• Уйти из «Родины» к «Местным» было необходимо, чтобы реализовать концепцию малой родины (интервью Кремль.Орг 25 января 2006 года)
  • Государство должно восстановить доверительные отношения с молодежью (интервью Кремль.Орг 19 июня 2006 года)
  • Приложения

    Уйти из «Родины» к «Местным» было необходимо, чтобы реализовать концепцию малой родины

    (интервью Кремль.Орг 25 января 2006 года)

    Александр Казаков, один из лидеров Штаба защиты русских школ в Латвии, депортированный за эту деятельность в 2004 году, руководитель европейских программ Института современных диаспор, перешел из партии «Родина» в региональное экологическое движение «Местные», созданное в Подмосковье. В интервью «Кремль.Орг» он рассказывает о причинах этого поступка, о теории и практике работы в современных молодежных движениях, а также о концепции действий в молодежной сфере.

    – Александр, добрый день, скажите, вы правда ушли из молодежной «Родины»?

    – Да, это действительно так. Я известил руководство партии об этом в понедельник. Не скажу, что это решение быстрое и простое, но оно бы состоялось рано или поздно. Последний год моей работы в партийном формате с молодежной тематикой убедил меня на практике, хотя я раньше знал это в теории, что партии не могут и, наверное, не должны заниматься молодежной темой в государстве.

    – Любые существующие в России?

    – Почему только существующие в России? Я бы сказал, что это имеет отношение к любым партиям в любой стране. Если брать исходное значение слова «партия» как «часть», то в качестве части некоего целого, государства, партия может, во-первых, давать молодежи предложения как избирателю, актуальному или потенциальному, а во-вторых, готовить из молодежи свой партактив. То есть все старо как мир, но вот этого как раз и не умеют делать российские партии. Они не хотят новых кадров! И, собственно, это все: сделать предложение для всей российской молодежи (так же как и немецкие партии для немецкой молодежи) наши партии не могут.

    – Партия может сделать нормальное предложение молодежи, но для этого она должна быть единственной партией в стране.

    – Да, но мы эту ситуацию, слава богу, не рассматриваем.

    – Вы ушли в прокремлевское движение, скажите, на ваше решение повлияли действия Администрации Президента, были ли предложения с ее стороны?

    – Я бы сказал так: действия Администрации Президента на мое решение повлияли. Но это были системные действия. За комментариями некоторых, может быть, не совсем внятных для меня действий я обращался к тем людям, которые сейчас работают в Администрации и которых я знаю по 10, 15 и больше лет. И в этом смысле действия Администрации на меня повлияли. Но я иду на работу не в Администрацию Президента!

    – Но «Местных» курирует Администрация. Кстати, почему вы ушли к «Местным», а не к «Нашим»?

    – Честно говоря, работа с «Местными» заводит меня гораздо больше, чем работа с теми же «Нашими». Для меня более внятна позиция политических экологов Подмосковья, чем программы «Наших». А что касается «Местных», подмосковной молодежи, то в своей работе я сталкивался с этой молодежью живьем, знаю ее в лицо, что называется. Молодежь, живущая за МКАДом, по-другому относится к СВОЕЙ земле, с гораздо большим пиететом, чем взрослые. Это особенно важно для Подмосковья, потому что все взрослое Подмосковье живет скорее в Москве, чем в области. И подмосковная молодежь – это такое локальное сообщество, к которому у меня действительно большой интерес. Может быть, удастся с подмосковной молодежью сформировать некую модель, которая понравится и другим регионам. Потому что сегодня, при разрушенной стране, если брать ментальный план, общероссийские движения, на мой взгляд, не слишком рентабельны.

    – Вы думаете, организация должна быть региональной?

    – Я думаю, что само движение должно быть обратным. Оно должно идти снизу. Сначала самоорганизация, а потом, на уровне каких-то метаидей, уже возможно построение каких-то сетевых, допустим, структур.

    – Как Дмитрий Рогозин отнесся к вашему решению?

    – Я могу процитировать Дмитрия Олеговича: он сказал, что как гражданин он рад, что такие люди, как я, будут там работать. Лично с ним у нас отношения не только давние, но и хорошие. В моей судьбе, особенно после депортации из Латвии, он сыграл очень большую и положительную роль.

    – Но скажите, вы в «Родине» должны были курировать молодежь?

    – Да, меня на президиуме назначили куратором молодежных программ партии.

    – То, что вы реально не имели возможности курировать и контролировать молодежное движение этой организации, наверное, и есть главная причина, почему вы покинули «Родину»?

    – Совсем нет. Конечно, многие молодые люди, которые уже были в партии «Родина» и которые пришли при мне, меня абсолютно не удовлетворяли по части качества, и ничего с ними сделать я не мог. Партийный формат еще и ограничивает зону действия, это, как ни странно, такой же бюрократический аппарат, как и бюрократический аппарат государства. Чем отличается партия от государственной структуры? В партии человек – я в данном случае не про себя, – даже встроенный в бюрократическую структуру, имея непосредственные выходы на операторов процесса, может действовать вопреки решениям партии.

    Простой пример: было принято решение «Родиной», достаточно давно, что партия не участвует во всякого рода «цветных революциях». И после принятия этого решения некоторые молодые люди из партии «Родина» день за днем говорили про Майдан, Манеж и прочее, хоть ты кол на голове теши! Меня эта ситуация не устраивает в принципе. То есть, если коллегиально принимается решение, если наличествует некоторый консенсус, будьте любезны, ведите себя по правилам.

    – Вы не имели полномочий «дать по шее» за такое?

    – Вы знаете, я обычно сам беру полномочия, столько, сколько смогу нести, но в данном случае из личного уважения к Рогозину я делать этого не стал. Я пошел по стандартной процедуре, высказал мнение, предложил какие-то выходы, но к тому времени партия была уже на старте кампании, и было не до этого.

    – Вы пришли в «Родину» еще в 2004 году.

    – Сразу после депортации.

    – Осенью 2004 года у вас была первая акция около здания ЕС?

    – Это была еще даже не моя акция, я там приглашенным был. Она была сделана как бы в «мою честь».

    – Соответственно времени было достаточно, целый год.

    – Заняться молодежью меня попросили только где-то в начале 2005 года.

    – После скандала с Олегом Бондаренко?

    – Да. После того как в молодежном движении – если это можно движением называть – в молодежной группе нарисовался некоторый кризис, меня попросили поработать антикризисным менеджером, и мне это удалось, как ни странно. Об этом, может быть, когда-нибудь потом расскажу. Точнее, мне это удавалось буквально до последних пяти минут перед тем, как кризис должен был разрешиться, но за пять минут до него группа молодых людей решила, что кризис – это самое удобное положение в нашей жизни, это позволяет постоянно выходить в медиапространство, давать объяснения, разъяснения.

    – И пиариться.

    – Конечно.

    – Но не работать.

    – И это тоже, чего уж скрывать.

    – Да, это проблема СМ «За Родину!». Я очень хорошо отношусь и к Сергею Шаргунову, и к Олегу Бондаренко, но мне кажется, что это желание вечно пиарить себя превратилось для организации в проблему.

    – Вы знаете, я бы даже сказал, что это проблема системная, потому что это касается не только Сергея и Олега, а вообще нашей молодежи, которая в политике работает. То есть это некое сообщество молодых людей – мы часто видим их за одним круглым столом или на одном маленьком теплом полуострове, – это люди, у которых несколько нарушено мировосприятие. Они считают, что если о каком-то их шаге заявлено в медиапространстве, то этот шаг уже сделан. Я считаю, что наоборот, должен быть сделан шаг, и если он заслуживает того, он должен присутствовать в медиапространстве. Помните «архивных юношей» начала XIX века? А это – «медиаюноши» в политике.

    – Сами они называют себя медиакратами.

    – Ну насчет «кратов» – это завышенная самооценка.

    – Они имеют в виду, что верят в медиакратию.

    – Да, конечно. Это молодые люди, которые принципиально живут в медиапространстве, а поэтому – в виртуальном мире.

    – А если их лишить этого наркотика?

    – Я надеюсь, что они смогут заняться чем-нибудь другим.

    – Это не будет трагедией для них?

    – Для кого-то будет, думаю, уже «ломка». Это действительно наркотик, когда день начинается в поисковых системах с «себя любимого», и если «меня» там сегодня нет, то день прожит напрасно. Думаю, что это проблема, которую надо решать. Потому что если мы таким образом будем выстраивать виртуальную политику или «политику виртуального», то там-то мы ее построим, но никакого отношения к нашей жизни здесь, в офлайне, это иметь не будет. Вместо того чтобы, имея пусть ограниченный, но более или менее внятный ресурс партии «Родина», вместо того чтобы строить организацию...

    – Как ограниченный? Есть целый РАПОС, работай не хочу!

    – Давайте скажем так, что РАПОС и молодежная «Родина» – это разные вещи. Молодежная «Родина» – это маленькая камерная структура, я имею в виду Союз молодежи «За Родину!». В данном случае я говорю не о структурном разделении, РАПОС – это вообще-то одна из системообразующих организаций для «Родины», и РАПОС являлся одним из аргументов, почему молодежное движение в «Родине» не появлялось долгое время: зачем, у нас партия молодая, у нас РАПОС, десятки миллионов студентов за нашими спинами стоят. Когда партия дозрела до того, что надо молодежную тему формулировать как-то, соответственно в лицах, взаимоотношения с РАПОС уже налаживались, в принципе, скажем так, «договорные». Но миллионов не оказалось.

    – То есть РАПОС – не операбельная структура для партийцев «Родины», с ней нельзя было работать как с массовой?

    – Да, совершенно верно, и по вполне определенной причине. Дело в том, что в РАПОСе объединено студенчество, которое по определению замкнуто на себя. Это студенчество можно было приглашать к политическому действию, только если предложить им мотивацию в их замкнутом мире. Студенчество – вообще тяжелейшая категория в политике. И, кстати, одна из групп риска в нашей стране это ректорат, потому что студенческая молодежь – ресурс для бунта, удобный, выгодный. Он двукратно манипулируем – не только идейно, но и при помощи зачетной книжки. С другой стороны, на непосредственное живое политическое действие студента подвигнуть невероятно трудно, потому что у него абсолютно другие жизненные приоритеты.

    – От теории к практике. Причина, по которой вы ушли из Союза молодежи «За Родину!» и почему вы пришли к «Местным», понятна.

    – Точнее будет сказать так: я не оттуда ушел, а сюда пришел. К тому же речь должна идти не о Союзе молодежи «За Родину!». После того как Сергей Шаргунов с компанией утвердились в СМ «За Родину!», я сказал, что этими людьми я заниматься не буду, просто потому, что не хочу нести за них ответственность. Поскольку они, собственно, лишили меня механизмов влияния на принятие ими решений, нести за них ответственность я не собирался. А вся та группа молодых людей, гораздо более значительная, чем в Союзе молодежи «За Родину!», которая не хотела, в свою очередь, участвовать в этих играх, была мной организована в некую протоструктуру под названием «Молодая Родина», и вот 90 процентов акций, которые были проведены за последние более чем полгода, весенние все, сейчас, во время кампании, все эти пикеты и так далее – это все делала «Молодая Родина», которая приписана к московской организации партии «Родина» и базируется там.

    Тут же были и ребята из Подмосковья, и соревнования спортивные они проводили, и политические акции прямого действия устраивали. Вот эта группа больше чем из трехсот человек – эти триста человек, которые у меня на телефонах, – это реальные люди. Я знаю «магию чисел» в общественных структурах: если больше 30 человек в наличии, это уже организация, а больше 50 – это уже движение. Здесь же, в «Молодой Родине», было больше трехсот человек. А из Союза молодежи «За Родину!» я не уходил, потому что в нем и не был.

    – Это важное уточнение. А почему «Местные», почему не МГЕР – «Молодая Гвардия Единой России»? У МГЕР больше ресурсов, у Московской области гораздо меньше.

    – Я достаточно хорошо знаком с положением дел в «Молодой Гвардии», поскольку через молодежную Общественную палату общаюсь с некоторыми операторами из этого движения «Единой России». Боюсь, что сформированная повестка для этой организации уже обещает быть невыполненной.

    – Замах на рубль?

    – Удар будет, наверное, не на копейку, но все же и не на рубль. Дело в том, что опять возникает вопрос партийный: я не вижу никакой реальной мотивационной повестки для партийной молодежи. Загнать в организацию – да. Вывесить морковки по кругу – почему бы не съесть, если висит на халяву, а для того чтобы съесть, нужно прийти. Ну придут, почему нет?

    – А в «Местных» какая мотивация?

    – А в «Местных» мотивация – земля, место, местность с приставкой «моя!», «мое!». В данном случае у Подмосковья есть дополнительная мотивация: они же «под», у них есть дополнительная мотивация – защита, оберегание своей земли от москвичей. Скажем, они развивают тему экологическую, и она вполне мотивационная, потому что простой слоган: «Подмосковье не должно быть свалкой для Москвы» очень важен для людей, которые живут в области. Подчеркну снова – для тех, кто не только ночует или отдыхает в Подмосковье, а живет постоянно, поскольку эта свалка видна на каждом шагу.

    Пример – Новорижское шоссе. В течение примерно часа по Новорижскому шоссе в сторону дач – посмотрите по сторонам. Причем ведь этого мусора, как правило, больше не на той стороне, которая справа, из столицы, а на той, которая слева, по дороге в Москву. То есть, чтобы не везти мусор в Москву с дач, его сбрасывают на дороге. Для людей, которые живут в столице, это все кажется просто: «ну наймите дворника, он вам уберет, экскаватор пошлите!». Потому что нет отношения к земле как к «своей». А для ребят, которые там живут, это оскорбление их земли, их места под солнцем, их малой родины, места, где они родились, живут и, вероятно, даже собираются жить. Это то же самое, как если бы сосед сбрасывал свой мусор в моем доме.

    – Борьба с такими проявлениями бытового хамства – это что, программа?

    – Нет, это не программа. Я в данном случае говорил об эмоциональной мотивации, которая помогает сделать молодому человеку первый шаг на общественном поприще. Но это, безусловно, тема, потому что она имеет развитие и на серьезном инфраструктурном уровне. Скажем, для того чтобы проехать в город Долгопрудный при +25 градусах Цельсия и выше, надо ехать в противогазе, потому что дорога проходит фактически сквозь законсервированную свалку. Если это ваш мусор, вы его и уберите, постройте там заводик и переработайте эту законсервированную свалку! Программа экологии именно поэтому и понятна в Подмосковье. Чистота моей земли – ведь это как раз структурная частичка той модели, которая может транслироваться в любой регион, это проблема малой родины, которая может быть сформулирована и для всей нашей большой Родины.

    – Еще какие мотивации?

    – Меня, конечно, подкупает то, что «Местные», насколько я с ними знаком, – это патриотически настроенная молодежь. Для меня слово «патриотизм» – это не флажок и не просто слоган. Я знаю, что это такое, могу долго об этом говорить, с многочисленными ссылками на русских философов. Они не просто заявляли: мы патриоты. Русские философы задавались вопросом: «Что такое патриотизм?». Они писали о том, что такое национальный инстинкт, почему он опасен, писали о том, что такое просветленный или просвещенный духом национализм, который является ступенью к подлинному патриотизму, о том, что такое Родина.

    – Опишите подробнее позитивный национализм.

    – Для того чтобы говорить подробнее, прежде всего надо разделить эти самые два национализма (в формулировках Ивана Ильина). Национализм как некая витальная сила – это действительно инстинкт, инстинкт самосохранения. Но в таком качестве, при современных манипуляционных технологиях, это страшная сила, причем страшная и для тех, на кого направлена, и для тех, кто направляет, провоцирует. Это, условно говоря, «черный» национализм. Потому что, как правило – я не буду тут вспоминать про «бунт бессмысленный и беспощадный», – такого рода основанные на инстинктах бунты абсолютно без разбору действуют уже через неделю после начала, им уже все равно: «чужими» становятся все. И если о национализме, о нации, о Родине, о государстве не говорить, не заниматься просвещением, то тогда этот подспудно всегда присутствующий национализм либо сам выплеснется в черных и жестких формах, не исключено, что случайно, по непрогнозируемым поводам, либо найдутся те, кто его спровоцирует.

    Я говорил сейчас о национализме как инстинкте, но задача – и это задача государства, а тем более имперского государства – этот национализм при помощи просвещения высветлять, делать духовно обоснованным и оправданным. Почти цитирую Ильина: в мире многонациональном настоящим гражданином может быть только националист, потому что только поднявшись на вершину национализма, можно увидеть вершину соседнего национализма и понять его. То есть, осознав историю и высокое предназначение своей нации, можно понять такие же мысли и представления немцев, французов, тогда становится понятным их национализм.

    Я помню конец 80-х годов в Латвии, когда в газете «Возрождение» публиковались одновременно те, кто сегодня находится по разные линии фронта, Леонтьев, Соколов, Линдерман. Я там тоже работал и опубликовал статьи Ивана Александровича Ильина о русском национализме. У нас была очень интересная дискуссия по этому поводу с латышской редакцией. Они говорят: «Ты что публикуешь, Александр? Какой русский национализм?» Я их спрашиваю: «А вы разве не латышские националисты?» – «Да». – «А я русский националист. Будем дружить домами». Нет, говорят, лучше семьями. Правда, не получилось никак.

    В этом смысле, как ни странно – и этого вообще нет у нас в медиа, к сожалению, – национализм может, если подойти к нему аккуратно и с нужными словами, стать площадкой для диалога, для понимания, а не яблоком раздора. Потому что если я понимаю себя, у меня есть шанс понять вас. Если я сам для себя темная комната, о каком понимании может идти речь? И это проблема любого имперского государства, а Россия существует только тогда, когда она империя. Я говорю, естественно, не об императоре и его подданных, речь о структурном строении государства как полиэтнического, многокультурного.

    – Соответственно патриотизм – это вторая мотивационная составляющая?

    – Да.

    – А третья – не образование ли? В Прибалтике ведь вы занимались проблемами школ.

    – На самом деле там речь шла не только о школах, а сейчас тем более речь идет о сохранении национально-культурной идентичности почти миллиона русских, а русскими там называют себя практически все нелатыши. Там мы собирались под лозунгом, который я восстановил, стащил из XIX века у итальянских ирредентистов: «Наша Родина – это русский язык и русская культура». То есть для нас принципиально важны не кровь и почва, а язык и культура.

    – А в текущей работе будет ли некая образовательная тема присутствовать?

    – Обязательно. Но это уже следующий этап. Ведь если говорить о мотивации, то здесь тоже есть то, чего ни одна партия не может дать молодежи. Ведь чем отличается молодежь от взрослых в государстве в одном из своих измерений? Временем и оценкой времени. Задача государства по отношению к взрослому – максимально занять его рабочее время, а по отношению к молодому человеку – максимально занять его свободное время. И вот этим заниматься не хочет никто, потому что здесь начинается работа ума.

    Недостаточно просто тащить за собой весь наработанный багаж предложений из прошлого и присовокуплять к нему новые предложения, которые подходят для взрослых. Здесь нужно каждый раз придумывать, тут должен быть эвристический подход. То есть, исходя из конкретной ситуации, надо постоянно что-то предлагать молодым людям: занятие для ума, для сердца, для рук, для ног. Будь то русский рукопашный бой или изучение русской истории и русских философов. То есть как в детском лагере: мы не имеем права с детьми выехать в этот лагерь на три недели, если у нас не расписан не то что каждый день, а каждый час! Каждый час должно поступать предложение. Им можно воспользоваться, можно не воспользоваться, но предложения должны быть.

    Вот эта работа – то, чем я пытался заниматься в формате «Родины». Но это невозможно, потому что «Родина», как и любая другая партия, не может заниматься молодежью каждый день. А общественная молодежная организация при наличии нормального диалога с властями, и только при наличии этого диалога, может заниматься молодежью, то есть сама собой, каждый день. Далее вопрос уже построения сетевой структуры.

    – Вопрос практический: для того чтобы всем этим заниматься, нужны деньги. Будет ли достаточное финансирование у «Местных»?

    – Я считаю, что диалог с властями, о котором я говорил, должен привести к некоей сделке. В чем заключается сделка? Власть со своей стороны может предложить молодежи ресурс, и не только в денежном эквиваленте. Ресурс может быть самый разный – организационный, интеллектуальный. Это может быть любой символический капитал, он может выражаться в культурном эквиваленте, в чем угодно. То есть сам по себе ресурс очень многосоставен – я знаю, о чем просить, но нужно сначала прояснить ситуацию. Это предложение со стороны власти. Что может молодежь дать со своей стороны в обмен на этот ресурс? Лояльность! Лояльность в лучшем смысле этого слова. То есть фактически лояльность в данном случае – это обещание находиться в государственном поле и играть по установленным правилам. Это и есть главная задача российского государства по отношению к нынешней молодежи, стратегическая, – демаргинализация этой молодежи. Потому что, по моим оценкам, на сегодняшний день у нас в маргинальной сфере находится больше 90 процентов молодежи.

    – Причем не надо думать, что это та самая молодежь, которая сейчас якобы в политику играет, она-то как раз не маргинальная.

    – В том-то и дело.

    – Спасибо большое. Я надеюсь, что мы продолжим нашу беседу в ближайшее время.

    Государство должно восстановить доверительные отношения с молодежью

    (интервью Кремль.Орг 19 июня 2006 года)

    Александр Казаков, консультант движения молодых политических экологов Подмосковья «Местные» по идеологии и оргстроительству, рассказывает о недавнем марше «Местных», прошедшем в Москве, а также о российских молодежных движениях в целом.

    – Недавняя сенсация – марш «Местных» по центру Москвы. Наблюдатели сходятся в том, что их было не менее 40 тысяч, и при этом само движение оказалось «темной лошадкой». Что это за организация и как удалось организовать столь масштабную акцию?

    – Смело могу утверждать, что «Местные» – молодежная организация нового типа. Во-первых, это региональная организация, осознающая себя именно таковой. То есть это не организация губернского города, которая в силу только этого называет себя региональной. Нет, у «Местных» создана разветвленная и, как показывает результат, весьма эффективная сеть районных и городских штабов, которые, по большому счету, сами являются «организациями в организации». Эти районные и городские штабы проводят свои собственные мероприятия, собирают и готовят свой собственный актив, более или менее самостоятельно взаимодействуют с другими общественными организациями и с районными администрациями. На первый взгляд это похоже на сетевую структуру. Но в действительности движение носит скорее комбинированный характер, так как при всей самостоятельности районных штабов все они не просто координируют, но и согласовывают свою деятельность с центральным штабом.

    И кроме того, «Местные» – организация лидерского типа, которую возглавляет волевой организатор Сергей Фатеев. Фатеев – яркая личность, и у него, как мне кажется, большое будущее, в том числе и как у политика. Однако именно такой характер лидера позволяет «Местным» не заморачиваться строительством полноценной «вертикали», как в иерархически выстроенных общественных организациях (каковых у нас в России большинство). Просто лидер сам по себе становится центром, вокруг которого вертится деятельность организации. Именно это позволяет строить организацию не на командно-административном, а на «диалогическом» начале.

    Вторая черта, которая отличает «Местных», – они реально озабочены настоящим и будущим подмосковной молодежи и являются патриотами своей земли. Это только кажется трескучей риторикой. Надо видеть, как ребята помогают детским домам и ветеранам! Не в качестве нагрузки или в обмен на те или иные бонусы, а искренне и с интересом. Таких походов были десятки, и в них были вовлечены в разных городах Подмосковья сотни ребят. Или другая тема, вытекающая из самоназвания движения. Большинству активистов и сторонников «Местных» не требуются даже объяснения, зачем надо участвовать в уборке Подмосковья от мусора – будь то бытовой мусор в их городах или несанкционированные свалки у дачных поселков. Они понимают, даже если не могут этого объяснить словами, что их земля, их малая родина должна быть чистой и красивой. В этом, возможно, проявляется истинный патриотизм. Не в том, чтобы кивать на грязь в чужом доме, а в том, чтобы навести порядок в собственном.

    А шествие? С одной стороны, это было невероятно трудно, и большинство активистов работали на износ. С другой стороны, «Местным» было легче организовать такое шествие, чем большинству других молодежных организаций. Дело в том, что для подготовки столь масштабной акции надо было просто задействовать те наработки по инфраструктуре и каналам связи с подмосковной молодежью, которые уже были созданы. Если конкретно, то несколько десятков районных штабов повторили за короткий промежуток времени ту работу, которую они уже проделали в более или менее спокойном режиме. Были проведены встречи с учащимися едва ли не всех средних и высших учебных заведений, базирующихся в Подмосковье. На этих встречах руководители районных штабов и активисты, во-первых, актуализировали информацию о движении, а во-вторых – приглашали всех желающих отпраздновать День России шествием по Москве и праздничным концертом. Разъяснялась идеология Дня России как главного праздника нашей страны. И народ пошел. Надо было только сдвинуть местных с места. Сами посчитайте: в каждом районном штабе (а их более двух десятков) есть от двадцати до пятидесяти настоящих активистов, то есть патриотов «Местных», – ребят, идентифицирующих себя с организацией и отдающих ей много времени и сил. Кроме того, в каждом районе есть несколько сотен сторонников, которые хотя бы раз участвовали в акциях «Местных», как районных, так и общеобластных. И все эти ребята отправились по своим учебным заведениям приглашать своих сверстников отметить День России в Москве. Так сказать, людей посмотреть и себя показать. В итоге количество желающих принять участие в шествии росло как снежный ком, так что вопрос стоял только в технологии проведения.

    Что касается технологии, то у организаторов был опыт проведения массовых акций (в декабре прошлого года на праздновании Дня Конституции у Крокус-центра тоже было несколько десятков тысяч «Местных», у меня был немалый опыт такого рода акций и в Риге, и в Москве). Понятное дело, пройти по Москве несколько километров более чем 40-тысячной колонной – это не постоять где-нибудь на митинге в той же Москве, но в ребятах мы были уверены, а милиция – как подмосковная, так и московская – с самого начала оказывала неоценимую помощь в обеспечении безопасности. Да и пройти по широким московским улицам – это ведь не то же самое, что колоннами по 25 тысяч человек по узким улицам Риги, притом только по тротуарам и на зеленый свет, как было на моей памяти.

    – Кстати, а почему вдруг «политические экологи»? Что бы это значило?

    – Вы знаете, идеология «Местных» рождается вот прямо сейчас в дискуссиях и спорах. Первоначально название «политические экологи» привлекло своей оригинальностью и «прикольностью». Это было, пожалуй, некоторое наитие. Знаете, как у поэтов? Они пишут строку, а потом филологи ее анализируют, выявляют скрытые даже от самого автора смыслы. Так и здесь. Сейчас для ребят становится ясно, что экология – это не только боевики в стиле Гринписа. В самом слове присутствуют такие смыслы, как «чистота», «красота», «жизнь». Экология – в каком-то смысле универсальное понятие. Как философия.

    В этом ракурсе можно говорить и об «экологии политики». Здесь лучше перейти на метафорический язык. Знаете, чем всем нам не нравятся 90-е годы в их политическом измерении? Тем, что в то время политики (и не только) занимались ловлей рыбки в мутной воде, зачастую сознательно замутняя для этого воду. Так вот, политические экологи на то и экологи, что они готовы содействовать очищению этой самой воды. «Местные» хотят, чтобы вода стала прозрачной – тогда в ней нельзя будет безнаказанно ловить рыбку, занесенную в Красную книгу. Такой «рыбкой» является, кстати, суверенитет России – одна из центральных тем сегодня. Ни у кого не получится узурпировать даже частичку суверенитета страны, если политика в ней прозрачна, то есть понятна ее гражданам. Это значит, что политические экологи – против всякой закулисной, теневой и тому подобной политики. Это значит, что политические экологи – патриоты и, следовательно, должны осознанно любить свою Родину и жертвовать ей свои силы, время, душевную энергию. А это значит, в свою очередь, что между властью и народом в лице институтов гражданского общества должен осуществляться постоянный и по возможности честный диалог.

    – Какие разработки и методики используются для работы с «Местными»?

    – Учитывается опыт других организаций, как сетевых, так и стандартных. В частности, используется опыт одной из самых эффективных сетевых структур на постсоветском пространстве, которая была создана задолго до украинской «Поры», – Штаба защиты русских школ (одним из лидеров и строителей которого я был), в деятельность которого было вовлечено около 250 тысяч человек. Учитывается и негативный опыт построения партийных молодежных структур. Мне довелось лично убедиться в том, что работа с молодежью в формате партий заведомо ограничена, а после знакомства с «Местными» я понял, что это именно та организация, которая может стать «закваской» для возрождения в России системной молодежной организации, которая обеспечивает молодым россиянам стартовую площадку для выхода на самодеятельную орбиту.

    Разработки же относятся прежде всего к налаживанию эффективного управления процессом строительства организации и ежедневного ее функционирования. Кстати, знаете, чем отличаются, помимо всего прочего, взрослые общественные организации от молодежных? Во взрослых в центре внимания так или иначе находится рабочее время человека, а в молодежных – свободное. Вообще главная задача молодежного движения – занять молодежь в свободное время позитивной деятельностью. Что же касается управления процессом строительства организации и ее повседневного бытия, то как для первого, так и для второго необходимо овладеть некоторыми специальными практиками, которые можно продемонстрировать операторам процесса только в личном общении. В этом есть некоторая сложность для консультанта – нельзя научить строителей общественных организаций на расстоянии, в том числе при помощи всяких пособий и методичек. Дело в том, что каждая общественная организация имеет собственное лицо, и это не пустые слова. Индивидуальные черты определяются ведь не только теми целями и задачами, которые ставит перед собой организация, или методами, которые она использует для их достижения. Индивидуальность организации определяется также характерами операторов и, что важно, окружающей средой. Согласитесь, организация лидерского типа совершенно не похожа на организацию командного типа или тем паче на сетевую организацию. Опять же, городская организация строится по иным принципам, чем региональная, предполагающая более интенсивный рост новых лидеров (условно – второго уровня) и соответственно большее количество потенциально кризисных ситуаций, для разрешения которых требуется овладеть особыми социальными практиками.

    – Значит ли это, что не существует некоего алгоритма в строительстве молодежных организаций?

    – Да нет, конечно, существует такой алгоритм, особенно на начальной стадии оргработы. Хотя стоит говорить скорее об алгоритмах, так как сначала следует определить цели и задачи. У протестных молодежных организаций – один алгоритм, у партийных – другой, у профильных алгоритм отличается от политических. Но меня больше всего интересуют те организации, которые только-только начинают появляться в России. Это системные молодежные организации, действующие в легальном поле, плодотворно сотрудничающие с властями всех уровней и использующие как спонсорский, так и государственный (на разных уровнях, повторяю) ресурс. Для создания таких организаций есть некий алгоритм, который варьируется исходя только из того, в каком регионе создается движение. Понятно ведь, что в Иркутской области региональная молодежная организация будет иной, чем в Калининградской. Разные «топовые» темы, разный уровень образовательной инфраструктуры, да и уровень жизни в регионах разный, а это существенным образом влияет на «выражение лица» организации. Кроме того, на характере организации сказывается характер того ядра, из которого она вырастает. Это может быть совершенно новая инициативная группа, или уже существующая переформатируется и принимает системный облик. Так что различия все равно есть, но для этой группы организаций есть некие общие правила строительства.

    – Вы несколько раз произносили слова «системная организация» так, как будто для вас в них заключено некое положительное содержание. Но ведь это скорее формальный признак. Если такое содержание все-таки есть, то в чем оно?

    – Прежде всего под словом «системная» я понимаю такую организацию, которая создается не для решения какой-то конкретной задачи, ограниченной во времени и пространстве. Были и есть молодежные организации, которые создавались как проекты. Любой проект, как известно, имеет начало и, что в данном случае важнее, конец, так как создается «под результат». Такова украинская «Пора», которая создавалась под «оранжевую революцию» и после нее рассосалась. Таковы партийные молодежки, которые создаются под конкретные выборы (попытки создать встроенные в формат партии молодежные организации пока к очевидному результату не привели). Таковы политические однодневки, которые создаются для решения оперативных политических задач. В отличие от названных системные молодежные организации создаются на долгое время, привязаны к земле (поэтому – региональные) и призваны стать площадкой не только для нынешнего, но и для будущих поколений молодежи. Это, кстати, предполагает изначально создание механизма обновления организации, то есть понятного входа в нее подрастающих ребят и столь же понятного выхода (выход как старт, что тоже требует особого внимания и усилий) для повзрослевших. Чтобы не получилось, как со студенческими профкомами, средний возраст менеджмента в которых сегодня выше 40 лет.

    Кроме того, понятие «системная организация» коррелирует с понятием «система». В данном случае это синоним понятия «Государство». Именно с большой буквы, так как речь идет не столько об институтах (хотя и они имеют прямое отношение к молодежной тематике), сколько о Государстве как некоем субъекте. Вот с этим субъектом – на всех(!) уровнях – молодежные организации, о которых мы говорим, должны взаимодействовать. У них должен быть взаимный интерес. Государство, которое не замечает своей молодежи, и тем более молодежной активности, само копает себе яму. Речь не о том, что молодежная активность будет направлена против государства, а о том, что она будет направлена мимо. Государство не имеет права пропускать мимо себя молодежь, оно, в лице всех своих субъектов, должно ежедневно формировать для молодежи предложения. Для этого и нужны системные, то есть включенные в государственное поле, молодежные организации.

    Есть у этой проблемы и другая сторона. В 90-е годы – время полураспада страны – государство и власть потеряли кредит доверия со стороны своих граждан. И через родителей этот дефицит доверия передался нынешнему поколению молодежи. Нигилизм столь же распространен в нынешнем поколении молодежи, как и в предыдущем. А это значит, что государство должно восстановить доверительные отношения с молодежью, то есть проявлять к ней искренний интерес и относиться к ней не только как к своему ресурсу, но и как к партнеру по госстроительству, и более того – строительству Великой России.

    Нужно сказать здесь несколько слов и о принципиальных отличиях между оппозиционными молодежными организациями и теми, которые можно назвать «системными». Основное различие заключается в том, что оппозиционные организации работают прежде всего в информационном, медийном пространстве. Системные же организации работают «на земле», с людьми, и им пиар нужен только для того, чтобы увеличивать кредит доверия к себе со стороны молодых людей и родителей. Без благожелательной окружающей среды работа системных организаций становится почти невозможной. Из этого следует тот простой вывод, что у оппозиционных (не путать с протестными) и системных молодежных организаций не только разные задачи, но и мера ответственности. И это не пустые слова, так как без осознания этой меры ответственности операторы системных организаций не построят организаций, а если построят, то не те.

    – Складывается впечатление, что время создания вот этих самых системных молодежных организаций уже наступило, причем по всей России.

    – Вообще-то время наступило уже несколько лет назад, как только страна начала выходить из разрушительного пике. А сейчас не только время настало, но и работа уже ведется. «Местные», например, – уже состоявшийся проект. Дальше – только систематическая работа. Но есть и в других регионах подобные организации. Например, «Первый рубеж» в Псковской губернии. Организация очень успешно развивается примерно в том же направлении, что и «Местные». Есть и другие, успевшие заявить о себе: «Наша страна» на Дальнем Востоке, «Новые люди» в Волгограде и еще несколько. Но этого мало! Такие системные региональные молодежные организации должны быть со временем созданы во всех регионах России. Это необходимо для того, чтобы не только зафиксировать нынешнее внутреннее состояние страны, но и подготовиться к прорыву. Такого рода системные молодежные организации, действующие, условно говоря, в государственном поле, должны способствовать выработке в России нового ведущего слоя, ведь участие в работе такой общественной организации для каждого активиста станет уникальной школой «полевого менеджмента». Что это значит? То, что ребята, находясь все еще на содержании семьи и государства, уже смогут инвестировать в свое будущее то немногое, чем они владеют, – ум, физические и душевные силы и, главное, свободное время. Полевой менеджмент – это работа с людьми, получение навыков общения и поиска компромиссов. По большому счету, это обучение основам истинной демократии, то есть искусству договариваться.

    Кроме того, работа таких организаций направлена на родителей. В этом нет ничего удивительного. Ведь без кредита доверия у родителей молодежная организация не сможет стать системной – она зачахнет при первой смене поколений. А системная организация строится на многие годы, на десятилетия, и нынешние активисты, став молодыми родителями, будут знать, что их дети смогут в будущем включиться в работу той самой организации, через которую прошли они сами. Этой стороной строительство молодежных организаций в России напрямую стыкуется с главным национальным проектом – «Сбережение народа». Ведь молодой родитель заранее будет знать, что его ребенок – при приложении некоторых усилий со стороны самих родителей и местных властей – будет иметь возможность заняться интересной и при этом позитивной деятельностью. Опять же, такая молодежная организация по определению является стартовой площадкой и тем самым становится подспорьем не только для самих молодых людей, но и для родителей.

    В идеале, если процесс создания системных молодежных организаций не будет сломан во время очередного предвыборного цикла, они смогут объединиться в некий общероссийский проект и, взаимодействуя уже напрямую с государством, осуществят те общенациональные проекты, которые необходимы для укрепления России и для того, чтобы в ближайшей перспективе страна совершила столь необходимый ей рывок вперед и вверх.








    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх