Приложение

Вы можете о чем-нибудь спросить мою мать, потому что она здесь… Родившись, я три дня не пил молока, и все беспокоились, волновались. Врачи волновались, потому что, как этот ребенок выживет, если он просто отказался пить молоко? Но они не имели понятия о моих трудностях, о той трудности, которую создавали мне. Они пытались заставить меня всеми возможными путями. И нельзя было объяснить им или чтобы они поняли сами.

В моей прошлой жизни, перед смертью, я постился. Я хотел поститься двадцать один день, но я был убит до того, как пост закончился, за три дня до его конца. Эти три дня остались в моем сознании даже в этом рождении, я должен был закончить свой пост. Я действительно упрям! Ведь люди не переносят вещи из одной жизни в другую, если глава закрылась, она закрылась.

И на протяжении трех дней никто не мог положить мне что-нибудь в рот, я просто отвергал это. Но через три дня я был совершенно нормален, и все были удивлены: «Почему он три дня отказывался? Не было ни болезни, ни проблемы, а через три дня он совершенно в норме». Это осталось для всех тайной.

Я ничего не делал, я просто продолжил то, что делал в прошлой жизни. И поэтому в детстве я считался сумасшедшим, эксцентричным, потому что я не давал объяснения, почему я хотел что-то сделать. Я просто говорил: «Я хочу это сделать. У меня для этого есть причины, но я не могу назвать их вам, потому что вы не сможете понять».

Мой отец сказал: «Я не могу понять, а ты можешь?»

Я сказал: «Да, это что-то принадлежащее моему внутреннему опыту. У него нет ничего общего с твоим возрастом, с тем, что ты мой отец. Ты, конечно, можешь понять намного больше, чем я могу понять, но это что-то внутри меня только я могу добраться туда, ты не можешь».

И он просто сказал «Ты невозможен».

Я сказал: «Если бы все приняли это, было бы огромное облегчение. Просто прими меня как невозможного, и я больше не буду для тебя проблемой, а мне самому не придется все объяснять. Я собираюсь делать все, что собираюсь делать. Нет возможности это изменить. Для меня это абсолютно. Дело не в том, будешь ли ты давать мне разрешение или нет».

Такой была моя минера: что бы я ни захотел сделать, я делал.

Я не могу забыть один день… Есть вещи, которые не несут логического смысла, и в них нет уместности, но как-то они остаются в вашей памяти. Вы не можете понять, почему они там, ведь случались миллионы вещей, которые были намного важнее, имели большее значение, и все они исчезли. Но несколько незначительных мелочей вы не можете сказать почему, но они остались, они оставили за собой след.

Одну из таких вещей я помню. Я возвращался из школы домой, моя школа была почти в миле от дома. На полпути росло огромное дерево. Я проходил мимо него, по крайней мере, четыре раза в день: идя в школу, потом посреди дня, идя домой на обед, потом снова возвращаясь в школу, и возвращаясь домой. Поэтому много тысяч раз я проходил мимо этого дерева, но в тот день что-то произошло.

Это был жаркий день, и, подходя к дереву, я вспотел. Я прошел под ним, там было так прохладно, что, не имея никакой мысли, я ненадолго остановился, не зная, почему. Я просто подошел ближе к стволу, сел и облокотился на него. Я не могу объяснить, что произошло, но я почувствовал себя безгранично счастливым, как будто что-то происходило между мной и деревом. Только прохлада не могла быть этому причиной, потому что много раз, потея, я проходил через прохладную тень этого дерева. Я также останавливался, но никогда раньше я не прикасался к дереву и не садился под ним, как будто встречая старого друга.

Это мгновение осталось в памяти как яркая звезда. Многое происходило в моей жизни, но я не помню, чтобы чувство этого уменьшилось: оно до сих пор здесь. Когда бы я ни оглянулся, оно все еще здесь. В тот день я не понял, что произошло, и сейчас тоже не могу ничего сказать, но что-то произошло. И с того дня начались определенные отношения с деревом, которых я раньше не чувствовал даже с человеком. Я стал более близким с этим деревом, чем с кем-то другим во всем мире. Это стало обычной для меня вещью: когда бы я ни проходил мимо дерева, я садился под ним на несколько секунд или несколько минут и просто чувствовал его. Я до сих пор вижу что-то нарастало между нами.

В день, когда я оставил школу и переехал в другой город, чтобы учиться в университете, я покинул своею отца, мать, моих дядей и всю мою семью. Я не был тем человеком, который легко плачет или причитает. Даже когда меня сильно наказывали, кровь могла стекать но моим рукам, но слезы не появлялись на глазах.

Мой отец обычно говорил: «У тебя есть слезы в глазах или нет?»

Я говорил: «Ты можешь разодрать мои руки до крови, но ты не можешь заставить меня плакать и причитать. Почему я должен это делать? Поэтому, что бы ты ни делал - это абсолютно правильно. Я сделал что-то, зная, что это будет иметь последствия. Я никогда не лгу, поэтому нет возможности избежать наказания. Какой же смысл в слезах?»

Но когда я пошел к дереву попрощаться, я начал плакать. Это единственный раз, который я помню за всю свою жизнь, иначе слезы были бы мне совершенно неизвестны. В детве, одна из моих сестер, которую я любил больше, чем других братьев и сестер, умерла. А в Индии у вас дюжина братьев и сестер. Я дразнил своего отца: «Как же ты не смог сделать всю дюжину? - потому что у тебя только одиннадцать детей. Ты должен немного считать, еще только один ребенок».

И он сказал: «Ты мой сын, но ты даже пытаешься шутить надо мной».

Я сказал: «Я не шучу, я просто говорю, что так легко сказать кому-нибудь «дюжина». Если кто-нибудь спросил меня, сколько у тебя детей, я скажу: «Дюжина». Это проще. Ты сделал все ненужно сложным: одиннадцать! Или тебе надо было остановиться на десяти - это кажется достаточным — или на двенадцати, это слишком достаточно. Но одиннадцать? Что это за число?»

Из этих десяти братьев и сестер больше всего я любил одну сестру, которая умерла, когда я был маленьким. Мне была пять лет, а ей было три года. Но даже тогда я не плакал. Я был удивлен и потрясен. Все плакали, и все думали, что я в шоке, потому что я больше всех любил эту сестру. В моей семье все знали об этом, что я любил ее больше всех, и она любила меня так же. Люди думали, что слезы не текли из-за шока, но дело было не в этом.

Когда умер мой дедушка, я не плакал - а он вырастил меня. На мой день рождения он приводил из ближайшего города слона… В Индии слонов держат или короли — это очень дорого: содержание, еда и все услуги, которые нужны слону или святые.

Два типа людей имели их. Святые могли держать слонов, потому что у них было столько последователей; так же как последователи смотрели за святым, они смотрели и за слоном. Рядом жил святой, у которою был слон, поэтому на мой день рождения, дедушка приводил слона. Он сажал меня на него с двумя сумками с серебряными монетами с каждой стороны

Во время моего детства, в Индии, банкнот еще не было; рупия все еще была из чистого серебра. Мой дедушка наполнял две сумки, большие сумки, висящие с каждой стороны, серебряными монетами, и я шел по деревне, разбрасывая их. Так он отмечал мой день рождения. Как только я начинал, он ехал за мной в своей воловьей повозке, в которой было еще больше рупий, и постоянно говорил мне: «Не будь скупым, у меня их достаточно. Ты не можешь бросить больше, чем у меня есть. Продолжай бросать!»

Естественно, вся деревня следовала за слоном. Это была не большая деревня, не больше двухсот или трехсот людей жили там, поэтому я обходил ее по одной единственной улице. Он старался любыми возможными путями показать мне, что я принадлежал королевской семье.

Он любил меня так сильно, что мне невозможно было болеть Сейчас вы не управляете своим здоровьем, но вы можете не говорить ничего о нем. Он впадал в такую панику, даже если у меня немного болела голова. Он впадал в такую панику, что брал свою лошадь, мчался к ближайшему врачу и привозил его. Это была такая проблема, больше, чем головная боль, поэтому я просто молчал, ничего не говоря о ней. Даже когда он умирал у меня на коленях, не было слез. Даже я подозревал, что у меня нет слезных желез.

Но в тот день, покидая дерево, я плакал в первый и последний раз. Это оставляет очень яркое пятно. А когда я плакал, у меня была абсолютная уверенность, что в глазах дерева тоже были слезы, хотя я не мог видеть его глаз, и не мог видеть слез. Но я мог чувствовать, когда прикасался к дереву, я мог чувствовать грусть, и я мог чувствовать благословение, прощание. И это была моя последняя встреча, потому что, когда я вернулся через год, по какой-то глупой причине дерево было срублено и увезено.

Глупая причина заключалась в том, что там делали маленькую мемориальную колонну, а это было самое красивое место в центре города. Это было для идиота. который был достаточно богат, чтобы выиграть все выборы и стать президентом муниципального комитета. Он был президентом, по крайней мере, тридцать пять лет - самое долгое время, когда кто-то был президентом города. Все были счастливы этим, потому что он был таким идиотом, вы могли делать что угодно, а он не чинил никаких препятствий.

Вы могли построить дом посредине улицы, он не вмешался бы, вы должны просто проголосовать за него. Поэтому весь город был счастлив, потому что у всех была полная свобода. Муниципальный комитет, члены, клерки и главные клерки - все были счастливы. Все хотели, чтобы он вечно оставался президентом, но даже идиоты умирают, к счастью. Но его смерть была несчастной, потому что все искали место, чтобы поставить ему памятник, и срубили дерево. Теперь этот мраморный камень стоит там вместо живого дерева.

Я не забываю ничего, но есть столько, о чем можно рассказать, а язык имеет одно измерение. Он одномерен вы можете пойти только по одной линии - а опыт имеет много измерений, он двигается по тысячам линий. Проблема у так называемых ораторов - что сказать. Моя проблема не в том, что сказать, потому что столько ожидает, чтобы было сказано, стучится со всех сторон и просит: «Пустите меня». Поэтому я ухожу… но не стесняйтесь напоминать мне.

***

Один астролог пообещал составить карту моей жизни. Он умер до того, как сделал это, так что эту карту приготовил его сын. По он был тоже озадачен. О» сказал: «Почти очевидно, что ребенок умрет в возрасте двадцати одного года. Каждые семь лет он будет сталкиваться со смертью».

Поэтому мои родители, моя семья, всегда беспокоились о моей смерти. Когда бы я ни подходил к началу нового семилетнего цикла, они начинали бояться. И он был прав. В возрасте семи лет я выжил, но я имел глубокий опыт смерти — не своей, а смерти моего дедушки. Л я был так привязан к нему, что его смерть казалась моей собственной смертью. Своим детским способом я имитировал его смерть. Я сознательно не ел три дня, не пил воды, потому что чувствовал если сделаю это, то это будет предательством.

Я так его любил, он очень любил меня, что когда он был жив, мне никогда не позволяли вернуться к родителям. Я жил со своим дедушкой. Он сказал: «Когда я умру, только тогда ты сможешь уйти». Он жил в очень маленькой деревне, я не мог ходить в школу, потому что там не было школы. Он никогда не покидал меня, но потом пришло время, и он умер. Он был частью и частицей меня. Я вырос в его присутствии, ею любви.

Когда он умер, я почувствовал, что еда будет предательством: «Теперь я не хочу жить…» Это было по-детски, но с этим произошло что-то глубокое. На протяжении трех дней я лежал, я не вставал с постели. Я сказал: «Если он мертв, я не хочу жить». Я выжил, но эти три дня стали испытанием смерти. В каком-то смысле я умер, и я осознал - теперь я могу сказать об этом, хотя в то время это было просто неуловимым опытом — я почувствовал, что смерть невозможна. Это было чувство.

Потом, в возрасте четырнадцати лет, моя семья снова начала беспокоиться, что я умру. Я снова выжил, но я снова сознательно пытался умереть. Я сказал им: «Если смерть произойдет, как сказал астролог, тогда лучше быть готовым. И почему бы не дать смерти шанс? Почему бы не пойти и не встретить ее на полпути? Если я умру, тогда лучше умереть сознательно».

Я ушел из школы на семь дней. Я пошел к своему директору и сказал: «Я собираюсь умереть».

Он сказал: «Что за ерунду ты говоришь! Ты собираешься совершить самоубийство? Что ты имеешь в виду, говоря, что собираешься умереть?»

Я сказал ему о предсказании астролога, что возможность смерти будет предоставляться мне каждые семь лет. Я сказал ему: «Я собираюсь уйти на семь дней, чтобы дождаться смерти. Если она придет, хорошо встретить ее сознательно, так, чтобы это стало опытом»

Я пошел в храм на окраине нашей деревни. Я договорился со священником, чтобы он не беспокоил меня. Это был очень одинокий, не посещаемый храм старый, в развалинах. Никто не приходил туда. Поэтому я сказал ему: «Я останусь в храме. Вы просто приносите мне раз в день что-нибудь поесть и что-нибудь поишь, и целый день я буду лежать там, ждать смерти».

Я ждал семь дней. Эти семь дней стали прекрасным опытом. Смерть не пришла, но со своей стороны, я всеми способами старался быть мертвым. Пришли странные, таинственные чувства. Многое произошло, но основным было вот что: если вы чувствуете, что умираете, вы становитесь спокойными и тихими. Ничто не создает никакого волнения, потому что все волнения связаны с жизнью. Жизнь это основа всех волнений. Ясли вы в любом случае однажды умрете, зачем беспокоиться?

Я лежал там. На третий или четвертый день в храм вползла змея. Я ее мог видеть, я видел змею, но страха не было. Неожиданно, я почувствовал себя очень странно. Змея подползала все ближе и ближе, и я почувствовал себя очень странно. Страха не было. Поэтому я подумал: «Когда смерть приближается, она может приближаться в облике змеи, гак зачем же бояться? Жди!»

Змея переползла через меня и уползла совсем. Страх исчез. Если вы принимаете смерть, страха нет. Если вы цепляетесь за жизнь, тогда все страхи остаются.

Много раз вокруг меня летали мухи. Они летали вокруг, они ползали по мне, по моему лицу. Иногда я чувствовал раздражение и хотел бы их сбросить, но потом я думал: «Какой в этом прок? Рано или поздно я умру и никого здесь не будет, чтобы защитить тело. Так пусть они летают» .

В то мгновение, как я решил это, раздражение исчезло. Они все равно были на теле, но это было так, как будто меня это не касалось. Как будто они двигались по чьему-то чужому телу. Немедленно возникло расстояние. Если вы принимаете смерть, создастся расстояние. Жизнь далеко отходит со всеми ее беспокойствами, раздражениями, со всем.

Я в каком-то смысле умер, но я познал, что есть что-то бессмертное Как только вы принимаете смерть полностью, вы осознаете это.

Потом снова, в возрасте двадцати одного года, моя семья ждала. И я сказал им: «Почему вы ждете? Не ждите Теперь я не собираюсь умирать».

Конечно, физически я однажды умру. Тем не менее, это предсказание астролога очень мне помогло, потому что оно помогло мне очень рано осознать смерть. Впоследствии я мог медитировать и мог принимать то, что приходило.

***

Однажды мой отец собрал все мои шаровары, и мои курты, и мои три турецкие шапки в узел, пошел в подвал и положил их куда-то, где было много разных вещей сломанных, бесполезных. Я не мог ничего найти, поэтому, когда я вышел из ванной, я просто пошел голый с закрытыми глазами и магазин. Когда я выходил, мой отец сказал: «Подожди! Просто войди. Возьми свою одежду».

Я сказал: «Принеси ее, где бы она ни была»

Он сказал: «Я никогда не думал, что ты сделаешь это. Я думал, ты будешь везде смотреть л поисках одежды и не найдешь ее, потому что я положил ее в такое место, где ты не найдешь Потом, естественно, ты наденешь нормальную одежду, которую должен носить. Я никогда не думал. что ты сделаешь так».

Я сказал: «Я совершаю прямое действие. Я не верю в бесполезный разговор, я даже никого не спросил, где моя одежда. Почему я должен спрашивать? Моя нагота будет служить той же цели».

Он сказал: « У тебя есть твоя одежда, и никто не будет тебя из-за нее беспокоить, но, пожалуйста, не начинай ходить раздетым, потому что это создаст больше проблем что сыну купца нечего надеть. Ты печально известен, и сделаешь, чтобы мы тоже были такими же: «Посмотрите на бедного ребенка!» Все будут думать, что мы не даем тебе одежду».

С тех пор я был зачислен в университет и перестал носить эту одежду. Когда я покинул город, я стал носить то, что больше подходило моей жизни в колледже. В первом колледже, в котором я учился, шапка была обязательной — вы не могли прийти без шапки. Вы должны были приходить очень тщательно одетыми: ботинки, все пуговицы застегнуты, в шапке. Я ходил туда без пуговиц, без шапки, в своих деревянных сандалиях, и немедленно стал знаменитостью.

Директор немедленно вызвал меня. Он сказал: «Что это такое?»

Я сказал: «Это просто способ познакомиться с вами, иначе на это могут потребоваться годы. Кого волнует студент-первокурсник?»

Он сказал: «У тебя за этим кроется какой-то замысел, но это не разрешается; тебе придется носить шапку, и все пуговицы должны быть застегнуты».

Я сказал: «Вам придется доказать мне, какие есть научные основания для ношения шапки. Это каким-то образом помогает увеличить ваш ум? Тогда я даже могу носить тюрбан, зачем шапку, если он увеличивает силу вашего ума. По дело в том, что самые большие идиоты в Индии живут в Пенджабе, и они носят крепко намотанные тюрбаны. Возможно, они единственные люди в мире, которые носят такие тугие тюрбаны, их ум совершенно лишен свободы. Л самые умные люди в Индии живут в Бенгале, а они не носят шапок». Я сказал: «Вы просто скажите мне, какие есть основательные, научные причины для того, чтобы я носил шапку».

Он сказал: «Это странно, никто никогда не спрашивал о фундаментальных, научных причинах Это просто такой обычай в нашем колледже».

Я сказал: «Меня не волнуют ваши обычаи. Если обычай ненаучный и разрушает человеческий ум, я первый, кто восстанет против этого. И скоро вы увидите, как шапки исчезнут из колледжа, потому что я собираюсь сказать людям: «Посмотрите у бенгальцев лучший ум. и они не носят шапок».

В Индии две Нобелевские премии были даны бенгальцам. Я не думаю, что бы хоть один пенджабец когда-либо получит хоть одну Нобелевскую премию. Я собирают расширить это движение, но если вы будете молчать и позволите мне ходить так, как сейчас, я не буду создавать беспокойств, иначе начнется движение. Вы увидите костры с горящими шапками перед своим офисом».

Он посмотрел на меня и сказал: «Хорошо, не создавай никаких проблем, просто ходи так, как сейчас. Но у меня будут проблемы, потому что рано или поздно другие меня спросят: «Почему вы ему позволили это?»

Я сказал: «Дело в том, что если вы честный человек, вы должны сами прекратить носить шапку, потому что для этого у вас нет никаких научных оснований. Иначе, кто бы ни пришел, скажите ему, чтобы он нашел научные, фундаментальные причины для этого - что это каким-то образом помогает уму. Колледж предназначен для того, чтобы помогать уму людей, он должен быть отточен. Как он помогает? Он лишает свободы».

Он сказал: «Хотя бы пуговицы…»

Я сказал: «Я не люблю их. Я люблю, чтобы воздух свободно доходил до моей груди, я наслаждаюсь этим, я не люблю пуговицы. А в кодексе вашего колледжа нигде нет упоминания о шапках, поэтому мне нужны научные причины. Нигде не упомянуто, что надо ходить застегнутыми на все пуговицы».

Но никто там даже не мог подумать, что люди придут в колледж без пуговиц.

***

Моя мать только вчера мне рассказывала… и Вивек впервые слышала, чтобы она говорила так воодушевлено, обычно, что бы она ни спрашивала, на это дается ответ в одном-двух предложениях; да или нет, и разговор окончен. Но вчера она говорила долго и была очень воодушевлена, и Вивек спросила меня: «О чем ваша мать вам говорила?»

Я сказал ей, что она вспомнила несколько вещей. Я не сказал ей еще, что она мне говорила, потому что это длинная история. Она говорила мне, что когда я пять месяцев находился в ее утробе, произошло чудо.

Она шла из дома моего отца в дом своего отца, был сезон дождей. В Индии есть обычай, что первый ребенок должен родиться в доме отца матери, поэтому, хотя был сезон дождей и было очень сложно - не было дорог, и ей пришлось ехать на лошади чем раньше она придет, тем лучше; если бы она подождала еще, стало бы еще сложнее, поэтому она поехала с одним ил двоюродных братьев.

В середине путешествия нужно было пересечь большую реку, Нармада. Был разлив. Когда они сели в лодку, лодочник увидел, что моя мать беременна и спросил мою мать и двоюродного брата: «Вы не родственники?»

Он не был уверен, что не попадет в беду, поэтому просто сказал: «Мы брат и сестра».

Лодочник отказался, он сказал: «Я не могу нас перевезти, потому что паша сестра беременна - это означает, что вас не двое, вас трое».

В Индии есть обычай, старый обычай, возможно, он появился во времена Кришны что человек не должен путешествовать по воде, особенно в лодке, с сыном сестры. Есть опасность, что лодка может затонуть

Лодочник сказал: «Какая есть гарантия, что ребенок в утробе вашей сестры девочка, а не мальчик? Если он мальчик, я не хочу рисковать, потому что дело не в моей жизни, просто в лодке будет еще шестьдесят человек. Или вы садитесь сюда, или ваша сестра, обоих я не возьму».

На обоих 6ерегах были холмы и росли джунгли, лодка переплывала только один раз в день. Утром она отправлялась а в этом месте река действительно широкая а потом, к вечеру она возвращалась. На следующее утро она опять отправлялась, та же самая лодка. Поэтому, или моей матери пришлось бы остаться на берегу, что было опасно, или ехать на другую сторону, что было гак же опасно. На протяжении трех дней они просили его, упрашивали его, говоря, что она беременна, и он должен быть добрым.

Он сказал: «Я ничего не могу сделать это невозможно. Если вы можете мне гарантировать, что это не мальчик, тогда я возьму вас, но как вы мне можете это гарантировать?»

На протяжении трех дней им пришлось оставаться в храме. В этом храме жил святой, который в те дни в той местности был очень известным. Теперь, вокруг этого храма возник город в память о том святом, Сайкхеда. Сайкхеда означает «Деревня святого». «Саи» означает «святой», он был известен как Саи Баба. Это не тот Саи Баба, который стал знаменит - Саи Баба из Ширди, но они были современниками.

Саи Баба из Ширди стал известен благодаря простому совпадению, что Ширди находится рядом с Бомбеем, и все знаменитости Бомбея и богачи Бомбея стили ездить к Саи Баба из Ширди. А из-за того, что Бомбей был мировым центром, скоро имя Саи Баба стало известно за пределами Индии, и много чудес было создано вокруг него.

То же самое было с Саи Бабой, который жил в этом храме. Наконец, моя мать спросила Саи Бабу: «Вы можете сделать что-нибудь? Мы здесь уже три дня. Я беременна, а мой двоюродный брат сказал лодочнику, что он мой брат, и тот не берет нас. Теперь, если вы ничего не сделаете, ничего не скажете этому человеку, мы будем в затруднении. Что делать? Мой брат не может оставить меня одну, я не могу одна поехать на тот берег. На обеих сторонах дикие леса и джунгли, и по крайне мере двадцать четыре часа мне придется ждать одной».

Я никогда не встречался с Саи Бабой, только в определенном смысле, мне было пять месяцев. Он просто прикоснулся к животу моей матери. Моя мать спросила: «Что вы делаете?»

Он сказал: «Я прикасаюсь к ногам твоего ребенка».

Лодочник видел это и сказал. «Что вы делаете, Баба? Вы никогда не прикасались ни к чьим ногам».

И Баба сказал: «Это не кто-то, а ты глупец ты должен перевезти их на другой берег- Не беспокойтесь. Душа, которая находится в утробе, способна спасти тысячи людей, так что не беспокойтесь о своих шестидесяти - возьмите ее».

И моя мать сказала: «И тогда я осознала, что ношу кого-то особенного».

Я сказал: «Насколько я могу понять, Саи Баба был мудрым! человеком: он действительно обманул лодочника! Нет никакою чуда, нет: ничего. И лодки не тонут только из-за того, что в них путешествует кто-то с сыном сестры. В этой мысли нет разумности, это просто абсурд. Возможно, иногда, случайно, это могло произойти, и превратилось в установившийся обычай».

Мое собственное понимание таково, что в жизни Кришны брату его матери было сказано астрологами: «Один из детей твоей сестры убьет тебя», поэтому он держал свою сестру и ее мужа в темнице. Она родила семерых детей, семь мальчиков, и он всех их убил. Восьмым был Кришна, и, конечно, когда родился сам Бог, замки темницы раскрылись, стражники крепко уснули, и отец Кришны вывел его.

Река Ямуна находилась на границе царства Кришны. Канза был человек, который убивал сыновей сестры из-за страха, что один из них убьет его. Ямуна была в разливе, а это одна из самых больших рек в Индии. Отец Кришны очень боялся, но каким-то образом ребенка надо было переправить на другой берег, к дому друга, чья жена родила девочку — так, что он смог бы поменять их. Он мог привезти девочку с собой, потому что на следующее утро Канза бы спросил: «Где ребенок?» и хотел бы убить его. А девочку он бы не стал убивать - это должен был быть мальчик.

Но как пересечь реку? Ночью не было лодки, но ее надо было пересечь. Но когда Бог может открыть замки без ключей и без ключника — они просто открылись, двери открылись, стражи уснули — Бог мог что-то сделать.

Он положил ребенка в корзину на своей голове и пошел через реку — что-то подобное произошло с Моисеем, когда разделился океан. В этот раз такое произошло в Индии. Это не могло произойти с Моисеем, потому что океан не был Индийским, а река была.

Когда он вошел в реку, она начала подниматься. Он очень испугался: что произошло? Он надеялся, что река успокоится, но она начала подниматься. Она дошла до ног Кришны, а потом отступила. Это индийский способ, такое не может больше нигде произойти. Как могла река это упустить? Когда родился Бог, и он переходит через нее, просто уступить дорогу недостаточно, это не хорошо.

С тех пор появилась эта идея, что есть определенное противостояние между человеком и сыном его сестры, потому что Кришна убил Канзу.

Река была пересечена, она благоволила ребенку. С тех пор реки злы на братьев матерей все реки Индии. И этот предрассудок существует даже сегодня.

Я сказал своей матери: «Одно точно — что Саи Баба был мудрым человеком и у пего было чувство юмора». Но она не слушала. И то, что произошло, стало известно всей деревне, и чтобы поддержать это, череп месяц произошло еще одно событие, которое… В жизни столько совпадений, которые вы превращаете в чудеса.

Через месяц произошло большое наводнение, и перед домом моей матери в дождливый сезон была почти река. Там было озеро, а межлу озером и домом маленькая дорога, по в сезон дождей было столько воды, что дорога была полностью похожа на реку, а озеро и дорога превращались в одно целое. Это было подобно океану, везде, где вы только могли видеть, была вода. А в тот год в Индии было самое большое наводнение.

В Индии наводнения обычно происходят каждый год, но в тот год была замечена странная вещь, что наводнения начали изменять направления течения рек. Дожди были такими сильными, что океан не мог принимать воду так быстро, как она появлялась, так что вода начинала течь назад. Там, где маленькие реки впадали в большие, большие отказывались принимать еще воду, потому что они не могли даже держать свою собственную. Маленькие реки начинали течь обратно.

Я никогда этого не видел - это я тоже упустил — но моя мать говорит, что это было странное явление, когда вода двигалась назад. И она начала втекать в дома, она вошла в дом моей матери. Это был двухэтажный дом, первый этаж был полностью залит водой. Потом она поднялась даже до второго этажа, так что все сидели на кроватях, это было самое высокое место. Но моя мать сказала: «Если Саи Баба был прав, тогда что-то произойдет». И это, должно быть, было совпадение, что вода дошла до живота моей матери и отступила!

Эти два чуда произошли до моего рождения, так что у меня нет с ними ничего общего. Но о них стало известно, когда я родился, в деревне я был почти святым! Все так уважительно относились ко мне, люди прикасались к моим ногам, даже старики. Позже мне сказали, что «вся деревня приняла тебя как святого».

Когда мне было около четырех лет, я был единственным ребенком в доме - делать нечего, школы нет, идти некуда. У дедушки со стороны мамы был универсальный магазин, там было все. Это был единственный магазин в деревне… он был очень маленьким, даже не магазин. Я начал играть с конфетами и другими вещами, и я не знаю, как это со мной произошло… но скоро начали постоянно приходить больные люди, а не было ни доктора, ни врача, ни больницы, даже в ста милях не было больницы.

Как-то ко мне пришло, что если люди считают меня святым и прикасаются к моим ногам, я должен давать им лекарства. А лекарства были ничем иным как смесью нескольких конфет, хорошо протертых в порошок, которые были в бутылочках разного цвета. И конечно, люди, у которых лихорадка, болит голова или живот, не умирают. И они начали излечиваться. Они бы вылечились в любом случае это не было чудом, но стало чудом.

Мой Нана начал говорить: «Ты испортишь мой магазин — теперь он стал больницей! Весь день люди приходят и иногда даже мне приходиться давать им твои лекарства, а я не имею понятия, что это за лекарства! Ты разрушаешь мои конфеты и мой магазин. Но они излечиваются, так что вреда нет, продолжай».

Когда через семь лет я переехал в дом моего отца, я перестал заниматься этим лечением, но люди из той деревни, когда бы они ни приходили, напоминали мне. Они уже начали называть меня доктор Сахиб, и я говорил: «Пожалуйста, не употребляйте здесь этого слова, потому что я полностью перестал этим заниматься. Во-первых, здесь нет конфет, у моего отца магазин с одеждой, а я не могу делать лекарства из одежды. И здесь никто не знает, что я могу совершать чудеса. Сначала люди должны знать, потом вы можете их совершать, иначе ничего не получится».

***

Однажды я просто играл, мне было четыре или пять лет, не более. Мой отец брил бороду, когда кто-то постучался в дверь, мой отец сказал мне: «Пойди и скажи ему: «Моего отца нет дома».

Я вышел и сказал: «Мой отец бреется, и просил сказать вам: «Моего отца нет дома».

Человек сказал: «Что? Он внутри?»

Я сказал: «Да, но это он мне сказал. Я сказал вам всю правду».

Человек вошел, а мой отец посмотрел на меня: что произошло? А человек был очень зол, он сказал: «Это нечто! Вы сказали, чтобы я пришел в это время, и вы посылаете мальчика сказать, что вас нет дома».

Мой отец спросил его: «Но как вы выяснили, что я был в доме?»

Он сказал: «Мальчик все рассказал, что «мой отец дома. Он бреет бороду, и сказал мне передать вам, что он вышел».

Мой отец посмотрел на меня. Я мог понять, он сказал: «Подожди! Пусть только этот человек уйдет, и я тебе покажу».

И я сказал ему: «Я ухожу еще до ухода этого человека».

Он сказал: «Но я ничего тебе не сказал».

Я сказал: «Я все понял!»

Я сказал человеку- «Останьтесь здесь. Сначала дайте мне уйти, потому что у меня будет проблема». Но уходя я сказал своему отцу: «Ты же сам настаивал: «Будь честным…» Так что, сказал я, это шанс быть честным, и проверить, действительно ли ты хотел, чтобы я был честным или учил меня хитрости?»

Конечно, он понял, что лучше промолчать, потому что когда человек уйдет, я вернусь домой. Я пришел через два или три часа, так чтобы он успокоился, там были бы другие люди, и не появилось бы никакой проблемы. Он был один. Я вошел, и он сказал: «Не беспокойся - я никогда не скажу тебе ничего подобного. Ты должен простить меняя. В этом смысле он был справедливым человеком, иначе кто бы стал беспокоиться о пятилетнем или четырехлетнем ребенке и просить — будучи отцом - «прости меня»?

И он никогда больше ничего подобного не говорил во всей своей жизни. Он знал, что со мной он должен вести себя по иному, чем с другими детьми.

***

Мой дедушка очень любил меня, просто из-за моего озорства. Даже в старости он был проказником. Он никогда не любил моего отца или моих дядей, потому что все они были против проказ старика. Все они говорили ему: «Вам семьдесят лет и вы должны хорошо себя вести. Вашим сыновьям пятьдесят лет, пятьдесят пять, вашим дочерям пятьдесят лет, их дети поженились, есть дети их детей а вы продолжаете делать такое, что нам стыдно».

Я был единственным, с кем он был близок, потому что я любил старика по простой причине, что он не утратил своего детства даже в возрасте семидесяти лет. Он был таким же озорным, как и любой ребенок. И он озорничал даже со своими сыновьями и дочерьми, и зятьями, и все они были просто потрясены.

Я был его единственным наперсником, потому что мы сговаривались вместе. Конечно, многое он сделать не мог — это делал я. Например, его зять спал в комнате, и мой дедушка не мог залезть на крышу, а я мог. Мы договаривались вместе, он помогал мне, он становился лестницей, чтобы я залезал на крышу и убирал черепицу. И бамбуковой палкой, на которую была привязана щетка, ночью прикасался к лицу зятя… Он кричал, и весь дом сбегался… «Что случилось?» Но к тому времени мы исчезали, и он говорил: «Здесь было привидение или кто-то только что прикасался к моему лицу. Я пытался поймать его, но не смог, было темно».

Мой дедушка оставался совершенно невинным, и я видел, какой огромной свободой он обладал. Во всей семье он был самым старшим. Он должен был быть самым серьезным и самым обремененным столькими проблемами и тревогами, по ничего не действовало на пего. Все были серьезными и обеспокоенными проблемами, только он не волновался. Но было единственное, что мне никогда не нравилось — поэтому я его сейчас вспомнил и это было спать с ним. У него была привычка спать с закрытым лицом, и мне тоже приходилось спать с закрытым лицом, а это отравляло сон.

Я ясно сказал ему: «Я со всем согласен, но с этим я не могу смириться. Ты не можешь спать с открытым лицом, я не могу спать с закрытым лицом — мне душно. Ты делаешь это с любовью», — он прижимал меня к сердцу и с головой укрывал меня, - «это прекрасно, но утром мое сердце не будет биться. Твое намерение прекрасно, но ты утром будешь жив, а меня не будет. Так что наша дружба находится за пределами кровати ».

Он хотел, чтобы я спал с ним, потому что он любил меня, и сказал: «Почему ты не приходишь и не спишь со мной?»

Я сказал: «Ты прекрасно знаешь, что я никем не хочу быгь удушен, даже если у этого человека хорошие намерения. Ты любишь меня, и ты хотел бы прижимать меня к своему сердцу даже ночью». Также утром мы обычно ходили на долгие прогулки, и иногда, когда была луна, ночью. Но я никогда не позволял ему держать меня за руку. И он говорил: «Но почему? Ты можешь упасть, ты можешь споткнуться о камень или что-нибудь еще».

Я сказал: «Так лучше. Дай мне споткнуться, это не убьет меня. Это научит меня не спотыкаться, быть внимательным, помнить, где находятся камни. Но ты держишь меня за руку — сколько ты сможешь держать меня? Сколько ты будешь со мной? Если ты можешь гарантировать, что всегда будешь со мной, тогда, конечно, я хочу этого».

Он был очень искренним человеком, он сказал: «Этого я не могу гарантировать. Я не могу ничего сказать даже о завтрашнем дне. А одно точно, ты будешь жить долго, а я буду мертв, так что я не буду вечно держать тебя за руку».

«Тогда, — сказал я, — для меня лучше учиться с этого момента, потому что однажды ты покинешь меня на середине, беспомощного. А если ты приучишь меня держать тебя за руку… тогда есть только два пути: или я начну жить в выдумке: Бог отец — который, конечно, невидим, -держит мою руку и ведет меня…»

Я сказал своему дедушке: «Я не хочу остаться в таком положении, где я должен создать вымысел, чтобы жить в нем. Я хочу жить настоящей жизнью, не выдуманной. Я не герой романа. Так что оставь меня, дай мне упасть. Я постараюсь встать. Ты подожди, просто смотри, и это будет более сострадательным по отношению ко мне, чем держать меня за руку».

И он понял это, он сказал: «Ты прав, однажды меня здесь не будет».

***

Мой дедушка всегда во всем мне симпатизировал. Он всегда был готов принять участие, если мог, конечно, он никогда не обижал меня, он всегда награждал меня.

Я приходил домой каждый вечер и первое, что спрашивал меня мой дедушка, было: «Что ты делал сегодня? Как дела? Не случилось ли чего?» Мы всегда хорошо разговаривали ночью в его кровати, и он наслаждался всем. Я рассказывал ему все, что произошло днем, и он говорил: «Это был действительно хороший день!»

Мой отец наказал меня только один раз, потому что я пошел на ярмарку, которая проводилась каждый год в нескольких милях от города. Там течет одна из святых рек индусов, Нармада, и на берегу Нармады в течение месяца проходила ярмарка. И я просто пошел туда, не спросив его.

На ярмарке столько всего происходило… Я пошел только на один день и думал, что к вечеру вернусь, но там было столько всего: маги, цирк, театр. Было невозможно вернуться через один день, так что три дня… Вся семья была в Нанике: куда я делся?

Такого никогда раньше не происходило. Самое позднее, я приходил поздно ночью, но я никогда не пропадал на три дня подряд… и никакого сообщения. Они обошли все дома друзей, никто ничего не знал обо мне. И на четвертый день, когда я вернулся домой, мой отец был действительно зол. До того, как что-нибудь спросить меня, он шлепнул меня. Я ничего не сказал.

Я сказал: «Ты хочешь еще раз шлепнуть меня? Ты можешь, потому что я все эти три дня наслаждался. Ты не можешь отшлепать меня больше, чем я получал удовольствие, так что ты можешь сделать это еще несколько раз. Это успокоит тебя, а для меня это просто восстановление равновесия. Я получал удовольствие».

Он сказал: «Ты действительно невозможен. Шлепать тебя бесполезно. Тебе это не причиняет боль, ты просишь еще. Разве ты не можешь определить разницу между наказанием и наградой?»

Я сказал: «Нет, для меня все в каком-то смысле награда. Награды бывают разные, все это какая-то награда».

Он спросил меня: «Где ты был все эти три дня?»

Я сказал: «Это ты должен был спросить меня до того, как шлепнул. Теперь ты потерял право спрашивать меня. Я был отшлепан, и меня даже не спросили. Это конец глава закрыта. Если ты хотел знать, ты бы спросил раньше, но у тебя нет терпения. Минуты было бы достаточно. Но я не буду заставлять тебя постоянно волноваться, где я был, и я скажу тебе, что был на ярмарке».

Он спросил: «Почему ты не спросил меня?»

Я сказал: «Потому что я хотел туда пойти. Будь честен: если бы я спросил тебя, разве ты бы мне позволил? Будь честным?»

Он сказал: «Нет».

Я сказал: «Это все объясняет, почему я не спросил тебя, потому что я хотел туда пойти, и тогда тебе было бы труднее. Если бы я спросил тебя, а ты бы сказал «нет», я бы все равно пошел, и тебе было бы еще сложнее. Только чтобы облегчить все тебе, я не спросил, и я вознагражден за это. И я готов принять еще вознаграждение, которое ты хочешь дать мне. Но я так насладился ярмаркой, что собираюсь ходить туда каждый год. Так что ты можешь… когда бы я ни исчезал, ты знаешь, где я. Не беспокойся».

Он сказал: «Это последний раз, когда я наказываю тебя, это первый и последний раз. Возможно, ты прав: если ты действительно хотел пойти туда, это был единственный способ, потому что я не разрешил бы тебе. На этой ярмарке может произойти все: там проститутки, наркотики, алкоголь», — а в то время в Индии не было запрета на наркотики, каждый наркотик был свободно доступен. А на ярмарке собирались всевозможные монахи, а в Индии монахи все употребляют наркотики «так что я не позволил бы тебе пойти туда. А если ты действительно хотел пойти, то был прав, что не спросил».

Я сказал ему: «Но меня не волновали ни проститутки, ни монахи, ни наркотики. Ты знаешь меня: если бы меня интересовали наркотики, тогда в этом городе…» Прямо рядом с моим домом был магазин, где все наркотики были доступны, «и хозяин так дружески относится ко мне, что он не возьмет деньги, если мне понадобятся наркотики. Так что в этом нет проблем. Проститутки доступны в городе, если мне интересно будет посмотреть на их танцы, я пойду туда. Кто может помешать мне? Монахи постоянно приходят в город. Но меня интересовали фокусники».

А мой интерес к фокусам основывался на моем интересе к чудесам. В Индии, до разделения, я видел разные чудеса, которые делали на улицах фокусники. Возможно, после такого шоу они собирали одну рупию. Как я мог поверить, что эти люди - мессии? За одну рупию на протяжении трех часов они делали почти невозможное. Конечно, во всем этом были уловки, но если вы этого не знаете, тогда для вас это чудо.

Вы просто слышали - а я видел, как они подбрасывали вверх веревку, а она вставала прямо. У них с собой был мальчик, которого они звали джамура, у каждого фокусника есть джамура. Я не знаю, как перевести это… просто «мой мальчик». И он говорит с джамурой: «Джамура, ты поднимешься по веревке?»

И тот говорит: «Да, поднимусь». И в этом разговоре есть определенная уловка, он заставляет людей сосредотачиваться на этом разговоре, а он очень смешной. Я видел, как этот мальчик влезал по веревке и исчезал!

И человек звал снизу: «Джамура?»

И сверху был слышен голос: «Да, хозяин».

И тот говорил: «Теперь я частями спущу тебя вниз». Потом он подбрасывал нож, и вниз падала голова мальчика! Он снова подбрасывал нож, и вниз падали ноги! Часть за частью мальчик спускался вниз, и фокусник собирал его по частям, закрывал его покрывалом и говорил: «Джамура, теперь соберись вместе».

И джамура говорил: «Да, хозяин». Фокусник снимал покрывало, и мальчик вставал! Он клал веревку, скатывал ее, убирал в сумку и начинал просить денег.

В лучшем случае он получал одну рупию, потому что в те дни шестьдесят пайсов были равны одной рупии, а никто не собирался давать ему больше одного пайса, два пайса самое большее, очень богатый человек давал четыре. Если он за одно чудо мог собрать одну рупию, это было удачей.

Я видел всевозможные вещи, а люди, которые их делали - просто бедняки.

***

В моем детстве, потому что о том времени я могу говорить с вами более авторитетно, я не знаю вашего детства, я знаю только свое детство — это был каждодневный вопрос. Меня постоянно просили быть честным. И я сказал своему отцу: «Когда бы ты ни просил меня быть честным, ты должен помнить одно, что честность должна быть вознаграждена, иначе ты принуждаешь меня не быть честным».

Очень легко я выяснил, что правдивость не оплачивается: вас наказывают. Оплачивается ложь: вы вознаграждены. Тогда появился очень важный вопрос. Так что я ясно дал понять своим родителям, что все должно быть понято правильно: «Если хотите, чтобы я был правдивым, тогда правдивость должна быть вознаграждена, и не в будущей жизни, а здесь и сейчас, потому что я правдив здесь и сейчас. А если правдивость не вознаграждается, если меня за это наказывают, тогда вы принуждаете меня лгать. Так что пусть это будет ясно понято, тогда для меня не будет проблемы, я всегда буду говорить правду».

Случилось так, что в двух-трех кварталах от моей семьи жила семья браминов, очень ортодоксальных браминов Брамины обрезают все волосы, и оставляют их не срезанными на седьмой чакре головы, так что эта часть продолжает расти. Они пытаются прятать ее под шапочкой или чалмой. А я срезал отцовские волосы. Летом, в Индии люди спят вне дома, на улице. Они выносят свои кровати, матрасы на улицу. Весь город ночью спит на улице, потому что внутри очень жарко

Так что этот брамин спал — и это была не моя вина… у него была такая длинная чоти; это называется чоти, этот пучок волос. Я никогда не видел его, потому что он был скрыт под тюрбаном. Пока он спал, волосы лежали на улице. Они были такими длинными, что я почувствовал искушение, я не мог устоять, я поспешил домой, принес ножницы, полностью отрезал его, принес и спрятал в своей комнате.

Утром тот обнаружил исчезновение. Он не мог поверить, потому что в этом была вся его чистота, вся его вера была в этом вся его духовность была разрушена. Но все вокруг знали, что если что-то происходило… сначала они спешили ко мне. И он немедленно пришел. Я сидел рядом с домом, прекрасно зная, что утром он придет. Он посмотрел на меня. Я тоже посмотрел на него. Он сказал мне: «На что ты смотришь?»

Я сказал: «На что вы смотрите? На то же, что и вы».

Он сказал: «На то же?»

Я сказал: «Да, на то же. Назовите это»

Он спросил: «Где твой отец? Я совершенно не хочу с тобой разговаривать».

Он пошел. Он привел моего отца, и мой отец сказал: «Ты что-то

сделал этому человеку?»

Я сказал: «Я ничего не сделал этому человеку, но я отрезал чоти, которое не может принадлежать этому человеку, потому что когда я его отрезал, что он делал? Он мог помешать этому».

Человек сказал: «Я спал».

Я сказал: «Если бы я отрезал твой палец, когда ты спал, ты продолжал бы спать?»

Он сказал: «Как же я мог продолжать спать, если бы кто-то отрезал мой палец?»

Я сказал: «Это определенно показывает, что волосы мертвы. Вы можете отрезать их, но человеку не больно, кровь не идет. Так о чем же весь шум? Мертвая вещь болталась там… и я подумал, что вы без надобности носите эту мертвую вещь в своем тюрбане всю свою жизнь почему бы не освободить вас? Оно в моей комнате. А с моим отцом у меня есть договоренность, что я говорю правду».

Я принес его чоти и сказал: «Если оно вас так интересует, вы можете забрать его. Если это ваша духовность, ваш брахманизм, вы можете привязать его и спрятать в свой тюрбан. В любом случае, оно мертво, оно было мертво, когда было у вас на голове, оно было мертво, когда я ею отрезал. Вы можете держать его в своем гюрбане».

И я сказал своему отцу: «Моя награда?» перед этим человеком.

Тот человек спросил: «О какой награде он говорит?» Мой отец сказал: «В этом проблема. Вчера он предложил соглашение, что если он говорит правду… и искренно, но он не только говорит правду, он даже доказывает ее. Он рассказал всю историю и за этим даже скрывается лонжа что это было мере то, так зачем же беспокоиться о мертвом? И он ничего не скрывает».

Он вознаградил меня пятью рупиями. В те дни, в этой маленькой деревне, пять рупий были большой наградой. И этот брахман с ума сошел от гнева на моего отца. Он сказал: «Вы испортите этого ребенка. Вы должны быть его наказать, вместо того, чтобы давать ему нить рупий. Теперь он будет отрезать чоти у других людей. Если он будет получать за каждую чоти пять рупий, со всеми браминами в городе будет покончено, потому что они спят ночью на улице, а когда вы спите, то не можете рукой держать чоти. А вы что делаете? Это станет прецедентом».

Мой отец сказал: «Но это мое соглашение. Если вы хотите наказать его, я не буду принимать в этом участие. Я не награждаю его за его озорство, я награждаю его за его правдивость, и всю свою жизнь я буду его за это награждать- А что касается озорства, вы свободны делать с ним все, что угодно».

Этот человек сказал моему отцу: «Вы толкаете меня в еще большую беду. Если я что-нибудь сделаю с этим мальчиком, вы думаете, все прекратится? Я семейный человек: у меня есть жена, мои дети, мой дом завтра мой дом будет сожжен». Он был очень зол, и он сказал: «Особенно сейчас это является проблемой, потому что завтра я собираюсь проводить церемонию в другой деревне, а люди увидят меня без моей чоти…»

Я сказал: «Нет необходимости беспокоиться - я возвращаю вам чоти. Вы также можете вознаградить меня за то, что я вам это возвращаю. Просто не снимайте свой тюрбан в другой деревне, даже ночью. Вот и все. Это не большая проблема, это всего лишь дело одной ночи. А ночью кто собирается смотреть на вашу чоти? Все будут спать».

Он сказал: «Ты мне советов не давай. Я хотел бы побить тебя, по я точно знаю, что это вызовет целую цепь последствий».

Я сказал: «Она уже была создана. Вы пришли, чтобы жаловаться, вы не вознаграждаете меня за то, что я абсолютно честен и искренен и говорю вам, что не мог устоять от искушения. А я никому не причинил никакого вреда, не было совершено насилия ни одна капля крови не упала с вашей чоти. Просто пожаловавшись моему отцу, вы создали цепную реакцию».

Он сказал моему отцу: «Послушайте…!»

Мой отец сказал: «Это не мое дело».

И я сказал своему отцу: «Вот чему учит весь брахманизм цепной реакции».

Мой отец сказал: «Оставь свою философию при себе. И прекрати ходить на эти лекции садху, монахов и махатм, потому что из того, что ты получаешь из них, ты делаешь очень странные выводы».

Я сказал: «Вот, о чем я говорил, но это не странно. Это в точности то, чем является теория кармы: вы совершаете одно действие, после него следует реакция. Он совершил действие жалобы на меня, теперь последует реакция».

И реакция последовала, потому что он сказал мне, что отправляется в другую деревню… Он был очень зол на меня, но когда вы злитесь, вы злитесь а он действительно был разъярен. Он был зол на жену, на детей… Я видел все это, он как-то сумел собраться и уехать.

В то мгновение, как он уехал, я сказал его жене: «Вы понимаете, куда он едет? Он уезжает навсегда — а вы не знаете! Он пришел, чтобы сказать об этом моему отцу, что он уезжает навсегда и никогда больше не вернется».

Жена неожиданно начала плакать и кричать: «Остановите его!» Люди побежали и остановили его повозку.

Он сказал: «Почему вы останавливаете меня? Я должен успеть на поезд!»

Ему сказали: «Не сегодня. Ваша жена плачет и бьет себя в сердце — она умрет!»

Он сказал: «Но это странно. Почему она должна бить себя, и почему она должна плакать?»

Но люди не позволили ему ехать, и они снимали его сумку и чемодан.

Человек, который правил повозкой, сказал: «Я не повезу вас. Если такое дело, что вы покидаете свою жену и своих детей навсегда, я не буду такое делать».

Брамин сказал: «Я не покидаю, я вернусь, но у меня нет времени убеждать вас. Поезд уйдет — станция находится в двух милях от моего дома».

Но никто не слушал его, а я провоцировал людей: «Остановите его, иначе его жена, его дети… вам придется смотреть за ними — кто будет кормить их?»

Люди привели его обратно со всеми сумками, и, конечно, он был зол и кинул все сумки в жену. Его жена спросила: «Что мы сделали? Почему ты…?» А я находился в толпе.

Он сказал: «Никто ничего не сделал. Тот мальчик сказал мне, что будет реакция. Причина в том, что три дня назад, в храме, я учил философии действия и реакции, а этот мальчик там был. Теперь он учит меня».

Он сказал мне: «Прости меня, и я никогда не скажу ни единого слова об этом действии и реакции. И ты можешь срезать у любого человека чоти, я не буду жаловаться. Ты можешь отрезать мою голову, и я не буду жаловаться, потому что я хочу остановить эту цепь. Мой поезд ушел».

Тогда все спросили: «Что случилось? Мы не понимаем. Кто отрезал твою чоти?»

Я сказал: «Смотрите! Цепь последствий не может остановиться. Эти люди спрашивают: «Чью чоти? Кто отрезал ее? Где чоти?» Я сказал: «Просто посмотрите в тюрбане, на его голове!» И человек, который считался в нашем городе борцом, пришел и снял его тюрбан, и чоти выпало.

Мой отец тоже был там и видел это. Когда мы возвращались домой, он сказал мне: «Я награжу тебя, но не пользуйся нашим соглашением».

Я сказал: «Я не пользуюсь. Это не соглашение между мной и гобой. Мое соглашение состоит в том, что я всегда буду говорить тебе правду, а ты меня будешь за это награждать». И он согласился. Что бы я ни сделал, что бы ни было плохо в его глазах, он постоянно награждал меня. Но сложно найти такого отца как этот - отец обычно очень сильно насаждает вам свои идеалы.

Моего отца осуждал весь город: «Ты портишь ребенка».

Он говорил: «Если это его судьба, быть испорченным, пусть он будет таким. Я не буду нести ответственность за вмешательство в его судьбу, он никогда не сможет сказать: «Мой отец испортил меня». Если он счастлив, будучи испорченным, то что в этом плохого? Когда бы, что бы ни произошло в его жизни, я не хочу вмешиваться. Мой отец вмешивался в мою жизнь, и я знаю, что если бы этого не было, я был бы другим человеком.

И я знаю, что он прав, что каждый отец прекращает ребенка в лицемера, потому что я превратился в лицемера. Когда я хочу смеяться, я серьезен. Когда я хочу быть серьезным, мне приходится смеяться. И пусть он будет серьезным, когда захочет быть таким».

Он сказал: «У меня одиннадцать детей, но я думаю, что у меня только десять». И он всегда думал, что их десять. Меня он никогда не считал среди детей, потому что он сказал: «Я дал ему полную свободу быть собой. Почему он должен нести мой образ?»

***

Когда я учился в начальной школе, мой дом был совсем рядом. Поэтому, когда звонил школьный колокол, для меня это было время идти в ванную. Вся семья стучалась и дверь, а я молчал даже ничего не отвечая .

Это был каждодневный порядок когда приходил директор школы и вытаскивал меня, потому что сам я не шел никуда. Он приходил, и мой отец говорил: «Что делать? Не звоните в колокол, потому что в тот момент, когда вы начинаете звонить, он немедленно идет в ванную и запирает дверь! А потом все становится совершенно бессмысленным, потому что бы вы ни сказали, он не ответит».

Наконец, в школе решили не звонить в колокол, и директор обычно приходил — сначала, чтобы изловить меня — а потом колокол звонил для всех остальных детей.

Каждого ребенка заставляют многое делать для его же блага. Я очень благодарен учителю. Он был действительно щедрым - только для единственного ученика он изменил весь порядок в школе!

Я благодарен споим родителям за их терпение ко мне. Вся семья стояла перед ванной и уговаривала меня: «Выходи! Если ты не хочешь идти в школу, не нужно. Мы попросим директора, чтобы он отпустил тебя на сегодня». Но я продолжал молчать.

И я также благодарен, потому что те мгновения молчания столько дали мне. И все вокруг кричали и бегали — я был центром этого циклона, просто сидел под душем и наслаждался.

В деревне, где я родился, была колония гончаров. А в Индии гончары возят свои горшки на ослах. Это единственное для чего в Индии используются ослы. Колония находилась рядом с моим домом, и там было столько прекрасных ослов, но все они весь день были заняты перевозками. Только ночью они были свободны, и я тоже был свободен, так что я катался на ослах.

В Индии никто не катается на ослах, потому что осел считается неприкасаемым. Кататься на осле… Вся моя семья была потрясена, потому что соседи говорили им: «Мы видели, как ваш сын ехал к рынку, сидя на осле. Не впускайте его в дом до тех пор, пока он не пойдет на реку и не вымоется».

Мой отец уговаривал меня: «Мы можем купить тебе лошадь, если тебе это так интересно».

Я сказал: «Меня совершенно не интересуют лошади. Меня интересуют ослы. Они большие философы, непредсказуемые. Осел может в любую минуту остановиться, и что бы вы ни делали, он не сдвинется с места. Вы не можете понять, почему он остановился и в противовес обыкновенному мнению, что ослы - идиоты, я убедился в том, что они очень хитрые, умные политики».

Мой отец сказал: «Ты хочешь написать об ослах диссертацию или что?»

Я сказал: «Я могу ее написать, потому что мой опыт общения с ослами может быть больше, чем у кого-либо другого».

Кататься на осле трудная работа, а на лошади - нет. Ослы такие хитрые, они никогда не выйдут на середину дороги. Они всегда будут скрести вашей ногой по стене. Естественно, вы спрыгните!

Было так трудно удержать их на середине. Или справа, или слева, но они никогда не находились посередине. Так что я сказал своему отцу: «Ослы правши или левши, но они не буддисты».

Будда учил своих учеников: «Следуете серединному пути». Ослы были единственными, кото Будда не смог убедить. И я не думаю, что они глупы, потому что когда на них никто не ездит, они идут посередине. Они умны. А жарким днем вы можете увидеть, что они стоят под деревом

И сама морда осла выглядит очень философски, как будто они вынашивают великие вещи. Только посмотрите на морду осла, и вы почувствуете, что он так много думает.

Наконец, моя семья решила, что мне не должно быть позволено входить в кухню - «потому что мы точно не знаем, катался ли ты на осле или нет». Так что я всегда сидел рядом. Мне не позволяли заходить в кухню, особенно не разрешала мне бабушка… я был отверженным!

***

Слушая птиц, я вспомнил… Прямо рядом с моим классом в старшей школе росли прекрасные манговые деревья. Л на манговых деревьях вьют свои гнезда кукушки. Нет ничего прекраснее кукования кукушки

Так что я обычно сидел у окна, смотря на птиц на деревьях, и мои учителя были очень раздражены. Они говорили: «Ты должен смотреть на доску».

Я сказал: «Это моя жизнь, и у меня есть все права выбирать, куда смотреть. Снаружи так прекрасно птицы поют, цветы, деревья, и солнце светит сквозь них -и я не думаю, что ваша доска может быть соперником»-

Учитель так разозлился, что сказал мне: «Тогда ты можешь выйти и встать там, за окном, пока не будешь готов смотреть на доску, потому что я учу тебя математике, а ты смотришь на деревья и на птиц».

Я сказал: «Вы даете мне прекрасную награду, не наказание». И я попрощался с ним.

Он сказал: «Что ты имеешь в виду?»

Я сказал: «Я никогда не войду, каждый день я буду стоять за окном».

Он сказал: «Ты сумасшедший. Я расскажу твоему отцу, твоей семье: «Вы выбрасываете на него деньги, а он стоит снаружи».

Я сказал: «Вы можете делать все, что хотите. Я знаю, как все уладить с моим отцом. И он прекрасно знает, что если я решу, что останусь снаружи — ничто не изменит это».

Директор обычно видел, как я стою снаружи каждый день, когда он делал обход. Он был удивлен, что я там делал каждый день. На третий или на четвертый день он подошел ко мне и сказал: «Что ты делаешь? Почему ты постоянно здесь стоишь?»

Я сказал: «Меня наградили».

Он сказал: «Наградили? За что?»

Я сказал: «Вы просто постойте рядом со мной и послушайте пение птиц. И красота деревьев… Вы думаете, смотреть на доску и на этого глупого учителя… потому что только глупые люди становятся учителями, они не могут найти никакого другого занятия. В большинстве случаев они выпускники третьих классов. Так что я не хочу ни смотреть на этого учителя, ни смотреть на эту доску. А что касается математики, вам не надо беспокоиться я справлюсь. Но я не могу упустить эту красоту».

Он стоял рядом со мной и сказал: «Это действительно прекрасно Я двадцать лет был директором этой школы, и я никогда не приходил сюда. И я согласен с тобой, что это награда. Что касается математики, я доктор наук в ней. Ты можешь в любое время приходить ко мне домой, и я буду учить тебя, но ты продолжай оставаться здесь»

Так что я получил лучшего учителя, директора школы, который был лучшим математиком. И мой учитель математики был очень озадачен. Он думал, что через несколько дней я устану, но прошел целый месяц. Потом он вышел и сказал: «Извини меня, потому что все время, когда я в классе, мне постоянно причиняет боль то, что я заставил тебя стоять здесь. А ты не сделал ничего плохого. Ты можешь сидеть в классе и смотреть туда, куда захочешь».

Я сказал: «Теперь слишком поздно».

Он сказал: «Что ты имеешь в виду?»

Я сказал: «Я имею в виду то, что я наслаждаюсь тем, что нахожусь здесь. Когда сидишь за окном, очень маленькая часть деревьев и птиц становится доступна. А что касается математики, меня учит сам директор, я хожу к нему каждый вечер».

Он сказал: «Что?»

Я сказал: «Да, потому что он согласился со мной, что это награда».

Он пошел прямо к директору и сказал: «Это нехорошо. Я наказал его, а вы поощряете».

Директор сказал: «Забудьте о наказании и поощрении — вы тоже иногда должны там быть. Теперь я не могу дождаться, раньше я ходил в обход, это было обычным делом, а теперь я не могу дождаться… Первое, что я должен сделать, это пойти туда и постоять с мальчиком, смотря на деревья.

Впервые я понял, что есть вещи, лучшие, чем математика - звуки пения птиц, цветы, зеленые деревья, солнечные лучи, проходящие через них, дуновение ветра, поющее песни. Иногда вы тоже должны приходить к нам».

Он вернулся и сказал: «Директор сказал мне, что произошло, так что же мне делать?» Он спросил меня: «Мне что, вывести сюда весь класс?»

Я сказал: «Это было бы прекрасно. Мы можем сидеть под этими деревьями, а вы можете учить нас математике. Но я собираюсь пойти в класс, даже если вы помешаете мне, что вы не можете сделать, потому что теперь я знаю математику лучше, чем любой ученик в классе. И у меня есть лучший учитель. Вы третьеразрядный бакалавр наук, а он первоклассный магистр наук».

Несколько дней он думал над этим, и однажды утром, когда я пришел туда, то увидел, что весь класс сидит под деревьями. Я сказал: «Ваше сердце все еще живо, математика не убила его».

***

Один из моих учителей в начальной школе, когда я был в четвертом классе… Это был мой первый день в его классе, и я не сделал ничего очень плохого. Я просто делал то, что вы делаете во время медитации: «Ом, Ом…», но про себя, с закрытым ртом. У меня было несколько друзей, и я сказал, чтобы все они сели в разные места, чтобы он не смог понять, откуда идет звук. Один раз он исходил отсюда, второй раз оттуда, третий раз из другого места, он постоянно искал, откуда исходил звук. И я сказал им: «Закройте рты и говорите «Ом» внутри себя».

На мгновение он не мог понять. Я сидел в самом конце. Все учителя хотели, чтобы я сидел на первой парте, чтобы они могли следить

за мной, а я всегда хотел сидеть сзади, где можно многим заняться, это более выполнимо. Он подошел прямо ко мне. Он слышал от учителя третьих классов, что: «Вы должны следить за этим мальчиком!» И он сказал: «Хотя я не могу выяснить, кто это делает, это делаешь ты».

Я сказал: «Что? Что я делаю? Вы должны сказать мне. Просто говорить: «Ты делаешь это», не имеет никакого смысла. Что…?»

Теперь ему было сложно сделать то, что сделал я. потому что это выглядело бы глупо, и все начали бы смеяться. Он сказал: «Что бы это ни было, сожми уши руками и сядь, встань, сядь - пять раз!»

Я сказал: «Прекрасно». И спросил его: «Я могу это сделать пятьдесят раз?»

Он сказал: «Это не награда, это наказание».

Я сказал: «Этим утром я не делал никаких упражнений, так что это прекрасная возможность, а вы будете очень счастливы. Вместо пяти раз я сделаю это пятьдесят. И всегда помните, когда бы вы ни награждали меня», это то слово, которое я сказал ему, «когда бы вы ни награждали меня, будьте щедрыми». И я начал делать это пятьдесят раз.

Он сказал: «Остановись! Этого достаточно. Я никогда не видел такого мальчика. Тебе должно быть стыдно, что тебя наказали».

Я сказал: «Нет. Я делаю свои утренние упражнения. Вы помогли мне, вы вознаградили меня, это хорошее упражнение. На самом деле, вы тоже должны сделать его».

***

В старших классах моей школы было два здания, и между ними было, по крайней мере, шесть метров пространства. Я нашел кусок дерева длиной в шесть метров. Сперва я положил его на землю и спросил своих друзей: «Вы можете пройти по ней?» И все смогли пройти по ней, не упав. А потом я положил этот же кусок дерева на крыши между зданиями, и, кроме меня никто не был готов даже попробовать.

Я сказал: «Это странно, потому что вы прошли по ней и не упали»

Мне сказали: «Теперь все по-другому. Теперь это так опасно, что если появится хотя бы маленький страх, если хотя бы один шаг будет сделан неправильно, то вы упадете с высоты девять метров».

Я уговаривал их, говоря: «Вы можете наблюдать за мной, вы не должны просто смотреть по сторонам. Вы же проходили по атому дереву… и это моя стратегия: не смотреть по сторонам, просто полностью сосредоточиться на дерене и идти. И гак я могу пройти много миль».

Когда однажды я уговаривал нескольких учеников, один новый учитель, учитель химии, который всегда хвастался, что он очень смелый, проходил мимо, Я сказал: «Вы очень смелый человек, возможно, вы можете попытаться».

Он сказал: «Я могу попытаться». Но когда он посмотрел вниз, там было девять метров. Он прошел самое большее два шага, упал вниз и получил множество переломов.

Я пришел навестить его в госпитале. Он сказал мне: «Я никогда не видел такого опасного парня. Как это пришло тебе в голову?»

Я сказал: «Вы столько хвастались… Как только вы поправитесь, мы придумаем что-нибудь еще».

Он сказал: «Что ты имеешь в виду?»

Я сказал: «Вам просто надо сказать, что вы хвастались, почему что в самом деле вы очень боитесь. Чтобы скрыть это, вы хвастаетесь: «Посреди ночи, в темном лесу, я могу пройти один. Я не боюсь ни привидений, ни воров, ни убийц».

Это вы спровоцировали меня найти что-нибудь. А я шел впереди вас, так что я тоже рисковал. Вы подумали, что если я иду, вы тоже можете пойти. Вот здесь вы ошибались.

Вы начали дрожать с первого шага, но вы но смогли вернуться. Время было, вы могли отпрыгнуть назад, вы сделали всего два шага, но это противоречило вашему это, так что вы продолжили идти и упали. У вас множественные переломы не в теле, а в эго Через две-три недели вашему телу будет лучше, но ваше эго… никогда больше но говорите о своей храбрости, иначе… я еще кое-что придумал».

Он сказал: «Я собираюсь уйти из этой школы Этого достаточно. Я не хочу этого!»

Я сказал: «Это ваше дело. Вы можете уволиться, но, все равно, мы попробуем что-нибудь сделать».

И мы смогли сделать. Он уволился, взял свой багаж - у него не было ни жены, ни детей, ничего. Он только окончил университет… молодой человек. Я и несколько моих друзей окружили его, и мы наделали столько переполоха, собралась огромная толпа.

Мы сказали: «Он уходит от своей жены».

А он пытался убедить толпу: «У меня нет никакой жены. Эти люди лгут, я просто уволился и уезжаю».

Я сказал толпе: «Просто верните его домой У него есть жена и трое детей».

Он сказал: «Оставьте меня, потому что я пропущу свой поезд. Я не могу вернуться».

Но тогда толпа сказала: «Вы не можете уехать. Сперва вы должны вернуться домой. Почему эти дети должны врать?» А я был не один. У меня было, по крайней мере, десять мальчиков, которые говорили: «Ваша жена плачет, ваши дети плачут, а вы покидаете их. Это не хорошо».

Толпа завладела им - мы все исчезли. Он кричал и говорил: «Я не женат, у меня нет ребенка, у меня нет никакой жены».

Толпа сказала: «Сначала вернитесь домой».

Он сказал: «Но мой поезд уйдет».

Люди сказали: «Нас не волнует поезд. Вы можете сесть на него завтра», потому что был всего один поезд в день. «Так что это вопрос двадцати четырех часов. Сначала вернитесь домой».

А мы смогли найти очень бедную женщину, у которой было трое детей, и мы сказали ей: «Мы дадим вам пять рупий за небольшую игру».

Она сказала: «Но это не хороший поступок».

Я сказал: «А что плохого? Просто закройте лицо, и никто вас не узнает…» А в Индии, вы покрываете гхунгхатом голову и плачете. И я сказал детям: «Вы говорите: «Папа, почему ты покидаешь нас?»

Он не мог поверить своим глазам: появилась женщина, которая плакала, держала его за ноги, говоря: «Не покидай меня, ты женился на мне!» А трое детей плакали: «Папа!»

И толпа сказала: «Теперь, что ты скажешь?»

Он сказал: «Что я могу сказать теперь? Я никогда не видел этих детей, я никогда не видел эту женщину, а они сидят у меня в доме».

Все мы были в толпе. Наконец, я сказал ему: «Поезд опоздает, не беспокойтесь». Я отвел его в сторону и сказал: «Это просто обман. Дайте женщине пять рупий, а потом можете идти. И я позабочусь об этом».

Ему пришлось дать женщине пять рупий. Толпа спросила: «Что происходит?»

Я сказал: «Они договорились. Он уезжает всего на два дня и дает ей деньги на расходы, потом он вернется назад».

Так что люди позволили ему уйти. А женщина позже мне сказала: «Хорошо бы почаще исполнять такие номера… за пятиминутную игру -пять рупий!» А в те дни пять рупий были большими деньгами. Человек на них мог прожить месяц.

Мы пошли с учителем, а он был так зол, он с нами не разговаривал. И я сказал: «Не злитесь, потому что мы можем придумать что-нибудь еще».

Он сказал: «Не надо, у меня переломы по всему телу, пять рупий потрачены, и я не думаю, что смогу сесть на поезд».

Я сказал: «Не беспокойтесь, поезд ушел. Вам придется ждать в зале ожидания, но мы все подготовили… вам там будет удобно. А вечером будьте немного бдительным, наблюдательным». Я сказал: «У нас нет времени, только одна ночь. Теперь мы попробуем сыграть в привидения…»

Он сказал: «Боже мой!»

Так что ночью, в зале ожидания… а ночью поезда не ходят, станционный смотритель уходит, комната пуста, и платформа тоже пуста. Он сказал: «Тогда я не пойду на станцию. Я лягу где-нибудь на улице, на рынке, но я не пойду на станцию, в это пустое место, ночью».

Я сказал: «Вы говорили, что не верите в привидений».

Он сказал: «Я говорил это, но видя ваши затеи… есть ли привидение или нет, какой-нибудь дух появится, а я не хочу попадать в еще одну беду».

Этот человек встретил меня через двадцать или двадцать пять лет. Я спросил его: «Как у нас дела?»

Он сказал: «Как дела? Ты так напугал меня, что я решил никогда не жениться и никогда не иметь детей, никогда не работать в школе, это опасно. Все мое тело было разрушено, и в тот день ты мог нанести мне еще больший вред, потому что вся толпа верила тебе».

Я сказал: «Эта женщина была готова пойти с вами. Вы сами подкупили ее».

Он сказал: «Я подкупил ее? Ты предложил пять рупий, и ты смог найти этих людей. А я знаю эту женщину и ее детей, они жили по соседству».

Но я сказал: «Почему вы дрожали?»

Он сказал: «Почему я дрожал? Я дрожал, потому что толпа тогда могла посадить мне женщину и детей на голову. У меня не было работы, и у меня бы появилась семья, которая не имеет ко мне никакого отношения. Эта женщина была так уродлива, а ты был так ловок, что сказал ей прятать свое лицо. Но с тех пор я очень боюсь, я не работал ни в одной школе, я никому не говорил, что «я смелый человек». Я принял то, что я — трус».

Я сказал: «Если бы ты сделал это раньше, этой трагедии можно было бы избежать».

***

В моей округе был храм, храм Кришны, всего через несколько домов от моего дома. Храм стоял на другой стороне улицы, мой дом был на этой стороне. Напротив храма жил человек, который его построил, он был

великим последователем.

Храм был посвящен Кришне в детстве, потому что когда Кришна стал молодым человеком, он создал столько проблем и столько вопросов, так что многие люди поклоняются Кришне-ребенку, поэтому храм назывался храм Баладжи.

Он стоял прямо напротив дома человека, который построил его. Храм существовал из-за преданности человека, постоянной преданности… Он принимал ванну - прямо напротив храма был колодец - он принимал там ванну. Потом он часами молился, и он считался очень религиозным человеком. Постепенно, люди начали и его называть Баладжи. Все так привыкли к этому, что я не помню его настоящее имя, потому что тогда, когда я узнал о его существовании, его звали уже Баладжи. Но это не может быть его именем, оно появилось, потому что он построил храм.

Я часто ходил в храм, потому что он был очень красивым и очень спокойным за исключением Баладжи, который мешался там. И часами он был богатым человеком, так что ему не надо было беспокоиться о времени три часа утром, три часа вечером, он постоянно мучил бога этого храма. Никто не приходил гуда, хотя храм был так прекрасен, что многие бы хотели пойти туда; но они ходили в более дальние храмы, потому что Баладжи это было слишком. А его шум это можно назвать только шумом, это не было музыкой - его пение было таким, что превращало вас во врага пения на всю жизнь.

Но я ходил туда, и мы стали друзьями. Он был старым человеком. Я сказал: «Баладжи, три часа утром, три часа вечером о чем ты просишь? И каждый день? И он не дал этого тебе?»

Он сказал: «Я не прошу материальных вещей. Я прошу духовного. Л это не дело одного дня, вы должны продолжать всю свою жизнь, и это будет дано после смерти. Но это обязательно будет дано: я построил храм. я служу Господу, я молюсь; ты видишь, что даже зимой, в мокрой одежде…» Считается, что это особенная преданность, дрожать и мокрой одежде. Мне кажется, что когда дрожишь, становится легче петь. Вы начинаете кричать, чтобы забыть о дрожи.

Я сказал: «Мое представление совсем другое, но я не скажу тебе. Я хочу только одного, потому что мой дедушка постоянно говорит: «Это все трусы, этот Баладжи трус. Он теряет шесть часов в день, а эта такая маленькая жизнь, а он трус».

Он сказал: «Твой дедушка сказал, что я трус?»

Я сказал: «Я могу привести ею».

Он сказал: «Нет, не надо приводить его в храм, потому то это будет ненужная проблема, но я не трус».

Я сказал: «Хорошо, мы посмотрим, трус ты или нет»

Позади его храма находилось то, что в Индии называется акхарой, где люди учатся бороться, делают упражнения и занимаются индийским вариантом борьбы. Я ходил туда это место находилось прямо позади храма, рядом с ним так что все борцы там были моими друзьями. Я попросил троих: «Сегодня ночью вы должны помочь мне»

Они сказали: «Что надо сделать?»

Я сказал: «Мы должны забрать раскладушку Баладжи он спит вне дома мы должны просто забрать раскладушку и поставить на колодец» .

Они сказали: «Ясли он подпрыгнет или что-то произойдет, он может упасть в колодец».

Я сказал: «Не беспокойтесь, колодец не так глубок. Я прыгал в него много раз он не такой глубокий и не такой опасный. И насколько я знаю, Баладжи не будет прыгать. Он будет кричать с раскладушки, он будет просить своего Баладжи: «Спаси меня!»

С трудим я смог убедить их: «Вам ничего особенного не надо делать Просто один я не унесу его раскладушку, а я прошу вас, потому что вы сильные люди. Если он проснется посредине пути, будет тяжело подойти к колодцу. Я буду ждать вас. Он ложится спать в девять часов, к десяти часам улица пустеет, а в одиннадцать будет самое время. В одиннадцать мы сможем перенести его»

Согласились только два человека, один не согласился, так что нас было только трое. Я сказал: «Это сложно. Одна сторона раскладушки… и если Баладжи проснется…» Я сказал: «Подождите, я должен позвать дедушку».

И я сказал своему дедушке: «Вот, что мы хотим сделать. Ты должен нам немного помочь».

Он сказал: «Это слишком. У тебя хватает храбрости попросить своего собственного дедушку сделать это с бедным человеком, который никому не причинил зла, за исключением того, что он орет шесть часов и день… но мы привыкли к этому».

Я сказал: «Я пришел не для того, чтобы спорить. Ты просто приди. и все. что ты хочешь, в любое время, я тебе сделаю. Но ты должен прийти. И это не много - надо пройти всего три метра, не будя Баладжи».

И он пришел. Поэтому я говорю, что он был очень редким человеком — ему было семьдесят пять лет! Он пришел. Он сказал: «Хорошо, давайте это сделаем и посмотрим, что произойдет».

Два борца начали уходить, увидев моего дедушку Я сказал: «Подождите, куда вы уходите?»

Они сказали: «Идет твой дедушка».

Я сказал: «Я позвал его. Он четвертый человек. Если вы уйдете, я буду в затруднении. Мы с дедушкой вдвоем не справимся. Мы можем понести его, но он проснется. Вам не надо беспокоиться».

Они сказали: «Ты уверен и своем дедушке? Ведь они почти одного возраста, они могут быть друзьями, и может появиться проблема Он может рассказать о нас».

Я сказал: «Я здесь, он не может втянуть меня в беду, у вас все будет в порядке, и он не знает наших имен и вообще ничего не знает».

Мы перенесли Баладжи и поставили его раскладушку на маленький колодец. Только он купался там, и иногда я прыгал в него, он был очень против этою, но что можно поделать? Однажды, когда я прыгнул туда, ему пришлось вытаскивать меня. Я сказал: «Что ты можешь сделать теперь? Надо только вытащить меня. А если ты будешь утомлять меня, я буду прыгать туда каждый день. А если ты скажешь об этом моей семье, тогда я приведу своих друзей, чтобы они прыгали туда. Так что сейчас, это будет нашим секретом. Ты моешься снаружи, я моюсь внутри, нет никакого вреда».

Это был очень маленький колодец, так что раскладушка прекрасно подошла к нему. Тогда я сказал дедушке: «Ты уходи, потому что если тебя поймают, весь город будет говорить, что это зашло слишком далеко».

И тогда, мы начали бросать камешки, чтобы он проснулся… потому что если он ночью не проснется, он мог повернуться и упасть в колодец, и все было бы плохо. В то мгновение, когда он прогнулся, он издал такой крик! Мы слышали его голос, но это…! Собралась вся округа. Он сидел на раскладушке и говорил: «Кто это сделал?» Он трясся, дрожал, был испуган.

Люди сказали: «Хотя бы слезь оттуда, пожалуйста. Тогда мы выясним, что произошло».

Я был там в толпе, и я сказал: «Что произошло? Ты мог позвать своего Баладжи. Но ты не сделал этого, ты закричал и забыл о нем. Всю жизнь упражняться по шесть часов в день…»

Он посмотрел па меня и сказал: «Это тоже секрет?» Я сказал: «Теперь есть два секрета, которые ты должен хранить. Один ты хранил много лет. А это второй».

Но с того дня он перестал по три часа кричать в храме. Я был озадачен. Все были озадачены. Он перестал мыться в этом колодце, а об этих трех часах по утрам и вечерам он просто забыл. Он пригласил священника, чтобы он приходил каждое утро для небольшого поклонения, и это было все.

Я спросил его: «Баладжи, что произошло?»

Он сказал: «Я солгал тебе, что не боюсь. Но той ночью, проснувшись на колодце — этот крик не был моим». Вы можете называть это первобытным криком. Это был не его крик, совершенно точно. Он пришел из глубокого подсознания. Он сказал: «Крик помог мне осознать, что я действительно трусливый человек, и все мои молитвы — это ничто иное, как попытка уговорить Бога спасти меня, помочь мне, защитить меня.

Но ты все это разрушил, и то, что ты сделал, было полезно для меня. Я закончил со всей этой ерундой. Всю свою жизнь я пытал округу, и если бы ты этого не сделал, я бы продолжил пытать. Теперь я осознал, что боюсь. И я чувствую, что лучше принять свой страх, потому что вся моя жизнь была бессмысленной так же, как и мой страх».

Только в 1970 году я последний раз был в своем городе. Я пообещал матери своей матери, что когда она умрет, я приеду. Я пришел. Я просто прошел по городу, чтобы встретиться с людьми и увидел Баладжи. Он выглядел совершенно иным человеком. Я спросил его: «Что произошло?»

Он сказал: «Тот крик полностью изменил меня. Я начал жить со страхом. Хорошо, если я трус, тогда я трус, я не отвечаю за это. Если страх есть, он есть, я с ним родился. Но медленно-медленно, по мере того как мое принятие становилось глубже, этот страх исчез, эта трусость исчезла.

На самом деле я ушел с должности служителя храма, потому что если мои молитвы не были услышаны… тогда как может молитва слуги быть услышана… слуги, который обходит за день тридцать храмов?» потому что он получал от каждого храма по две рупии. «Он молится за две рупии. Так что я избавился от него, и я совершенно спокоен, и я совершенно не беспокоюсь, есть ли Бог или нет. Это его проблема, почему я должен беспокоиться?

Но я чувствую себя очень свежим и очень молодым в своем преклонном возрасте. Я хотел увидеть тебя, но я не мог приехать. Я слишком стар. Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты созорничал тогда, иначе, я бы постоянно молился и умер, а это было все бессмысленно, бесполезно. Теперь и буду умирать как свободный человек, совершенно свободный». Он привел меня к себе в дом Я был там раньше, все религиозные книги были убраны. Он сказал: «Меня больше все это не интересует».

***

Если мой отец шел на какую-нибудь церемонию, свадьбу или день рождения он всегда брал меня с собой. Он брал меня при условии, что я буду совершенно молчалив: «Иначе, пожалуйста, оставайся дома».

И говорил: «Но почему? Всем разрешено говорить, за исключением меня!»

Он сказал: «Ты знаешь, я знаю и все знают, почему тебе не позволяется говорить - потому что ты - нарушитель порядка».

«Но, сказал я, в том, что касается меня, ты обещай, что не будешь вмешиваться, а я обещаю тебе, что буду молчать».

И много рал происходило так, что ему приходилось вмешиваться. Например, если там был старший человек - дальний родственник, но и Индии это не имеет значения мой отец прикасался к его ногам и говорил: «Прикоснись к его ногам»

Я сказал: «Ты пристаешь ко мне, и наше соглашение закончилось. Почему я должен прикасаться к ногам этого старика? Если ты хочешь прикасаться к ним, ты можешь прикоснуться к ним дважды, я не буду мешать. Но почему я должен прикасаться к ним? Почему не к его голове?»

И уже этим я вносил достаточную смуту. Все объясняли мне, что он старик. Я говорил. «Я видел много стариков. Прямо напротив моего дома есть старый слон, я никогда не прикасаюсь к его ногам. Этот слон принадлежит священнику, это очень старый слои. Я никогда не прикасаюсь к его ногам, а он очень мудрый я думаю, что мудрее, чем этот старик.

Просто преклонный возраст не дает ему никакого качества. Дурак остается дураком возможно, с годами он становится еще старее. Идиот становится более идиотичным, когда стареет, потому что вы не можете остаться прежним, вы растете. А идиот, когда он становится дряхлым… тогда его идиотичность умножается. И это время, когда он становится очень уважаемым. Я не собираюсь прикасаться к ногам этого старика, пока он не объяснит, почему я должен это сделать».

Однажды я пошел на похороны, умер один из моих учителей. Он был учителем санскрита очень толстый человек, смешно выглядящий и одетый как старый брамин, древний брамин, с очень большим тюрбаном на голове. Он был посмешищем всей школы, но он также был очень невинным. На хинди невинный - бхоле, так что мы называли его Бхоле. Когда он входил в класс, все громко говорили: «Джаи Бхоле». И, конечно, он не мог наказать всех учеников, иначе, как бы он стал учить, кого бы он стал учить?

Он умер. Поэтому естественно, думая, что раз он был моим учителем, и я буду вести себя нормально, отец не договорился со мной. Но я не мог, потому что я не ожидал того, что произошло никто не ожидал этого. Его тело было уже там, когда мы приехали. Прибежала ею жена и упала на него, говоря: «О, мой Бхоле!» Все молчали, но я не мог. Я очень старался, но чем больше я старался, тем сложнее это было. Я рассмеялся и сказал: «Это великолепно!»

Мой отец сказал: «Я не договаривался с тобой, думая, что раз он был твоим учителем, ты будешь вести себя уважительно».

Я сказал: «Я не веду себя неуважительно, но я удивлен совпадением. Бхоле - было его прозвище, и он всегда сердился из-за этого. Теперь бедный парень мертв, жена называет его Бхоле, а он ничего не может поделать. Мне просто жалко его!»

Куда бы я ни пошел со своим отцом, мы всегда заключали соглашение, но он всегда же первым его и нарушал, потому что что-нибудь происходило, и ему приходилось что-то говорить. А этого было достаточно, потому что условие было таково что он не будет мешать мне.

В городе жил один джайнский монах. Джайнские монахи сидят на очень высоком пьедестале, так. чтобы даже стоя, вы головой прикасались к его ногам… пьедестал, по крайней мере, полутора метров высотой и они сидят на нем. Джайнские монахи передвигаются группами, им не разрешается ходить в одиночку, пять монахов должны двигаться вместе. Эта стратегия для того, чтобы четверо следили за пятым, чтобы никто не мог купить кока-колу — пока все они ни договорятся. И я видел, как они договариваются и покупают кока-колу, поэтому я вспомнил об этом.

Им не разрешается пить ночью, а я видел, как они ночью пьют кока-колу. На самом деле, днем было опасно так делать - если кто-нибудь увидит это! так что, только ночью… Я сам приносил ее им, так что в этом не было проблем. Кто еще принесет им? Ни один джайн не сделает этого, но они знали меня.

Так что там было пять пьедесталов, но один монах был болен, так что когда я пошел туда со своим отцом, я подошел к пятому пьедесталу и сел на него. Я до сих пор помню своего отца и то, как он смотрел на меня… он не мог даже найти слов: «Что тебе сказать?» Л он не мог вмешаться, потому что я никому не сделал ничего плохого. Просто сидел на пьедестале, на деревянном пьедестале, я ничего не портил, не причинял никому вреда Он подошел ко мне ближе и сказал: «Такое впечатление, что есть соглашение или его нет, ты намереваешься поступать так, как хочешь, так что с этого времени мы не будем заключать никакого соглашения, потому что это совершенно бесполезно».

А этим четырем монахам тоже было неудобно, и они тоже ничего не могли сказать - что сказать? Один из них, наконец, сказал: «Это не правильно. Никто не являющийся монахом, не может сидеть на таком же уровне». Так что они сказали моему отцу: «Снимите ею».

Я сказал: «Подумайте дважды. Вспомните бутылку!»

Они сказали: «Да, ты прав, мы помним о бутылке. Сиди здесь сколько хочешь».

Мой отец сказал: «Какая бутылка?»

Они сказали: «Мы совершенно удовлетворены. Ты можешь сидеть здесь, нет ничего плохого, но, пожалуйста, молчи о бутылке».

Там было много народу и все заинтересовались… какая бутылка?

Я сказал: «Это секрет. И это моя власть над этими глупцами, к чьим ногам вы прикасаетесь. Если я захочу, то скажу, чтобы они прикоснулись к моим ногам, иначе бутылка…» Эти глупцы!

По дороге домой мой отец спросил меня: «Ты можешь просто сказать мне. Я никому не скажу: что это за бутылка? Они пьют вино?»

Я сказал: «Нет. Так далеко не зашло, но если они останутся здесь еще на несколько дней, я организую и это. Я могу заставить их пить вино… иначе я скажу, что это за бутылка».

Весь город обсуждал это, что это было за бутылка, и почему они испугались: «Мы всегда думали, что они являются такими духовными мудрецами, а этот мальчик заставил их 6ояться. И все они согласились, что он может здесь сидеть, что идет против писаний». Все подкупали меня: «Проси все, что хочешь, только скажи, что это за секретная бутылка».

Я сказал: «Это очень большой секрет, и я не скажу его вам Почему вы не пойдете и не спросите своих монахов, что это была за бутылка? Я буду там, так что они не смогут солгать и тогда вы узнаете, что за людей вы прославляете».

***

В детстве я вставал рано утром и шел к реке. Это была маленькая деревня. Река очень, очень ленива, как будто течения нет вообще. Утром, когда солнце еще не встало, вы не могли увидеть, есть ли течение, настолько она ленива и тиха И утром, когда никого нет, купальщики еще не пришли, стоит потрясающая тишина. Даже птицы утром не поют рано, ни звука, просто беззвучие повсюду. И аромат манговых деревьев разносится надо всей рекой.

Я часто приходил туда, к дальней части реки, прости чтобы посидеть, побыть там. Не было необходимости что-то делать, просто быть там было достаточно, это был такой прекрасный опыт находиться там. Я купался, плавал, а когда солнце поднималось, я переплывал на другой берег, на песок, и сушился там на солнце, и иногда даже засыпал.

Когда я возвращался домой, моя мать обычно спрашивала: «Что ты делал целое утро?»

Я говорил: «Ничего», - потому что, действительно, и ничего не делал.

И она говорила: «Как же это возможно, чтобы ты ничего не делал? Ты должен был чем-то заниматься». И она была права, но и я также не ошибался.

Я вообще ничего не делал. Я просто был там, с рекой, ничего не делая, позволяя всему происходить Если хотелось плавать, помните, хотелось, я плавал, но с моей стороны действия не было, я ничего не напрягал. Если я чувствовал сонливость, я засыпал. Что-то происходило, но того, кто что-то делал, не было. А мой первый опыт сатори произошел около реки: ничего не делать, просто находиться там, и миллионы вещей происходили.

Но она настаивала, что: «Ты что-то делал».

Так что я говорил: «Хорошо, я искупался, потом высушился на солнце», и тогда она была удовлетворена Но я не был потому что то, что происходило на реке невозможно выразить словами. «Я искупался» звучит так бедно и бледно. Игра с рекой, плавание в реке были таким глубоким опытом, гак что сказать просто «я искупался» не имело смысла. Просто сказать: «Я пошел туда, погулял на берегу, посидел там», ничего не выражает.

***

В моей деревне жил прекрасный, хороший старик. Все его любили, он был таким простым и таким невинным, хотя ему было больше восьмидесяти лет. А рядом с моей деревней текла река Он создал для себя на реке особое место, где обычно купался. Насколько все могут вспомнить в деревне, люди всегда видели ею, день за днем, год за годом, был ли сезон дождей, лето или зима, не имеет значения, был ли он болен или здоров, не имело значения. Он приходил туда ровно в пять часов утра, на это место. А это была самая глубокая часть реки, так что никто обычно туда не ходил - это было далеко.

Люди часто ходили на реку, она находилась всего в двухстах метрах от моего дома, но то место было почти в двух милях. И, как паши холмы окружают реку, вы должны пройти через одну гору, потом через другую, и тогда дойдете до тою места. Но это было прекрасное место. Когда я осознал это, я начал ходить чуда. И мы немедленно стали друзьями, потому что… вы знаете меня, что я за человек. Если он собирался приходить туда к пяти, я приходил туда к трем. Одни день, два дня, три дня… он сказал: «Что произошло? Ты решил победить меня?»

Я сказал: «Нет. Дело не в этом, но я буду приходить сюда в три часа - так же, как вы решили, что будете приходить в пять».

Он сказал: «Ты умеешь плавать?»

Я сказал: «Я не знаю, но вы не должны беспокоиться. Если другие люди умеют плавать, тогда я тоже умею. Если вы умеете плавать, то в чем проблема? Одно точно: что для человека это возможно, вот и все. Самое большее — я могу утонуть - так что же? Однажды каждому придется умереть. Это не имеет значения».

Он сказал: «Ты опасен. Я научу тебя плавать».

Я сказал: «Нет». Я сказал ему: «Вы просто сидите здесь, а я прыгну. Не пытайтесь спасти меня, если я буду умирать, даже если я буду просить вас спасти меня, не слушайте».

Он сказал: «Что ты за ребенок? Ты будешь кричать: «Спасите меня!», а я не должен буду этого делать?»

Я сказал: «Да. Я не буду кричать. Я просто сделаю это совершенно понятным. Возможно, когда я буду тонуть, умирать или задыхаться, или вода будет заливаться в мой нос и рот, я могу начать кричать: «Спасите меня!», но я хочу, чтобы вам было ясно: я не хочу ни в коем случае быть кем-то спасенным. Или я выйду, узнав, что такое плавание, или я утону, узнав, что плавание не для меня».

И до того, как он смог остановить меня, я прыгнул. Конечно, мне пришлось два или три раза уйти под воду и всплыть. А он стоял там, и если бы я позвал его… но я просто махал рукой, что нет, я не собираюсь кричать. Три или четыре раза я уходил под воду, выплывал, случайно вскидывал руками, потому что я не имел понятия, как плавать — но что вы можете поделать? Когда вы тонете, то любыми путями пытаетесь выплыть. И за эти пять минут я приноровился.

Я вернулся и сказал ему: «Вы предлагали научить меня тому, чему я смог научиться за пять минут? Мне просто пришлось рискнуть и принять факт: самое большее это может означать смерть».

Плавание — это сноровка, это не искусство, которому каждый должен научиться. Вас просто надо бросить в воду. Вы начнете плескаться и вскидывать ноги и руки, и вскоре вы выясните, что если вы будете гармонично махать руками и ногами, тогда вода сама будет держать вас

Я сказал это старику: «Я видел, как мертвые тела плывут по реке. Если мертвый человек может плавать, вы хотите сказать, что я живой, и я не могу плавать? Даже мертвой человек знает, как это делается».

Во время дождей, когда начинается наводнение, много раз случается так, что целые деревни смываются водой — много людей, мертвые тела, мертвые животные проплывают мимо. Так что я сказал: «Даже мертвые люди проплывают, быстро. А я жив, так дайте мне возможность научиться самому, потому что я чувствую, что это всего лишь сноровка. Какое здесь может быть искусство? Это не мастерство или какое-то сложное искусство, которое требует понимания. Все. что я вижу, ото что люди вскидывают свои руки - так что я тоже могу так делать».

Я в жизни не совершил ничего, чтобы быть храбрым, или быть проницательным, или образованным с самого начала, и я никогда не думал ни о проницательности, образованности или храбрости.

Только позже я начал осознавать, насколько глупы люди. Это было позднее осознание, раньше я не осознавал, что я был отважным. Я думал, что все одинаковые. Только позже мне стало ясно, что все не одинаковые.

Пойти на самый высокий холм над рекой и прыгнуть - это была одна из радостей моего детства! Многие соседские мальчишки приходили со мной, но они не пытались сделать это. Они подходили к самому краю и отступали, видя эту высоту, они говорили: «Неожиданно что-то происходит». Я снова и снова покалывал им, что: «Если я могу прыгнуть — а у меня не стальное тело и если я справляюсь, выживаю, то почему вы не можете? »

Они говорили: «Мы очень стараемся» и они действительно пытались. Там был один мальчик — сын брамина, который жил рядом, и которого это очень унижало, потому что он не мог прыгнуть. Так что он спросил своего отца: «Что же делать? … потому что это очень унизителъно. Он поднимается на вершину холма и прыгает оттуда, а мы просто смотрим. Мы видим, что если он может прыгнуть, мы тоже можем, так что в этом нет проблемы Если высота не может убить его, почему она должна убить наг? Но когда мы набираемся храбрости, прилагая всевозможные усилия, и мы спешим, неожиданно происходит перемена.

Откуда это происходит, мы не знаем, но это просто перемена, что-то изнутри говорит: «Нет, эти камни, и эта река… если ты упадешь на какой-нибудь камень или… а река глубокая. И когда ты падаешь с высоты, сначала ты погружаешься на самое дно реки, только потом ты всплываешь, ты не можешь ничего поделать».

Его отец сказал: «Это нехорошо», потому что его отец был очень хорошим борцом, одним из чемпионов округа. Он ходил в гимнастический зал и учил других людей, как бороться, индийской вольной борьбе. Это более человечно, более искусно, чем бокс.

Если бы это был ребенок кого-то другого, он сказал бы ему совсем не ходить туда, но это был не такой человек. Он сказал: «Если он может прыгнуть, а ты не можешь, для меня это позор. Я пойду с тобой, я буду стоять там. И не беспокойся: когда он прыгнет, прыгай и ты».

Я не знал, что его отец придет туда. Когда я пришел, то увидел отца, сына и еще нескольких мальчишек. Я посмотрел и понял, что произошло. Я сказал мальчику: «Сегодня тебе не надо беспокоиться - пусть твой отец прыгнет. Он великий борец, и для него проблем не будем».

Отец посмотрел на меня, потому что он пришел просто, чтобы приободрить мальчика, чтобы тот не струсил. Он сказал: «Так что, я должен прыгнуть?»

Я сказал: «Да. Готовьтесь!»

Он посмотрел вниз и сказал: «Я борец. Эти камни и река… ты нашел место! Ты здесь тренировался. Любой другой, кто прыгнет здесь, сломает шею, голову или что-то еще».

Я сказал: «Вы привели своего сына».

Он сказал: «Я привел его, не зная, в чем дело. Я подумал, если ты можешь прыгнуть, он может прыгнуть, ему столько же лет. Но здесь, увидя ситуацию, я забеспокоился и подумал, что если ты сегодня не прыгнешь, это будет прекрасно, потому что мой мальчик не выживет. Но ты умен: ты прост о отбросил моего мальчика и поймал меня. Я попытаюсь».

И произошло го же самое. Даже этот борец, который был так смел - он боролся всю свою жизнь… Но, подойдя к краю, неожиданно произошла перемена, потому что склон был таким, по крайней мере, пятнадцать метров вниз, а река была девять метров глубиной, а камни были такими, что вы не могли проконтролировать, где вы приземлитесь, и вы могли удариться о них. И, стоя не вершине холма… ветер был так силен, что вы могли быть просто убиты.

Он просто остановился там и сказал: «Прости меня». И он сказал своему сыну: «Сын, иди домой. Это не наше дело. Пусть он делает это -возможно, он что-то знает».

В тот день у меня было странное чувство: почему эта перемена не происходит со мной? — а я прыгал с очень странных мест.

Железнодорожный мост был самой высокой точкой над рекой, естественно, потому что во время дождей река поднимается так высоко, что мост всегда должен оставаться над ней. А на мосту всегда ходили два охранника, по двум причинам: первая, чтобы никто не совершил самоубийства, потому что это было место, где люди совершали самоубийства… Просто падения оттуда в реку было достаточно. Вы никогда не достигли реки живыми, вы задыхались где-то посередине. Было так высоко, что просто взгляд вниз вызывал у вас тошнотворное чувство.

И второе, люди боялись революционеров, которые палили бомбы, взрывали мосты, сжигали поезда. Разрушить этот мост имело для революционеров большое значение, потому что такие мосты соединяли две части провинции. Если мост был бы сломан, армия не смогла бы пройти, тогда революционеры могли делать что угодно в другой части, где не было воинских подразделений Так что эти охранники находились там двадцать четыре часа в сутки. Но они знали меня.

Я объяснил им: «Я не собираюсь ни совершать самоубийства, ни взрывать ваш мост. Па самом деле, я хочу, чтобы этот мост тщательно охранялся, потому что это мое место. Если его не будет, то не будет самой высокой точки для моих прыжков».

Они сказали: «Это твоя тренировка?»

Я сказал: «Это моя тренировка. Вы можете смотреть, и как только вы увидите, то поймете, что у меня не существует других желаний».

Они сказали: «Хорошо. Мы посмотрим».

Я прыгнул. Они не могли этому поверить. Когда я вернулся и спросил их: «Вы не хотели бы попробовать?», они сказали: «Нет, но тебе всегда можно, ты можешь приходить в любое время. Мы видели, что ты сделал это г такой легкостью, но мы не можем прыгнуть, мы знаем, что здесь умирали люди».

Мост был известен, как Мост Смерти, и это было простейшим, самым дешевым способом совершить самоубийство. Даже если вы покупали яд, на это уходили деньги, но с того моста это было просто и легко. Река была там очень глубокая и сразу уносила вас. Никто даже не находил ваше тело, потому что через насколько миль она сливалась с другой рекой, огромной рекой, и вы исчезали навсегда.

Видя страх на лицах охранников, видя страх у борца, я просто начал удивляться: «Возможно, я упускаю перемены, возможно, они должны быть, потому что это защита». Но когда я начал подрастать а я рос, а не становился старше. С самого своего рождения я рос, рос, рос. Никогда не думайте, что я становился старше. Только идиоты становятся старше, все остальные растут.

Когда я начал расти, я начал осознавать свою прошлую жизнь и смерть, и я вспомнил, как легко я умер не только легко, но и с энтузиазмом. Мой интерес заключался больше в знании непознанного, что было впереди, чем в познании того, что я видел.

Я никогда не оглядывался. И это был принцип всей моей жизни не оглядываться. В этом нет смысла. Вы не можете вернуться назад, так зачем же терять время? Я всегда смотрю вперед. Даже в момент смерти я смотрел вперед.

***

Один из моих учителей обычно так начинал занятия каждый день: «Сначала выслушайте мои условия. Я не принимаю головную боль, я не принимаю боль в животе. То, что я не могу обнаружить, я не принимаю. Да, если у вас жар, я принимаю это, потому что я могу померить пашу температуру и узнать, что она высокая. Так что помните, никто не может отпроситься по причинам, которые нельзя доказать. Даже доктор не может доказать, есть ли головная боль или нет». Он не давал уйти почти всем, потому что вы должны были изобразить видимую болезнь, только тогда вы могли уйти, но мне нужно было найти какой-нибудь обходной путь, потому что его условие было неприемлемо.

Он был старым человеком, так что все, что я делал, происходило ночью… Он был стар, но очень силен и очень заботился об упражнениях, о прогулках, так что он обычно вставал рано, в пять часов утра, и в темноте совершал длинную прогулку. Я просто положил несколько банановых шкурок перед его дверью. Утром он упал, и у него заболела спина. Я немедленно пришел, потому что знал об этом.

Он сказал: «У меня так болит спина».

Я сказал: «Не говорите ничего, что не можете доказать».

Он сказал: «Но, могу ли я доказать это или нет, я не могу сегодня пойти в школу».

«Тогда, сказал я, нам с завтрашнего дня надо будет отменить свои условия, потому что я собираюсь рассказать все в школе, что если боль в спине принимается… Какие у вас есть доказательства? Тогда почему не головная боль? Почему не боль в животе?»

Он сказал: «Я думаю, что ты имеешь какое-то отношение к этой банановой кожуре».

Я сказал: «Возможно, вы правы, но вы не можете доказать это, а я верю только в то, что можно доказать».

Он сказал: «Ты можешь оказать мне хотя бы одну услугу: отнеси мое заявление директору».

Я сказал: «Я отнесу ваше заявление, но, помните, с завтрашнего дня вы прекратите ставить эти условия, потому что иногда у меня болит голова, иногда болит живот, потому что я привык есть всевозможные незрелые фрукты — когда вы крадете их из чужих садов, то не можете просить, чтобы они были зрелые. И только до того, как они созрели, вы можете их достать, как только они созревают, люди их собирают. Так что я страдаю от болей в животе». И, конечно, с того дня он прекратил ставить свои условия. Он просто смотрел на меня и начинал урок

Ученики были просто потрясены «Что с ним произошло? Как же его условия?» Я встал и сказал: «У меня очень болит живот».

Он сказал: «Ты можешь идти». Это было впервые… Вечером, когда он пришел к моему отцу, то сказал мне: «Это в первый раз, когда я кого-то отпустил из-за того, что у него болит живот… потому что эти люди так сообразительны и изобретательны». И он сказал моему отцу: «Ваш мальчик опасен».

Я сказал: «Снова вы пытаетесь сделать то, что не можете доказать, вы просто предполагаете. Я просто шел на утреннюю прогулку и увидел, как вы упали, и я просто подошел, чтобы помочь вам встать. Вы думаете, что это плохо — помогать кому-нибудь?»

Он сказал: «Нет, помогать кому-то это не плохо, но кто положил туда эти банановые корки?»

Я сказал: «Это вы должны выяснить - это ваш дом. Это было просто совпадением, что я вышел на утреннюю прогулку, а мой отец знает, что я гуляю каждое утро».

Мой отец сказал: «Это правда, он гуляет каждое утро. Но, возможно, что именно он это сделал. Но пока вы это не докажете, это не имеет значения: нам приходится все ему доказывать. Если в споре он выигрывает, тогда, даже хотя мы правы, он победитель, а мы проигравшие. Он рассказал мне всю историю о вашей больной спине, и что с тех пор вы оставили два своих условия».

Мой отец гоже был ею учеником. Он сказал: «Это странно, потому что вы никогда не начинали урок без этих двух условий».

Мой учитель сказал: «Никогда до этого у меня не было подобного ученика. Я должен изменить весь свой план, потому что конфликтовать с ним опасно, он мог убить меня».

***

Я был очень молод, возможно, мне было двенадцать лет, когда очень странный человек посетил наш дом. Мой отец привел его, потому что он был ученым и не только ученым, у нею был какой-то тонкий опыт. Возможно, в то мгновение он не был просветленным, я не могу точно вспомнить. Я не могу даже вспомнить его лицо. Я только знаю, что он был суфи, мусульманским мистиком, и мои отец слушал его.

Он думал, что мистик сможет сделать что-нибудь, предложить что-нибудь, убедить меня в чем-то, потому что все беспокоились обо мне. Хотя я жил в их доме, все чувствовали, что я чужак. И они не ошибались. И, наконец, в моем присутствии не чувствовалось, как будто бы кто-то был.

Мой отец привел этого суфийского мистика, думая, возможно, что он сможет помочь. И мой отец был озадачен, моя семья была озадачена тем, что сделал этот старик… Они дали мне отдельную комнату, чтобы я не был постоянной помехой для них, потому что сидеть, ничего не делая, было достаточно, чтобы раздражать их - все они что-то делают, все работают, а я сижу с закрытыми глазами, медитирую.

Так что мне дали отдельную комнату с отдельным входом. Суфи пришел с моим отцом и обошел все, нюхая стены, этот угол, тот угол. Мой отец сказал: «Боже мой, я привел его, чтобы привести тебя в чувство. Кажется, он далеко продвинулся».

Моя комната была абсолютно пустой. Я всегда любил пустоту, потому что только пустота может быть совершенно чистой. Что бы вы ни собирали в своей комнате, рано или поздно это становится мусором. Так что у меня в комнате ничего не было.

Мой отец посмотрел на него, посмотрел на меня и сказал: «Я пригласил его, так что я должен видеть, что он будет делать».

Тогда ют подошел и начал обнюхивать меня. Это было слишком. Мой отец сказал: «Я объяснил вам, что мой мальчик немного эксцентричен а вы только усугубляете его эксцентричность!»

«Нет, - сказал тот. Я могу понюхать его и могу понюхать его комнату. Это запах молчания, аромат молчания. Вы должны чувствовать себя благословленными, что у вас есть такой сын. Я обнюхал все, чтобы выяснить, принадлежит ли его аромат его существованию. Его аромат принадлежит его существованию, эта комната полна им. Не тревожьте его». И он попросил моею прошения, говоря: «Прости меня, я потревожил тебя, войдя в твою комнату»

Мой отец вывел его, потом вернулся и сказал: «Я думал, что только ты сумасшедший. Есть люди еще ненормальнее - нюхающие комнату!»

Но я сказал ему: «Твой дом - это твое продолжение: скрыто, он представляет тебя. А человек, которого ты привел, на самом деле, великий человек, человек озарения и понимания».

***

В детстве, в моей деревне… Каждый раз, когда мусульмане отмечают свои праздники Мухаррама, некоторые люди становятся «одержимыми святым духом. Святой дух называется вали. Есть несколько людей, которые считаются очень священными они одержимы вали — и они танцуют, они кричат, и вы можете задавать им вопросы.

И они не должны убегать, так что их руки связаны веревками, и два человека следят за ними. Есть много вали, и у каждого вали есть своя собственная толпа, и люди приходят с конфетами и фруктами — кто-то в прошлом году получил благословение, и у него родился мальчик, кто-то женился, а кто-то пришел получить благословение на будущее.

Только мусульмане принимают в этом участие. Но я всегда наслаждаюсь любыми развлечениями. Мои родители говорили мне: «Слушай, это мусульманский праздник, ты не должен быть там».

Я сказал: «Я ни индус, ни мусульманин, ни джайн, никто. Что вы имеете в виду - что я ничем не могу наслаждаться? Все праздники относятся к какой-то религии. На самом деле, я не принадлежу ни к какой религии, так что я могу принимать участие во всех праздниках». Так что я ходил туда.

Однажды я смог подержать веревку одного вали, который был обыкновенным человеком и мошенником. До этого я сказал ему «Я разоблачу тебя, если ты не позволишь мне подержать твою веревку».

Мы оба ходили в гимназию так мы стали друзьями, и он сам сказал мне, что все это подделка. Так что я сказал: «Это значит, что я приду, если это подделка, ты должен поделиться ею».

Я пошел туда с длинной иглой, так, что я мог заставить его подпрыгивать. Он стал самым известным вали, потому что никто больше не прыгал так высоко!

Он ничего не мог рассказать о том, что происходило, потому что он -одержимый вали, а вали не может бояться иголки. Так что он не мог ничего сказать, а я продолжал колоть его иголкой. Он умудрялся получать в четыре раза больше конфет, фруктов, рупий… больше людей приходили для его благословения.

Он сказал: «Это прекрасно, но ты так мучаешь меня!»

Я в те дни находился в большом спросе - каждый вали хотел, чтобы его веревка была отдана мне, потому что кто бы ни получал меня в помощники, становился величайшим вали немедленно, в тот же самый день.

Праздник продолжался десять дней, и ни один вали не хотел, чтобы я был с ним на следующий день! Они говорили: «Если ты еще раз придешь, я убегу из города!»

Я сказал: «В этом нет необходимости. Я в большом спросе у других дураков, которые не знают, что происходит… вы просто отдайте мне половину вашего заработка, потому что вы получаете в два раза больше, чем раньше».

И я выяснил, что почти каждый из них был обманщиком, потому что я иголкой мог каждою заставить прыгать. Ни один человек в городе не был подлинным, кто действительно был одержим. Они просто притворялись кричали, говоря то, что вы не можете понять, но вы должны находить в этом смысл.

А маулви, мусульманские ученые, объясняли вам значения этих слов: «Вы благословлены, ваше желание исполнится», а кого волнует, будет ли исполнено желание или нет? если приходят сотни людей, желание, по крайней мере, пятидесяти из них будет выполнено. Эти пятьдесят человек придут домой и расскажут всем. Остальные пятьдесят тоже вернутся не к тому же самому вали, но к другим, которые там есть, потому что первые пали, к которым они пошли, не сработали: «Возможно, он не был достаточно сильным».

А мои вали были самыми сильными. Их сила выражалась в том, как высоко они подпрыгивали, как громко они кричали, как часто они кричали.

И все спрашивали меня, почему мои вали делали мне какие-то знаки…

Я говорил: «Это духовный язык, вы его не поймете».

***

В детстве это была каждодневная проблема моих родителей. Я снова, снова и снова говорил им: «Вы должны понять одно если вы хотите, чтобы я что-то сделал, не говорите мне, потому что если вы мне скажете, что я должен это сделать, тогда я совершу противоположное действие что бы ни произошло».

Мой отец сказал: «Ты сделаешь прямо противоположное?»

Я сказал: «Точно прямо противоположное. Я готов к любому наказанию, но, на самом деле, вы ответственны за это, не я, потому что я с самого начала ясно сказал, что если вы хотите, чтобы что-то было сделано, не говорите мне. Дайте мне самому понять это

Как только мне прикалывают, я решаю не повиноваться, даже хотя я знаю, что то, что вы мне говорите - правильно, но дело не в этом. Это мелочь, и правильность не много значит. Это вопрос всей моей жизни.

Кто будет под контролем? Правильные и неправильные мелочи не имеют для меня значения - какое это имеет значение?

Для меня имеет значение то - и это вопрос жизни и смерти кто будет иод контролем. Вы будете под контролем или я буду иод контролем? Это моя жизнь или наша жизнь?»

Несколько раз они пытались и обнаруживали, что я непреклонен. Я делал прямо противоположное. Конечно, это было неправильно, то что они хотели, было правильным. И с моей стороны не было отрицания этого факта. Я сказал: «То, что вы хотели, было правильно. Но было неправильно то, что вы этого хотели, вы должны мне позволить хотеть это. Вы были нетерпеливы, вы вынудили меня совершить противоположный поступок. Так кто же теперь несет ответственность за то, что все плохо?»

Например, мой дедушка был болен. Мой отец уходил и сказал мне: «Ты здесь, и ты такой большой друг для своего деда, так что позаботься о нем немного. Это лекарство надо дать в три часа, а это лекарство надо дать в шесть часов».

Я сделал наоборот то лекарство, которое надо было дать в шесть часов, я дал в три часа, а то, которое надо было дать в три, дал в шесть… изменил весь порядок. Конечно, мой дедушка заболел еще серьезнее. А когда пришел мой отец, то сказал: «Это уже слишком. Я никогда не думал, что ты сможешь так поступить»

Я сказал: «Ты должен был подумать. Ты должен начать думать, представлять. Если я уже сказал это, я должен начать это делать, даже если мне придется подвергнуть своею дедушку большей опасности. И я сказал ему, что изменил порядок, потому что мне пришлось это сделать. И он согласился со мной».

Мой дедушка был драгоценным человеком. Он сказал: «Делай то, что сказал. Оставайся решительным. Я прожил свою жизнь, твоя жизнь впереди. Не поддавайся ничьему контролю. Даже если я умру, никогда не вини себя за это».

Он не умер, но я принял рискованное решение. С того дня мой отец перестал мне указывать. Я сказал: «Ты можешь предложить, но ты не можешь приказать. Ты должен научиться быть вежливым со своим собственным сыном, потому что. что касается нас, кто отец, а кто сын? Ты не владеешь мной, я не владею тобой, это просто случайная встреча двух чужаков. Ты не имел понятия, кому дашь жизнь. Я не имел понятия, кто будет моим отцом, моей матерью. Это просто была случайная встреча на дороге.

Не пытайся использовать ситуацию. Не ищи преимущества из-за того, что ты сильный, у тебя есть деньги, а у меня ничего нет. И не принуждай меня, потому что это ужасно. Просто предложи мне. Ты всегда можешь предложить мне: «Таково мое предложение ты можешь его обдумать. Если тебе кажется, что оно правильное, выполни его, если нет -не выполняй».

И медленно, в моей семье установилось, что мне говорили только предложения. Но все были удивлены, потому что я тоже начал предлагать. Мой отец сказал: «Это новое состояние. Ты не говорил нам об этом».

Я сказал: «Это просто. Если вы можете предлагать мне что-то, потому что у вас есть опыт, вы взрослые, я тоже могу делать это, потому что опыта у меня нет. И это необязательно дисквалификация, потому что все великие изобретения получались у неопытных людей. Те, у кого есть опыт, повторяют одно и то же, из-за своего опыта они знают «правильный» способ, они не могут ничего изобрести.

Для того чтобы изобрести, вы не должны знать «верного» способа, который всегда применялся, только тогда вы сможете пробиться. Только у неопытного человека хватит сил пройти в непознанное».

И я сказал: «У вас есть квалификация опыта, у меня есть квалификация неопытности. Вы взрослые люди, но ваша взрослость также означает, что ваше зеркало уже не так чисто, как мое, на нем собралось много пыли. Да, вы многое видели в жизни, и это есть ваша квалификация.

Моя квалификация состоит в том, что я не видел жизни. На моем зеркале нет пыли оно отражает чище, яснее. Ваше зеркало может просто вообразить, что это отражение. Это может быть просто старое воспоминание, а не настоящее отражение действительности.

Так что должно быть так: если вы можете предлагать что-то мне, я могу также что-то предлагать вам. Я не прошу, чтобы вы выполняли мои предложения. Это не приказ. Вы можете обдумать их так, как я обдумываю ваши предложения».

***

Мой отец три или четыре раза в год ездил в Бомбей, и он спрашивал детей: «Если вы чего-нибудь хотите, я запишу и привезу вам».

Я никогда ни о чем не просил его. Однажды я сказал: «Я только хочу, чтобы ты приехал более человечным, менее отцовским, более дружелюбным, менее диктаторским, более демократичным. Когда вернешься, привези мне немного больше свободы».

Он сказал: «Но это невозможно купить на рынке».

Я сказал: «Я знаю, что это не продается на рынке, но это то, чего бы мне хотелось: немного больше свободы, немного более длинную веревку, меньше приказаний, меньше указаний, и немного уважения».

Ни один ребенок не просил уважения Вы просите игрушек, конфет, одежду, велосипед и все такое. Вы получаете их, но это не те вещи, которые сделают вашу жизнь благословенной.

Я просил у него денег только тогда, когда хотел купить книг, я никогда не просил денег на что-то еще. И я сказал ему: «Когда я прошу деньги на книги, лучше дай их мне».

Он сказал: «Что ты имеешь в виду?»

Я сказал: «Я просто сказал, что если ты не дашь их мне, тогда я украду. Я не хочу быть вором, но если ты принудишь меня, другого выхода не будет. Ты знаешь, что у меня нет денег. Мне нужны эти книги, и они у меня будут, это ты знаешь. Если деньги мне не будут даны, то я их. возьму, и помни, что это ты будешь вынуждать меня воровать».

Он сказал: «Не нужно воровать. Когда бы тебе ни понадобились деньги, просто приди и возьми их».

И я сказал: «Будь уверен, что это только на книги», но в этом не было необходимости, потому что он постоянно видел, как расчет моя библиотека.

Постепенно в доме не осталось больше места ни для чего, кроме моих книг.

И мой отец сказал: «Сначала у нас в доме была библиотека, теперь у нас в библиотеке находится дом! И все мы должны заботиться о твоих книгах, потому что если что-нибудь случается хоть с одной из них, ты поднимаешь такой шум, ты создаешь столько проблем, что все боятся твоих книг. А они везде, невозможно не спотыкаться об них. А здесь маленькие дети…»

Я сказал: «Маленькие дети для меня не проблема, проблема в больших детях. Маленькие дети - я так уважаю их, что они очень осторожны с моими книгами».

Видеть мой дом было странным делом. Мои младшие братья и сестры очень бережно относились к моим книгам, когда меня не было дома: никто не мог к ним прикоснуться. Они протирали их, держали на нужных местах, куда бы я ни положил их, так что когда мне нужна была книга, я мог найти ее. А это было просто, потому что я так уважал их, и они не могли показать свое уважение иным способом, как через книги.

Я сказал: «Настоящая проблема - это большие дети, сестры моего отца, их мужья - это люди, которые и создают проблемы. Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой делал пометки в моих книгах, подчеркивал в них, а эти люди постоянно это делают». Я ненавидел саму мысль, что кто-то будет подчеркивать в моих книгах.

Один из мужей сестер моего отца был профессором, так что у него была привычка подчеркивать. И он нашел столько прекрасных книг, что когда бы он ни приходил, то писал заметки на полях моих книг. Мне пришлось сказать ему: «Это просто не только невоспитанно, варварски, это показываем тот ум, который у вас есть.

Мне не нужны книги из библиотек, я не читаю книги из библиотек, по простой причине, что там есть подчеркивания, отметки. Кто-то что-то подчеркнул. Мне этого не надо, потому что без вашего ведома это подчеркивание остается у вас в голове. Если вы читаете книгу, и что-то выделено красным, эта строка выделяется. Вы прочитали всю страницу, но эта строка выделяется. Она оставляет прямой отпечаток в вашем сознании.

У меня отвращение к чтению чьих-либо книг, подчеркнутых, отмеченных. Для меня это как будто кто-то идет к проститутке Проститутка - это никто иная, как подчеркнутая и отмеченная женщина - по всему телу заметки разных людей на разных языках. Вы хотели бы, чтобы женщина была свежей, никем не подчеркнутой.

Для меня книга - это не просто книга, это роман. Если вы подчеркиваете в книге, вы должны заплатить за нее и купить. Тогда я не хочу, чтобы эта книга была здесь, потому что одна грязная киша может загрязнить весь пруд. Я не хочу, чтобы книги были проститутками заберите их».

Он был очень зол, потому что не мог понять Я сказал: «Вы не понимаете меня, потому что вы меня не знаете. Просто поговорите с моим отцом.

И мой отец сказал ему: «Это была наша вина. Почему вы подчеркнули в его книге? Почему вы сделали там заметки? Для какой цели? Ведь книга останется в его библиотеке. Во-первых, вы никогда не спрашиваете разрешения, не говорите, что хотите прочитать его книгу.

Здесь ничего не происходит без его разрешения, если это его вещь, потому что если вы возьмете без разрешения его вещь, он начнет так же брать ваши. А это создает проблемы. Только вчера мой друг собирался успеть на поезд, а он взял его чемодан…»

Друг моего отца чуть не сошел с ума: «Где чемодан?»

Я сказал: «Я знаю где, но в вашем чемодане одна из моих книг. Чемодан меня не интересует, я просто пытаюсь спасти свою книгу». Я принес его и сказал: «Открой чемодан», но он делал это неохотно, потому что украл книгу - и книга была найдена. Я сказал: «Теперь ты должен заплатить штраф, потому что это просто варварство.

Ты был здесь гостем, мы уважали тебя, мы служили тебе. Мы все для тебя делали - а ты украл книгу у бедного мальчика, у которого нет денег, у мальчика, который должен угрожать своему отцу, что «если ты не дашь мне денег, то я украду. И потом не спрашивай: «Почему я это сделал?» Потому что, если я смогу воровать, я буду воровать».

Эта книга не дешевая, а ты просто положил ее в чемодан. Ты не можешь обмануть мои глаза. Когда я ухожу в комнату, я знаю, все ли книги на месте, не пропала ли какая-нибудь».

И мой отец сказал профессору, который подчеркивал в моих книгах: «Никогда не делайте этого. Возьмите эту книгу и замените ее новой».

***

В моем родном городе был монастырь, в котором задолго до меня жил известный последователь Кабира, Сахибдас. Но он оставил после себя большой монастырь, огромный храм и множество пещер для медитирующих. Эти пещеры очень красивы, потому что его монастырь находится

рядом с рекой В маленьких холмах рядом с рекой он сделал эти пещеры, а внутри них находятся маленькие прудики с водой. Вы можете войти в пещеру, из одной и другую, хотя некоторые закрыты или их наполнила вода, или они обвалились. Но это нечто прекрасное.

А просто посидеть в этих пещерах… они так тихи туда не проходит даже дуновение ветра. Они были сделаны в точной правильной пропорции, так, чтобы человек, живущий в них не испытывал недостатка в кислороде, потому что воздух не проходил снаружи. Но размера пещеры достаточно, чтобы снабжать вас кислородом, по крайней мере, на протяжении трех месяцев. Так что туда приходили люди, чтобы медитировать.

Я был очень молод, Сахибдас умер за двадцать или тридцать лет до моего рождения. Но его преемника, Сатьясахиба, я знал очень хорошо, он был идиотом. Как это случается, по определенным причинам святые каким-то образом всегда притягивают идиотов.

Я не святой, так что вам не надо беспокоиться! Но святые привлекают идиотов, возможно, здесь есть определенное равновесие, которое необходимо сохранять природе, если есть святой, то необходимо определенное количество идиотов, чтобы сохранять равновесие. Природа верит в равновесие, она постоянно все уравновешивает.

Этот Сатьясахиб был полным идиотом, но он был большим другом моего отца. Так что это из-за отца я начал ходить туда, рассматривать пещеры. Это был действительно огромный монастырь и человек — его учитель — имел огромное влияние.

Теперь там никою нет, кроме Сатьясахиба, его преемника, все ушли. Там огромные сады, поля, это очень уединенное место, очень зеленое, и рядом течет река. Учителя Сатьясахиба похоронили на территории монастыря.

В Индии многие религии не сжигают своих святых, всех же остальных сжигают. Но несколько религий например, последователи Кабира - не кремируют своих святых, потому что их тело находилось в контакте с такой великой душой. Они ассоциировались с чем-то великим, так что разрушить их было неправильно.

И их тела должны быть похоронены так же, как у христиан и мусульман: делается самадхи, могила. Она не называется могилой, она называется самадхи — то же самое слово, которое обозначает наивысшее состояние сознания. Из-за того, что человек достиг самадхи, его могила не является обыкновенной могилой, это символ самадхи, наивысшего сознания.

Монастырь был огромен, и там жил только один человек. А самадхи последователей Кабира не полностью закрыты, там есть небольшая дыра, чтобы каждый год тело можно было вытащить и поклоняться ему.

Один из моих учителей был атеистом. Я сказал ему: «Ваш атеизм прекрасен, но вы верите в привидения или нет?»

Он сказал: «В привидения? Я не верю даже в Бога, почему я должен верить в привидения? Их не существует».

Я сказал: «Прежде чем так говорить, дайте мне шанс доказать, что они существуют, потому что я встречал привидение - видел, говорил с ним. А это привидение такого великого человека, Сахибдаса».

Он сказал: «Все это ерунда! Ты узнал об этом от этого идиота, Сатьясахиба. Он постоянно говорит о своем Гуру, никто его не слушает, но он говорит. А я видел, что ты там был».

Я сказал: «Это правда, что вы видели, как я туда ходил, но вы не знаете, что я организовал встречи с его учителем, что сам он сделать не мог».

Мой учитель посмотрел на меня подозрительно, но мои слова звучали как обычно - так уверенно. Я сказал: «Нет проблем, нет необходимости обсуждать это. Обсуждение будет позже, сначала давайте столкнемся…»

Он начал чувствовать небольшой страх. Я сказал: «Не бойтесь, я буду с вами, и там еще будут трое или четверо моих друзей, потому что нам надо открыть тяжелую дверь, а затем вытащить тело».

Он сказал: «И все это надо сделать?»

Я сказал: «Да, это надо сделать. Тело надо вынуть, только тогда я могу попросить Сахибдаса материализоваться. Вы должны осознать только одно: не шумите, потому что если последователь, Сатьясахиб, проснется, будут проблемы, потому что это очень против их веры. Только один день в году - в годовщину дня его смерти они могут вынуть тело. А это совершенно против их религии. Тогда будет беда.

Так что будьте очень тихи и спокойны. И если возникнет ситуация, когда вам придется бежать, никого не ждите и никого не зовите по имени, просто убегайте. Просто будьте осторожны, потому что это беда: привидение иногда ловит человека, особенно хватает за одежду. Так что будьте осторожны».

Этот учитель был бенгальцем - носившим длинную курту и дхоти - а бенгальцы носят очень просторные одежды, так что того, кто не при деле, кто не может убежать, кто не может выполнять тяжелую работу, зовут «Бенгальским Бабу». В Индии быть названным «Бенгальским Бабу» - оскорбление. Есть дне крайности: если кто-то назовет вас «Сардарджи», это оскорбление. Это означает, что у вас нет ума - не в том смысле, что вы медитатор, а в том смысле, что вы - Аятолла Хомейни. Если кто-то называет вас «Бенгальским Бабу», это означает просто бесполезный.

А у бенгальцев странные привычки: их дхоти настолько свободное, что если они бегут, то обязательно падают. Они постоянно носят зонтик, двенадцать месяцев в году. Идет дождь или нет, не имеет значения, жарко или нет, не имеет значения А в Индии времена года очень четко обозначены, вам не надо целый год носить зонтик. Во всей Индии никто не заботится о зонтике на протяжении всего года, кроме бенгалийских бабу, каким-то образом это стало частью их стиля. Они постоянно носят зонтик, бесполезный багаж, просто без причины.

И я сказал своему учителю - его звали Бхаттачарья я сказал: «Сэр, оставьте свой зонтик, потому что если оно за него схватится - а эти привидения действительно хватают за вещи…»

Он сказал: «Я не могу оставь свой зонтик. Без него я чувствую себя голым или как будто что-то пропало».

«И, я сказал, вы должны завязать свое дхоти, потому что если оно упадет, то вам придется бежать голым. А эти привидения духи: они не верят в ваши манеры, в ваш этикет. Оно может схватить вас за дхоти и вам придется бежать без него».

Он сказал: «Но он святой!»

Я сказал: «Он святой, но теперь он также и привидение. Но это ваше дело: вы можете приходить так, как вам захочется».

Он пришел. Он завязал свое дхоти настолько туго, насколько это возможно. Та манера, как они его носят… дхоти можно носить по-разному. Жители штата Махарашты носят его лучше всех, тогда это почти как пижама - разделено на две части, вы можете бегать в нем, работать.

Бенгальцы носят его хуже всех. Та часть, которая находится со спины, висит так низко, что прикасается к полу, и передняя часть тоже прикасается к полу.

Мы пошли туда посреди ночи. Мы выбрали темную ночь, когда не было луны, потому что если бы преемник увидел нас… А мне нужна была темная ночь для привидения - потому что я подготовил одного человека, чтобы он был привидением, чтобы он схватил Бхаттачарью за дхоти, если бы он пришел без зонтика.

Могила была большой, потому что пандиты вытаскивают тело, оно вытаскивалось в гробу. Могила была достаточно большой, чтобы рядом с гробом лежало еще и привидение. Так было условлено, что мы вытащим нашего человека, и в это мгновение один из нас бросит что-то, закричит и все побегут. И прежде чем Бхаттачарья увидит, кто есть привидение, оно начнет хватать его за что-то. Именно так и случилось.

Все было прекрасно. Привидение схватило его за дхоти и Бхаттачарья… Вы не можете поверить, каким может стать человек, когда он действительно боится: он сам снял свое дхоти. Он не ждал, пока оно упадет само, он сам развязал его: Дхоти, зонтик… Привидение даже не поймало зонтик, потому что оно лежало, а зонт был в руке Бхаттачарьи. Но Бхаттачарья подумал: «Кто знает? Оно может прыгнуть и за зонтиком!» И когда он начал снимать свою курту, я сказал: «Привидение удовлетворено, пойдемте!»

Через два дня я спросил его: «Как же ваш атеизм?»

Он сказал: «Все это ерунда, я был глупцом. Ты прав - Бог есть. Но какая странная ночь!»

Я сказал: «Вы должны хотя бы поблагодарить меня - я спас вашу

курту».

Он сказал: «Это я помню. Я снимал ее, потому что если бы привидение схватилось бы за нее, оно бы поймало меня Я подумал: «Я оставлю все, так чтобы хотя бы добраться до дома. В худшем случае люди будут смеяться, и это будет неудобно». А это так и было, потому что когда я пришел туда в своей курте…»

Мы сделали все приготовления, чтобы там были люди, иначе, кто бы это увидел посреди ночи? В городке, в маленьком городке, все люди в девять часов ложатся спать, самое позднее, в десять. В те дни не было ки­но, так что в девять часов город был почти пуст. Так что мы организова­ли: «Что-то действительно грандиозное произойдет: вы просто ждите. Около двенадцати вы увидите, как Бхаттачарья идет голый домой»-.

Люди сказали: «Голый!»

Мы сказали: «Но никому не говорите. Он будет даже без зонтика!»

Люди были действительно заинтригованы, и они ждали, все лежали в кровати. Летом в Индии люди спят на улице. Все лежали, но не спали, так что когда пришел Бхаттачарья, образовалась огромная толпа: факелы, лампы и люди.

Бхаттачарья потел и трясся, так что мы сказали людям: «Это нехо­рошо. Вы должны уйти. Он встретил привидение, а вы беспокоите его. Он может умереть, у него такой шок».

Мы привели его в дом, мы налили ему холодную ванну и вылили на него столько холодной воды, сколько было возможно, чтобы привести его в чувство. Это было очень сложно, но, в конце концов, он сказал: «Да, я чувствую себя лучше, но где же привидение?»

Я сказал: «Привидение исчезло. Мы закрыли гроб».

«А мой зонтик и дхоти?»

Я сказал: «Мы принесли их, потому что молились привидению: «Бедный Бхаттачарья очень бедный, а вы святой. Это достаточное наказание для неверующего, более чем достаточное», и он вернул все вам».

С того дня мы каждый день видели, как Бхаттачарья утром ходил в самадхи, приносил туда цветы и молился.

Я сказал: «Вы стали последователем Кабира?»

Он сказал: «Мне пришлось стать. Я читаю писания последователей Кабира, высказывания Кабира, песни Кабира — они действительно пре­красны. Но я должен поблагодарить тебя, — сказал он мне. — Если бы ты не организовал этот случай с привидением, я бы умер неверующим».








Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Наверх