

    Молчание — серебро, смерть — золото

    «От имени многих и многих военнослужащих вермахта великой Германии… я могу сказать: дорогой Герберт Каплер, ты действовал, выполняя приказ. То, что сделал ты, сделал бы и я, как германский офицер». Человек в кожаном пальто и темных очках сделал два шага вперед и выбросил вперед в гитлеровском приветствии руку в черной перчатке. Восхваляя чудовищные злодеяния Каплера, он процитировал бывшего студента-нациста Альберта Лео Шлагетера, причисленного нацистами к лику святых мучеников: «То, что ты делаешь, делай целиком и полностью!»

    Это эпизод похорон нациста Каплера, умершего 9 февраля 1978 г. На кладбище собралось около 700 человек. Среди них много членов неофашистских организаций, представители HIAG, насчитывающей ныне около 40 тысяч человек.

    Однако вернемся в 1977 г.

    Спустя несколько дней после официальной регистрации прибытия в Золтау Каплер отмечал свое семидесятилетие. Среди друзей находились и чиновники уголовной полиции, тщательно проверявшие личность каждого гостя. Еще через месяц фрау Каплер вместе с мужем была щедро представлена на страницах «Бунте иллюстрирте». На фотографиях читатели увидели ее за сбором лечебных трав. Под фотоснимками текст: «С его давлением можно дожить до ста лет! Первые два месяца на свободе пошли Герберту Каплеру на пользу».

    Однако, пока Каплер так быстро справился со своей мнимой болезнью, произошло нечто действительно неблагоприятно сказавшееся на его самочувствии. В государственную прокуратуру Люнебурга поступили материалы итальянского судебного процесса, и судебные чиновники занялись переводом их на немецкий язык. Старший земельный прокурор рассчитывал закончить эту работу к весне 1978 г. Предполагалось, что окружной врач осмотрит Каплера и решит, может ли он давать показания, и в случае положительного ответа по его делу начнется следствие.

    Но 9 февраля, спустя полгода после побега, было официально объявлено о смерти Каплера. Он умер будто бы от рака кишечника. Но фрау Каплер вновь оказалась чересчур болтливой с сотрудниками «Бунте». Муж ее умер не от рака, у пего иссякла жизненная энергия, рассказала она.

    Не прошло и месяца, как умер бывший офицер СС Цимссен. На его похоронах выступил федеральный представитель HIAG Хуберт Майер, о котором писали, что он вместе с Рихардом Шульце-Коссенсом из организации ODESSA был схвачен в Лондоне английской полицией и выслан.

    «Несокрушимый дух» эсэсовских союзов присущ заключенному итальянской тюрьмы фашистскому преступнику Вальтеру Редеру. Вариант, использованный в деле Каплера, кажется, может повториться. В 1972 г., в тот же день, что и Каплер, Редер женился в тюрьме на враче-немке. В ФРГ уже существовали к тому времени «союз помощи освобождению майора Редера» и другие аналогичные организации. Распространялись кому-то полезные слухи. В августе 1980 г. многие газеты утверждали: Редер на свободе! Через несколько дней они вынуждены были поместить опровержение.

    Трудно предсказать, сколько еще времени пробудет в итальянской крепостной тюрьме Гаэта Редер, осужденный к пожизненному заключению за убийство 1830 ни в чем не повинных людей. Во всяком случае эсэсовские союзы не бросят его на произвол судьбы. Относительно Ре дера член HIAG Рудольф фон Риббентроп, родственник бывшего министра иностранных дел в нацистском правительстве, заявил: «Наш человек в Гаэта знает, что такое товарищество…»








    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх