НОВЫЙ ПОВОРОТ В РАССЛЕДОВАНИИ

Конец лета и осень 1952 года оказались для Сталина и Берии чрезвычайно загруженными. Берия был занят идущей полным ходом разработкой ядерного[1] оружия, увеличением добычи нефти и угля.

Созданием атомной бомбы, наработкой плутония и оружейного урана было положено начало в создании ядерного щита СССР, теперь требовалось развивать успех.

Увеличение производства плутония и урана-235 требовало резкого увеличения добычи и переработки урановых руд, требовало изготовления блоков из урана для ядерных реакторов, требовало развития радиохимии, получения в больших количествах гексафторида урана для диффузионных заводов, развития машино- и приборостроения. Начальник Первого главного управления Спецкомитета Б.Л.Ванников перестал справляться со все возрастающим объемом работ, и Берия его разгрузил: в конце 1949 г. в ПГУ была проведена реорганизация: из состава ПГУ были выделены Горнометаллургическое управление и часть других подразделений, а на их базе организовано Второе главное управление (ВГУ) Спецкомитета при Совете Министров СССР. В состав ВГУ кроме основного комбината по добыче урана №. 6 (Таджикистан) было передано из ПГУ еще 7 предприятий, включая строительную организацию и завод № 48 («Молния»).

Дело создания ядерного оружия росло, как на дрожжах.

Само собой, на комбинате № 817 (Челябинск-40) совершенствовалась работа первого советского промышленного реактора, и строились новые ядерные реакторы. Уже 15 июля 1950 года был пущен более совершенный уран-графитовый реактор АВ-1, а в 1951 году введены реакторы АВ-2 (6 апреля), АИ (22 декабря) и реактор ОК-180 (17 ноября). И там же в 1952 г. вводится в строй реактор АВ-3 (24 мая). Кроме плутониевого производства в Челябинске-40, в марте 1949 г. для расширения производства делящихся материалов правительство принимает решение о строительстве Сибирского химического комбината (№ 816, город Томск-7), а потом были построены уран-графитовые реакторы для наработки плутония и в Красноярске-26.

Ту атомную дубинку, которой США пугали весь мир, Берия уверенно ломал через колено. Мечтаете нанести по СССР удар двумя сотнями атомных бомб? Мечтайте! В ответ получите такое же количество таких же бомб!

А Сталин же, кроме текущего управления страной, обдумывал и разрабатывал новый устав партии, оценивал те замечания, которые поступали к проекту этого устава от коммунистов, обдумывал персональный состав руководящих органов партии, скрупулезно вникал в числа отчетного доклада съезду. Кроме того, этой же осенью Советский Союз проводил Конгресс народов мира, а это тоже требовало больших затрат времени. И, еще, в Москву приехал МаоЦзэдун, жил у Сталина на втором, гостевом, этаже Ближней дачи и Сталин вел с ним переговоры по заключению союзного договора с великим соседом.

На какой-либо тщательный контроль по делу Абакумова не было времени, и хотя протоколы допросов в Политбюро приходили, но всю борьбу с еврейским заговором возглавил Хрущев. Под его руководством были осуждены члены бывшего Еврейского антифашистского комитета за шпионаж, были еще некоторые разоблачения, но дело Абакумова не продвинулось ни на шаг.

А на это дело смотрели всерьез. Ведь МГБ – это достаточно хорошо вооруженная организация, кроме того, защищенная законами и документами. Кто не подчинится человеку, предъявившему удостоверение сотрудника МГБ? И если уж сотрудники МГБ занялись террором, то это было страшно.

Поэтому вскрыть заговор в МГБ требовалось как можно быстрее, однако Абакумов глупо выкручивался на допросах, но о причинах своего проеврейского поведения молчал, а, главное, молчал, почему он замял расследование убийства Щербакова. Арестованные вместе с ним евреи, работники МГБ и прокуратуры, признавались во многих мелких проступках, в обычном для определенной части евреев расизме, но еврейский заговор с целью терроризма отрицали решительно.

Политбюро распорядилось бить Абакумова, и для МГБ это оказалось определенной проблемой, поскольку не было ни специалистов этого дела, ни палок. Палки нашли, работникам за битье Абакумова пообещали отпуска, премии и внеочередные звания, но толку не было – Абакумов не признавался, хотя били его почти год и пытки прекратили врачи, предупредив, что Абакумов умрет.

В середине сентября поздно вечером после очередного совещания правительства Сталин задержал Берию в кабинете.

– Ты читаешь протоколы допросов по еврейскому заговору в МГБ?

– К сожалению, товарищ Сталин, я их скорее просматриваю, вникать не успеваю.

– Черт его знает, – пожал плечами Сталин, – складывается такое впечатление, что еврейского заговора нет, но тогда непонятно, почему так отчаянно лжет Абакумов, почему он скрывал убийство Щербакова, почему потакал преступникамевреям, что его с ними связывает?

Принесли чай, Сталин и Берия, оба уставшие от длинного рабочего дня, долго задумчиво молчали.

– Уже понятно, что Рюмин перемудрил с этим еврейским заговором, а мы продолжаем смотреть на дело его глазами… – не спеша продолжил тему Сталин.- Может, в этом деле все на виду и очень просто? Что-нибудь вроде французского «шерше ля фам»?

– Знаете, товарищ Сталин, вообще-то нееврею заниматься расследованием преступлений евреев страшновато.

Пусть этот еврей даже и негодяй-преступник, а тебе все равно приклеят кличку «антисемит». А этой кличке придано значение какого-то пещерного человека, какого-то дегенерата.

Не каждый способен плюнуть на мнение этой визжащей толпы, считающей себя цветом человечества…

– Но Абакумов – министр, генерал-полковник, ему ли обращать внимание на это стадо, состоящее из каких-то ак¬ теришек, бездарных: поэтов и писателей?

Оба опять задумались.

– Постойте! – вдруг осенило Берию. – А, может, вы и правы насчет «шерше ля фам» – насчет того, что нужно искать женщину, но только не женщину, а много женщин!

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Сталин.

– Ведь Рюмин составил список любовниц Абакумова, и в этом списке в основном еврейки. А если Абакумов боялся, что если его объявят антисемитом, то перестанут пускать в общество, в котором он развлекается? А если дело еще хуже – если ему подсунули несовершеннолетнюю, да еще и повернули дело так, что он ее изнасиловал или якобы изнасиловал? А если он был под этим шантажом? Между прочим, таким способом вербуем агентов даже мы, а уж у капиталистических разведок это стандартный прием. Как ему, генерал-полковнику, теперь признаться в этом позорнейшем преступлении? Ведь оно позорно даже в среде уголовников – в лагерях из насильников делают педерастов, хотя мы с этим и боремся.

– Может быть, может быть,- задумчиво проговорил Сталин, – но убийство Щербакова почему скрывал, да еще так неуклюже – на глазах Рюмина? Это шантажом раскрыть изнасилование не объяснишь…

– А может, он боялся аналогий? Может, он боялся, если вскроется убийство Щербакова, то оно потянет за собой и расследование смерти Жданова?

– До этого Рюмин додумался – он проверил обстоятельства смерти Жданова – там, похоже, все чисто.

– Да, я помню, – подтвердил, Берия, – он проверял…

Но я не помню, назначал ли он медицинскую экспертизу?

Конечно, Рюмин, в желании раскрыть как можно более страшное преступление, занялся и проверкой обстоятельств смерти Жданова. Но немедленно охладел к этому делу, как только выяснил, что среди лечащих врачей Жданова не было евреев. Игнатьев и Хрущев, у которых сначала задрожали колени, когда следователи МГБ начали вызывать на допрос этих врачей, успокоились, видя этот антиеврейский уклон следствия под руководством Рюмина, более того, Игнатьев ненавязчиво этот уклон поощрял, согласовывая Рюмину арест все новых и новых евреев, перегружая этой, ни к чему не приводящей работой следственный аппарат МГБ. «Хорошо» вела себя и Тимашук, ее вызывали в МГБ 24 июля и 11 августа 1952 года, но она ни слова не сказала ни о сокрытии врачами инфаркта у Жданова, ни о своем письме Власику.

Услышав от Берии о медицинской экспертизе, Сталин засомневался:

– Возможна ли она, через четыре года после смерти человека?

– А пусть эксперты просмотрят медицинские документы Жданова, может, что-нибудь подозрительное и вскроется.

– Ну что же – это не сложно. Завтра же дам распоряжение министру здравоохранения назначить для этой экс¬ пертизы комиссию из лучших специалистов. – И, поднявшись с некоторым трудом со стула, Сталин подытожил: – Ладно, на сегодня хватит, давай-ка разъезжаться по домам.

Через несколько недель, экспертная комиссия под председательством главного терапевта Минздрава СССР профессора П.Е. Лукомского рассмотрела все имевшиеся документы по лечению Жданова и пришла к выводу, что врачи его «залечили» – при наличии у Жданова инфаркта его лечили такими методами, которые должны были привести к смерти. После этого дело закрутилось осмысленнее: 18 октября был арестован начальник Лечсанупра (начальник врачей, лечащих правительство) Егоров, вместе с ним лечащий врач Жданова Майоров, а 4 ноября – и академик Виноградов.

Припертые выводами комиссии Лукомского, они вынуждены были признаться, что не определили у Жданова инфаркт, лечили его неправильно, а заключение патологоанатома подделано, чтобы скрыть неправильность лечения. (Какое-то время врачи молчали о диагнозе Тимашук, по скольку начальник правительственной охраны генерал-лейтенант Власик изъял из Лечсанупра все документы по рассмотрению ее письма и связанным с этим отстранением Ти¬ машук от работы в Кремлевской больнице).

Теперь Сталин окончательно уверился, что замминистра МГБ Рюмин со своим антиеврейским энтузиазмом потратил год на расследование того, что имело маловажное значение, и этим фактически саботировал расследование террора против членов Правительства СССР. Хрущев тоже, чтобы сберечь Игнатьева; всю вину возложил на Рюмина и предложил его снять, а для помощи еще «слабому Игнатьеву», вернуть из Узбекистана в Москву Огольцова. Никита еще не думал об убийстве Сталина, еще не собирался это делать, но животный инстинкт ему подсказывал, что уже нужно быть к этому готовым. Верящий «простодушному Хрущеву», Сталин согласился с ним: 14 ноября 1952 года был снят с должности и вообще уволен из МГБ полковник Рюмин, а через неделю, 20 ноября генерал-лейтенант Огольцов вновь занял свою прежнюю должность первого заместителя министра государственной безопасности СССР. Хрущев не умел играть в шахматы, но хитрость позволяла ему расставлять фигуры так, что любой гроссмейстер позавидовал бы.

И, надо сказать, Хрущев готовил новое преступление, уверив себя в правоте своего дела – он «спасал не себя», он «спасал ленинскую партию».

Примечания:

1

Т.е. и атомного и водородного, поскольку в обоих зарядах используется одна и та же реакция - деление ядра атома. В первом случае непосредственно, а во втором, как инициатор реакции синтеза.